Генерал-фельдмаршал светлейший князь Михаил Семенович Воронцов. Рыцарь Российской империи - Оксана Юрьевна Захарова

роты – батарейная № 17 и две легкие № 17 и 18. Дивизионная квартира располагалась в крепости Авеле. Пехотная дивизия насчитывала на 15 декабря 1815 г. 11 696 человек воинского состава, из них: генералов – 4, штаб-офицеров – 21, обер-офицеров – 240, унтер-офицеров – 778, музыкантов – 296, солдат – 10365[248].

Начальником 12-й пехотной дивизии был Григорий Иванович Лисаневич (1756–1832) – генерал-лейтенант, участник штурмов Очакова и Праги, сражений под Аустерлицем, Прейсиш-Эйлау и Фридландом, боевых действий на Дунае в 1809 —

1811 гг. В Отечественную войну командовал Чугуевским уланским полком в армии Чичагова. В генерал-лейтенанты произведен в 1814 г. за сражение при Бар-сюр-Об. 12-я пехотная дивизия включала полки: Смоленский, Нарвский, Алексопольский, Новоингерманландский, 41-й и 6-й егерские и артиллерийские роты – батарейную № 23 и две легкие – № 23 и 24. Дивизионная квартира находилась в крепости Мобеж. Состав 12-й пехотной дивизии включал на 15 декабря 11 507 человек, из них: генералов – 4, штаб-офицеров – 26, обер-офицеров – 215, унтер-офицеров – 777, музыкантов – 293, солдат – 10 192 [249].

3-й драгунской дивизией был назначен командовать генерал-лейтенант Илья Иванович Алексеев (1773–1830) – участник штурма Измаила, русско-шведских войн 1788–1790 гг., 1808–1809 гг. и кампании 1807 г. В Отечественную войну 1812 г. командовал кавалерийской бригадой в корпусе Витгенштейна, четырежды ранен. 3-я драгунская дивизия включала полки: Смоленский, Тверской, Кинбурнский, Курляндский, два казачьих полка и конно-артиллерийскую роту № 7. Дивизия состояла на 15 декабря 1815 г. из 4324 человек, из них: 4 генерала, штаб-офицеров – 12, обер-офицеров – 136, унтер-офицеров – 394, музыкантов – 75, солдат – 3703. Два полка донских казаков насчитывали 942 человека, из них 31 офицер, 26 унтер-офицеров и 885 солдат[250]. Еще раз обратим внимание на тот факт, что в подчинении М. С. Воронцова находились очень опытные и заслуженные военачальники, что говорит о том, что высшее командование доверяло М. С. Воронцову не только как военачальнику, но было уверено, что он пользуется достаточно большим уважением своих подчиненных любого ранга. Это было особенно важно, учитывая обстоятельства пребывания корпуса во Франции.

Обычно армии воспринимаются нами в связи со сражениями и маневрами. Это яркая, но непродолжительная страница солдатской жизни. Традиции, быт, отношения с местным населением, словом, повседневность почти всегда остаются вне изучения. В 1810 г. один из визитеров, посетивших Пиренеи, попросил Веллингтона проводить его в расположение частей. Вернувшись в штаб, он недоуменно сказал Веллингтону: «Я ничего не увидел, ничего, кроме каких-то хаотично разбросанных групп людей. Кто-то стирал, кто-то готовил пищу, а большинство – просто спали». – «Что ж, – ответил полководец, – значит, Вы и видели армию»[251].

Забота о солдате – одна из лучших традиций русской армии. Депеши М. С. Воронцова свидетельствуют, какую огромную работу выполнил командующий для снабжения корпуса всем необходимым.

В первую очередь М. С. Воронцову приходилось решать сложные административно-хозяйственные вопросы, связанные с проблемами денежного довольствия корпуса. Первоначально генерал-интендант Канкрин намеревался назначить на содержание корпуса в год 8 300 000 франков. Но в связи с уменьшением сумм, предназначенных для войск всех союзных держав, на содержание Русского корпуса с 1 декабря 1815 г. по 1 апреля 1817 г. предполагалось отпускать ежегодно по 7 142 857 франков, а всего за 16 месяцев – 9 523 809 франков. После ухода пятой части войска корпусу полагалось с 1 апреля 1817 г. по 1 декабря 1818 г. ежегодно – по 5 714 286 франков, а за 20 месяцев – 9 523 810 франков. Согласно этому расчету, всего следовало получить 19 047 619 франков [252].

Однако, как указывает М. С. Воронцов в своей докладной записке на имя Императора, французское правительство отпускало на содержание Русского оккупационного корпуса «ежегодно 4 миллионами менее получаемого войсками других держав, оставленными во Франции на том же основании…».[253] Вполне закономерно, что подобная ситуация вызывала большое беспокойство М. С. Воронцова, о чем он говорит в «Записке» [254].

Одним из вариантов решения проблемы становится «выписывание некоторых вещей из России и подрядов». В результате корпус не только обошелся выделенной суммой, но и передал в казну «более двух миллионов экономии»[255]. При этом, согласно докладу М. С. Воронцова, для обмундирования использовались лучшие французские и английские сукна, войска корпуса были обеспечены жалованьем и другими денежными выдачами по 1 января 1819 г.[256].

Не следует полагать, что М. С. Воронцов старался избегать помощи Петербурга в решении финансовых проблем, целиком полагаясь на собственные средства. Так, в 1815 г., опасаясь, что в результате введенного тарифа на офицерские порции обер-офицеры будут нуждаться, М. С. Воронцов обращается с письмом по этому вопросу к Императору (15 октября 1815 г.). В ответном письме Александра Павловича из Берлина от 26 октября 1815 г.[257] на имя М. С. Воронцова Император сообщает, что находит замечания его правильными, он согласен, что выделение 500 000 франков необходимо для нормального обеспечения продовольствием офицерского состава, так как офицер должен иметь возможность покупать все необходимое.

Впоследствии М. С. Воронцов сумел сэкономить практически полностью 1 500 000 франков (500 000 в год) путем заключения удачной сделки с французским правительством, которое назначило за офицерский порцион достаточное денежное содержание, в итоге корпус обошелся без новых поступлений из казны, более того, из сэкономленных средств все офицеры имели дополнительный порцион на шесть недель свыше установленного срока по контракту, а все чиновники, оставшиеся с больными корпуса, получили порционы на весь период их нахождения во Франции.

В целом распределение порционов выглядело следующим образом:

Всего ежедневно 1600 офицерских порционов[258]

Исходя из распоряжения Императора отпускать корпусу на офицерские порции 500 000 франков в год, было сэкономлено для казны 1 500 000 франков.

Бытовые стороны жизни корпуса требовали значительного внимания, ввиду чего М. С. Воронцову приходилось вникать во все хозяйственные проблемы и оперативно находить выход из положения.

С самого начала пребывания во Франции М. С. Воронцов много занимался размещением военнослужащих корпуса, полагая, что от решения этой задачи зависит как сохранение собственных военных привычек и традиций, так и нормальные отношения с местными жителями. Для этой цели М. С. Воронцов приказал предоставить в деревнях отдельные дома для казарм, таким образом были устроены две трети состава корпуса. Существовал и второй способ размещения – «частные лагеря, на которые выпрашивал палатки у французского правительства и герцога Веллингтона»[259].

Первый вариант имел серьезный недостаток, на который указывал М. С. Воронцов, а именно: «умножение больных», но, как пишет командующий, «я почитал зло сие