Хозяйка магической лавки – 5 - Александра Черчень

и направилась к храму Единого. Староста, побледневший от моего тона и действий, поспешил за мной, пытаясь понять, что происходит.

– Госпожа, куда вы направляетесь? – спросил он, дыша тяжело после быстрого шага, и вид у него был совершенно растерянный.

– Со священником знакомиться, Игар. Мне, знаете ли, интересно, почему в моей деревне такие прогрессивные нравы, что можно девок брать как в жёны, но не в жёны. А культ Единого, оказывается, и не против. Достаточно поклониться – и всё, да? – в моём голосе слышался сарказм, и староста невольно дернулся, будто его ударили.

– Госпожа, это… это не совсем так… – начал он заикаться, но я подняла руку, чтобы его остановить.

– Я сама выясню, как именно, Игар, – отрезала я и продолжила шагать вперед.

В церкви было тихо и прохладно, свет проникал сквозь витражи, рисуя разноцветные узоры на мраморном полу. Священник, высокий худощавый мужчина в темном облачении, поднял глаза на меня, видимо, совершенно не ожидая столь внезапного визита.

Я медленно направилась к нему, чувствуя, как за мной нерешительно плетётся староста.

Правда, приблизившись, я поняла, что сутана была не священнослужителя, а лишь послушника.

– Да будет Единый благосклонен к нам, – сотворив знак культа перед лицом, я поклонилась алтарю, а после обратилась к послушнику. – Мир этому храму. Я хочу поговорить со святым отцом. Где он?

– Там? – нерешительно кивнув в сторону малозаметной дверцы, проговорил послушник. – Но только у него постный обед, велено не беспокоить…

Наверное, в любой другой ситуации я бы смиренно попросила святого отца выйти в зал и побеседовала бы с ним тут. Я бы ни в коем случае не стала провоцировать возможный конфликт с духовенством в своей отдельно взятой деревеньке.

Но не сейчас!

Не после того, как на моей территории совсем юную девочку почти за волосы тащили во внебрачную связь. И я не верю, что гаденыш Ванко стал бы ждать, пока Милуша созреет. У крестьян с этим проще. Просветительская деятельность, конечно, даёт свои плоды, но зреют они весьма долго.

Да и броская церковная роскошь на фоне разрухи оказалась весьма провоцирующим фактором.

Потому я лишь кивнула и решительно направилась к двери.

По ту сторону располагалась маленькая, но богато убранная трапезная. За массивным столом, спиной к нам, сидел крупный, даже монументальный мужик в рясе.

А на столе-е-е! Чего только не было!

Сара взлетела повыше и восторженно перечислила:

– Вот это постный обедик, Аделька! Рябчики, перепелка, колбаска, сыры всякие! Икра чёрная, икра красная, икра заморская баклажанная!

– Приятного аппетита, – самым зловещим тоном поприветствовала я.

Священник дёрнулся, выпустил из рук трепетно сжимаемое кольцо колбасы и повернулся. Его глаза изумленно округлились, а после он практически взвизгнул:

– ТЫ?!

– Вы, – мрачно поправила его я. – Леди Адель Харвис к вашим услугам, отец Боррель.

– Леди… Харвис? – даже как-то обреченно уточнил давний знакомец.

– Глава рода, – кивнула я. – Очень удивлена встретить вас тут.

– После ряда неудач с нечистыми в столице меня отправили вести паству к свету в более отдаленное место, – с кислым выражением благообразно-полного лица ответил Боррель. – Не думал, что вновь доведется увидеться.

– Я смотрю, и в «отдаленном месте» вы устроились вполне комфортно, – я выразительно огляделась.

Поп, казалось, даже немного смутился и отодвинул от себя тарелку с запеченной целиком рыбой.

– Да вот… взял обет воздержания. Смотрю на блюда и смиряю плоть. Сам довольствуюсь корочкой хлеба.

В подтверждение своих слов он поспешно сунул в рот краюху чёрного, одновременно задвигая ногой под лавку выроненный кусок колбасы.

Сара, пользуясь тем, что её не слышат, смеялась просто во весь голос. Заливалась, едва ли не икала.

– Присядете? – повёл рукой святой отец. – Расскажете, что привело сиятельную леди в мой скромный приход.

– Присядь, Аделька, – не унималась Книжуля. – Посмотри на осетра, смири плоть. О-о-ой, не могу! Слушай, а винишком он что смиряет? Хотя это ж кагор, наверное, не считается. Шо вино, шо вода.

Не обращая внимания на магическую книгу, я заговорила:

– Я только что стала свидетелем «церемонии», где юную девушку собирались «почти» отдать замуж за мужчину, который уже однажды венчался. Хотела бы узнать, с каких пор в культе Единого приветствуется «почти»-многоженство?

Священник густо покраснел, под его рясой вздымалась грудь, он пытался подобрать слова, но в воздухе повисло только неприятное молчание.

– Так вот, отец Боррель, – продолжила я, не оставляя ему возможности для отговорок, – я прошу вас, как представителя духовной власти в этой деревне, разъяснить всем, что подобные брачные союзы незаконны. И если ещё раз услышу о попытках обойти законы королевства, мне придется лично известить столицу о вашей… – я сделала паузу, намеренно задержавшись на слове, – компетенции.

Ну, столицу не столицу, а вот столичному мэру уж точно расскажу. Не поленюсь лично до его особняка прогуляться, можно даже своими ножками.

Священник нервно сглотнул, его руки дрожали, пока он пробовал сплести пальцы в молитвенном жесте, но это выглядело скорее как тщетная попытка скрыть панику.

– Леди, я, конечно, сделаю всё, как вы говорите, – быстро произнёс Боррель. – Просто жители тут… люди непросвещённые, да ещё и эти дикие старинные обычаи…

– Значит, займитесь их просвещением, – отрезала я. – Ваша задача здесь – не только смирять плоть, отец Боррель, но и наставлять паству на путь праведности. Не хотите же вы, чтобы о таком плачевном состоянии духовной жизни вверенной вам деревни узнали в столице?

Я отвернулась от Борреля, давая понять, что наш разговор закончен. Вступать в полемику с этим человеком не было никакого желания. Направляясь к выходу, я услышала, как он что-то бормочет под нос, возможно, молитву либо просто прощальные слова своим осетрам и перепелкам. Но меня это уже не волновало.

У двери я обернулась и сказала с легкой улыбкой:

– К слову, отец Боррель, постарайтесь хотя бы убедиться, что ваша «корочка хлеба» не превышает по весу самого рябчика. Сомневаюсь, что такой «постный обед» сможет кого-либо убедить в вашем смирении.

Я развернулась и вышла из храма, чувствуя, что староста плетётся позади, не зная, что сказать.

Сегодня был первый шаг к наведению порядка в этой деревне, и я не собиралась останавливаться.

На улице я задержалась только возле Ванко, который стоял неподалеку от дверей церкви. Увидев моё спокойное выражение лица, тот, очевидно, разочаровался.

Проследовав к своей карете, я уже мысленно набрасывала план действий.

Оказывается, после того как я получила права главы рода, я вот вообще не с того начала. Особняк – это особняк. Он, конечно, был не в отличном состоянии, но вполне себе можно было жить.

А вот деревня… не только в нищете ведь дело.

В традициях. В верованиях.

В том, что под нож традиций и народных фантазий часто клали человеческие судьбы.

До сих пор.

Когда мы сели в карету и отправились забирать Лаора и девочку, Сарочка вдруг заговорческим тоном спросила:

– Я вот шо мозгую, Аделька… а ты не находишь, что крестьянушки-то у нас больно наглые? Тот же Ванко вообще не стесняясь тебе в глаза пялился, словно уверен, что ему ничегошеньки за такую развеселую личную жизнь не будет.

– Ты права, – медленно кивнула я в ответ. – И мы обязательно выясним с чего это такое поведение.

Глава 17

Дорога обратно прошла в напряжённом молчании. Я устало откинулась на спинку мягкого сиденья кареты, глядя сквозь запотевшее окно на пролетающие мимо заснеженные пейзажи. В голове роились мысли о том, как привести деревню в порядок. Построить школу, дороги, раздать одежду и поставить забор – всё это я могла сделать, и, возможно, даже хватило бы денег. Но это не изменит самих людей. И проблема была именно в этом – большинство из них устраивало собственное положение. И это было самое грустное.

То, как мать по сути продавала свою малолетнюю дочь за кобылу…

То, как вел себя Ванко – мужчина был уверен, что наказания не последует. Значит, так оно и было, и стоит проверить слова старухи Агафьи про двух других девушек, а ещё узнать про пропавшую жену. Безнаказанность ведет к вседозволенности, а это ни к чему хорошему никогда не приводит.

Милуша, спасённая девочка, сидела напротив, крепко обнимая себя за плечи и не отрывая взгляда