Сэйл-мастер (СИ) - Варвара Мадоши

— Я не об этом, — сказала Сандра. — Я о том, что контрабандную ткань можно замаскировать подо что-нибудь другое. Например, если этот… шелк, — как зачарованная, она не отрывала глаз от искусственного огня, — так легок и тонок, то его можно драпировать. Его можно сделать многослойным.

— Даже если мы сошьем из него занавески в кают-компанию, за таможню мы их не протащим, — фыркнула Людоедка. — Не такие идиоты там работают.

— Но, может быть, они могут увлечься? — глаза у Сандры горели каким-то неимоверно многообещающим с точки зрения Людоедки и Балл светом.

Здание Большой Таможни располагалось сразу за Сухим Портом. В ведение этого учреждения в числе прочего входил забор из местного заговоренного тростника железной твердости, и будьте уверены: охраняли его на совесть. За забором, в коем Таможня служила единственным пропускным пунктом, начинался городок Амбервиль, занимающий весь Янтарный остров и парочку соседних — Яшмовый и Аметистовый. Столица Жемчужины не отличалась красотой: в ней не было ни широких улиц, ни архитектурных изысков, ни разряженной публики, не даже сколько-нибудь пристойных питейных заведений. Зато имелись широкие полудикие пляжи в дивной красоты лагунах, нежно-салатовое теплое море и водопады, ниспадающие со скал. Но все эти чудеса, увы, оказывались запретны для тех экипажей, которым не удавалось пройти таможенный контроль.

На Жемчужину запрещен был ввоз предметов роскоши — всех вообще, а не только оловатского шелка. Но не потому, что они на ней производились, и правительство не терпело конкуренции. Наоборот. На Жемчужине не производили ничего, даже отдаленно напоминающего роскошь — любые излишества запрещались на этой пуританской планете законодательно. Эфирники редко покидают территории портов, а они от планеты к планете одинаковы; должно быть, не один капитан, провозивший сюда земной коньяк или золотую пудру с Белкали задумывался, кто может пользоваться всеми этими приятными мелочами в мире, где частная жизнь любого гражданина должна быть на виду все девятнадцать часов местных суток. Но — покупали. И платили хорошо, не торгуясь.

…Младший преподобный Еремия Сандерс, дежуривший по таможне, тоскливо косился на часы под потолком большого зала и ждал законного перерыва, когда можно будет выйти из здания Таможни на пирс, полюбоваться трепещущими на ветру листьями древовидной конопли и подумать о чем-нибудь постороннем, не связанным с потоком грешников из внешних миров. Грешников было не так чтобы много, но таможенникам вменялось в обязанности досматривать любого, выходящего из порта, включая персонал, а это прибавляло хлопот.

У чиновника нестерпимо ныли виски, и казалось — если он хотя бы в мыслях своих не отвлечется, его бедная голова взорвется, ошметки пролетят через весь зал и шлепнутся прямо на большой канцелярский стол старшего преподобного Боллинга. Как раз когда тот будет подписывать бумагу об очередном сокращении жалования с целью повышения благочестия. Думать пришлось бы под видом молитвы, но любой служитель церкви уже с ранга послушника вырабатывал жизненно необходимую способность всегда сохранять на лице молитвенное выражение.

Руки Сандерса двигались с привычным автоматизмом, и с не меньшим автоматизмом отверзались его уста, вопрошая проходивших мимо одними и теми же словами:

— …С какой целью… где собираетесь останавливаться… к какому кораблю приписаны…

— Джерри, глянь, — толкнул его локтем напарничек — младший преподобный Питер, бездельник и идиот.

С некоторым раздражением Сандерс оглянулся, думая совершенно не о Питере и не о том, что там этому пустомеле показалось интересным. И тут же раскрыл рот от удивления.

По узкому проходу «зеленого коридора» к нему двигалось самое удивительное создание.

«Наверное, так и выглядят ангелы, — подумал он. — Нет. Демоны-искусители».

Девушка была невелика ростом — метра полтора, не более. При этом шла она так легко, что, казалось, плыла над полом. Ее окутывало облако огненно-пламенных, невесомых шелков. Сложно было разобрать, есть под ними тело или нет — только невнятный силуэт, колыхание, смущение духа, ума и сердца. А запах! Томный, нежный аромат, чуждый канцелярскому воску, упаковочной бумаге и сургучу. Одно движение руки, один взгляд черных очей, смоляной завиток, упавший на плечо… обнаженное? прикрытое?.. черт его знает — о да, черт-то знает! За один лишний миг созерцания он отдал бы и всего себя, и все богатства свои, и все потомство свое…

— Бэла Камовна из Тихих Трав, — холодно сообщило видение, положив на стойку перед Сандерсом печать-удостоверение. — Пилот бригантины «Блик».

Пилот. Ага, как же. Не спешите меня. А эти двое ребят в черных куртках у нее за спиной — высокий широкоплечий парень и коротко стриженая девушка, почти не уступающая ему ростом и размахом плеч, — не иначе как штурман и второй пилот с того же корабля. А вовсе не телохранители. И рукояти двуручников за плечами у обоих — бутафория, театральный реквизит.

— С визитом?.. — поинтересовался Сандерс, кое-как находя почву под ногами.

Девушка скупо наклонила голову и обожгла его таким спокойно-презрительным взглядом, что бедный Иеремия немедленно физически ощутил перхоть у себя на плечах и темную кайму под ногтями.

Он сам не помнил, как задал остальные вопросы. Кажется, господь смилостивился над своим рабом и позволил ему выставить себя не полным идиотом, а только четвертинкой.

Едва ли его посещали какие-то связные мысли, пока он проверял документы у суровых и молчаливых телохранителей. Один и впрямь оказался штурманом, а другая не вторым пилотом, а, как ни странно, кормчим. На что только не идут для маскировки эти богатеи с грешных планет.

Процедура была закончена, красавица на прощание последний раз скользнула ничего не выражающим взглядом по макушкам таможенникам, и уплыла прочь. Босые ноги ступали по дощатому полу в легком танце. С собой она уносила облако шелков и невозможный аромат несбывшегося.

— Подмени меня, Пит, — устало сказал Сандерс. — Пойду… помолюсь.

Глава 12,

в которой внешность обманчива

— Просто удивительно, как это у Белки получилось, — Сандра зарылась пальцами в горячий песок и лениво вздохнула. — Почеши мне спинку, lieber Freund [38], пожалуйста.

— Пожалуйста, — сказал Сашка, послушно почесывая под левой лопаткой — там у Саньки всегда чесалось. — В смысле — удивлена? Подумаешь — прошла, поглазела…