Область личного счастья. Книга 2 - Лев Правдин

Перед ним встала новая Женя. Он увидел ее такой, какой сохранила память, но все ее поступки, слова, пылкие чувства, восторженная влюбленность вдруг приобрели новое значение. Так в какое-то весеннее утро серый таежный пейзаж вдруг неузнаваемо расцветает под солнцем радугой чудесных красок.

На последнем курсе техникума она вдруг увлеклась театром. Оказалось, у нее талант. Проучившись два года в студии, она стала актрисой.

Верный своим правилам, он не мешал ей ни в чем.

За все эти пять лет у них были частые, но недолгие встречи. Один раз она приезжала к нему. Всякий раз, бывая по делам в городе, он проводил с ней все свободное время. Но с тех пор, как она начала учиться в студии, у нее не было ни одного свободного летнего месяца. Все каникулярное время у нее проходило в каких-то выездных бригадах или на гастролях, а он так ни разу и не воспользовался своим очередным отпуском.

Поздно ночью, возвращаясь домой, он находил время на ходу потосковать. Тоска робко вползала в избушку, но тут он сразу валился на постель и засыпал мгновенно, как солдат после тяжелого похода.

Робкое северное утро весны еще еле угадывалось, когда он уходил на работу. Пройдя по хрусткому от утренника мху, он выходил на новую дорогу. Первая дорога! Она шла от станции, которой еще не существовало, до будущего города. И корпуса комбината, и дома — все казалось призрачным в сером апрельском мраке. Редкие огоньки рдели в окнах немногих достроенных домов.

Почти все рабочие, десятки тысяч людей живут в бараках или по избам в окрестных деревнях, и только немногие счастливцы в старых коттеджах, которые были срублены еще в первые месяцы строительства, или в новых деревянных домах.

Коттеджи с высокими крышами и светлыми окнами расположены среди сосен, оставшихся от непроходимой тайги. Этот участок решено сохранить в неприкосновенности. Он зеленым оазисом возвышается среди огромной пустыни, покрытой сохнущим рыжим мхом.

Сгоряча вырубили все, ни одной елочки не сохранилось на память о тайге. Город будет стоять как на ладони, голый и неприкаянный. Так, по крайней мере, думали те, кто готовил площадку под строительство.

Везде среди кочек блестят оконца весенней, болотной воды, желтеют похожие на блины срезы многочисленных пней, подножья которых усеяны нетленными листочками брусники, а в низких местах из-под снега вытаивают яркие бусинки клюквы.

Виталий Осипович трудился с деспотической энергией человека, увлеченного делом. Он не щадил никого и, прежде всего, самого себя. При этом, как и всегда, был расчетлив и дальновиден.

Уже смонтированы подстанции, к ним подведены воздушные линии, осталось подвести ток к трансформаторным подстанциям лесной биржи и комбината. Вот-вот загремит лед на реках, из тайги по многочисленным темным речонкам в Веснину хлынут потоки древесины. Ее надо немедленно выгружать из воды, иначе сотни тысяч тяжелых бревен забьют всю реку и от страшного напора полноводной весенней реки прорвут запонь и гулевыми вольными ватагами уйдут в низовья. А разве без электрической силы выбросишь на берег этот несчитанный, неоцененный дар тайги? Она, матушка, щедра-щедра, но даром и щепки не даст. Потрудись до белого поту, каждой сосенке, каждой мохнатой елочке поклонись, да где надо на коленках поползай вокруг них, вот тут тебе и будет отпущено в меру твоего старания.

Сколько рабочих рук, сколько багров для этого потребуется? И за сколько лет эти багры сделают дело, рассчитанное на короткий срок нескольких месяцев?

Нет, Факт не врал, когда говорил Жене, что его ждут, как бога, и, в первую очередь, ждет Корнев. Ждали не столько его, сколько электрокабель, который должен связать завеснянскую ТЭЦ с подстанциями комбината и поселка. Пока электроэнергию давали две электростанции, где старенькие локомобили, фыркая паром, выжимали из маломощных генераторов энергию, потребную для основного строительства.

Извещение об отправке электрокабеля давно получили, а платформы, груженные деревянными барабанами, мотало где-то по бесчисленным передаточным пунктам. А время шло. Расторопный Факт долго гонялся за платформами и, наконец поймав их, всеми неправдами проталкивал к месту назначения. На правду он ставки не делал, тайно считая ее помехой в своем сложном снабженческом деле.

С такими невеселыми мыслями пришел Виталий Осипович к себе в контору.

Поздоровавшись с Линой, он прошел в кабинет. Здесь стоял очень хороший письменный стол, одно кресло и несколько садовых диванов на литых чугунных ножках.

Вошла Лина и остановилась на своем постоянном месте. С недавних пор она начала одеваться несколько наряднее, сменила сапоги на туфли и только волосы по-прежнему гладко причесывала и стягивала на затылке яркой лентой. И еще он заметил — Лина иногда улыбалась, и тогда выражение ее трагически расширенных глаз делалось наивным, как у ребенка, и она казалась красивой.

Покончив со всеми канцелярскими делами, он ушел на биржу, где срочно монтировали кабель-краны, потом на катере отправился осматривать запонь и только к концу дня вернулся к себе в контору. Лина сразу набросилась на него:

— Я вас везде искала. Звонил Факт.

— Ну что? — торопливо спросил Виталий Осипович, сбрасывая плащ на спинку садового дивана. — Привез?

— Да, сегодня вечером обещают дать паровоз, — бесстрастно и четко сообщила Лина. Она помолчала и как-то особенно осуждающе договорила:

— И еще Факт просил передать вам: с этим же поездом приедет ваша жена.

— Что он там еще выдумал? — ворчливо спросил Корнев.

Отступая на всякий случай от стола, Лина совершенно официально отчеканила:

— Не могу знать. Сказал: жена. Если бы сказал Женя, я бы знала. Разрешите идти?

И, как прежде, щелкнув каблуками, она ушла.

Что еще там выдумал этот Факт? Какие-то новые махинации. Месяца не прошло, как он вместе с цементом привез несколько скульптур. Говорит, «в нагрузку» к цементу дали. Венеры какие-то и, кажется, Гераклы. Стоят теперь на складе, приводя в игривое настроение грузчиков да экспедиторов. Нагрузка! А теперь чья-то жена в нагрузку к электрокабелю. Хотя Лина, кажется, прямо сказала, чья жена. Факт еще и не то выдумает. Снабженец старой школы. Толкач. Он, рассказывают, и женился как-то по-толкачески. Ну это уж его дело. Венер еще можно в парке поставить, а с женой, которая при электрокабеле, пускай сам разделывается.

В это время Женя в сопровождении Факта шла по темной дороге к поселку.

— Прикажете проводить? — осведомился Факт.

— Сама дойду, — порывисто дыша, ответила Женя. — Я знаю, где он живет.

— Значит, бывали в наших краях. Как же это я не приметил вас?

Женя счастливо засмеялась в темноте:

— Бывала, бывала. Еще тут и вас не было, еще ничего не было, а я уже была. Раньше всех вас! Ну, всего. Спасибо…

И она, уверенно свернув вправо, исчезла в темноте.

Факт поспешил в контору. Как он и предполагал, Корнев очень обрадовался его прибытию. Доложив о долгожданном грузе. Факт, деликатно пощипывая усики, сказал доверительно:

— Супруга вас дожидается.

— Какая супруга?

— Евгения Федоровна.

— Женя! Где она?

— На квартиру к вам проследовала. Я хотел проводить, а они ручкой — так… Дескать, сама найду…

Корнев медленно поднялся. Лина счастливо ахнула и впервые увидела улыбку на обветренном лице своего начальника. Изменяя своим привычкам и нарушая субординацию, она бабьим жалостливым тоном посоветовала:

— Да идите же к ней, Виталий Осипович. Я тут все доделаю. Идите.

Когда торопливые шаги начальника затихли в коридоре, она сказала:

— Вот ведь как любит-то? Ну как она?

— Фигуристая бабочка, — напористо ответил Факт. — Молодая, а такая… не подходи близко.

— Ах, да я не про то, — перебила Лина.

Факт догадался:

— Вам про душу узнать желательно, про мысли и сердечную направленность…

Он умиленно склонил голову к плечу:

— Так ведь я не гадалка. Я, Линочка, человек практический.

Упруго подрыгивая толстенькими ляжками, он прошел к столу и сел против Лины. Сквозь золотистую щетинку на выпуклых щеках просвечивали густые банные румянцы. Редкие золотистые же завитки дымились над сияющим куполом головы.

Опершись короткими руками о стол, он скорбно прикрыл глаза:

— Себя не цените, Линочка. Годы идут, красота вянет.

— Характер плохой, — засмеялась Лина, — кавалеры боятся.

— Вы имеете право на любой характер при своей наружности, — пылко заверил Факт.

— Знаете что. Факт? Надоели вы мне.

— Верю, — вздохнул Факт, — я говорю с вами как с Венерой.

— О, по Венерам вы специалист!

Факт горячо прошептал:

— Линочка, если вас на пьедестал поставить, все кругом побледнеют от зависти. Хотите, все для вас будет…