Доверься мне (СИ) - Каллихен Кристен

Молчание становится неловким, и Джон ловит меня на том, что я тяну время.

— У тебя синие губы.

— Иду. Иду.

Принимаю горячий душ и надеваю самые мягкие пижамные штаны и кофту с длинным рукавом. Я не пытаюсь впечатлить Джона. Как же все нелепо… я нелепа. Этот мужчина — сосуд сливочного секса с горячей помадкой сверху. Мое тело знает это, пусть мозг и продолжает напоминать, что Джон — катастрофа, ожидающая своего часа. Может, если бы мне не пришлось жить рядом с ним или с напоминанием о том, как мы переспали, я бы хотела, чтобы парень желал меня.

Хотя, на самом деле, несмотря на его непревзойденный флирт, я не думаю, что он расценивает меня как завоевание. Такие парни, как Джакс Блэквуд, не колеблются. Они идут за тем, чего хотят, без страха. Как ни больно это признавать, но я восхищаюсь им.

Смеясь над собой, я вытираю волосы полотенцем, а потом направляюсь в гостиную. Единственное, что мне стоит помнить — его побег тем вечером, как будто у меня инфекционное заболевание. Поэтому мне не грозит, что все зайдет дальше, чем сейчас.

Эта мысль все еще крутится в голове, и я натягиваю на губы меланхоличную улыбку, присоединяясь к Джону в гостиной. На подносе у него стоит чайник и стопка тостов с маленькими горшочками джема, меда и масла. Это настолько по-английски, что у меня сжимается сердце.

— Как ты пьешь чай? — осведомляется он, и на меня накатывает странное чувство, словно я сплю. Еще бы, Джакс Блэквуд готовит мне чаепитие, заботливый и правильный, словно дворецкий.

Может миссис Голдман права? И он одинок? Хочу спросить, но мне не хватает мужества.

— Немного молока, ложечка сахара.

Джон наливает мне напиток, а потом передает чашку.

— У Киллиана скудный выбор сортов. К сожалению, здесь только дешевый «Эрл Грей» в пакетиках.

Обнимаю пальцами теплую керамику.

— Я не особый ценитель чая. В любом случае вряд ли почувствую разницу.

Он смотрит на меня с напускным ужасом.

— Я еще сделаю из тебя новообращенного, Кнопка.

Джон, должно быть, разбирается в этом, потому что чай — лучший из тех, что я пробовала раньше. Крепкий, но не слишком. Ароматный и молочный, с легкой сладостью. Я делаю еще один небольшой глоток, хватая намазанный маслом тост с медом.

— Спасибо, — говорю между укусами, — он потрясающий.

Изящно удерживая чашку большими руками, он пьет чай и каким-то образом заставляет этот процесс выглядеть мужественно.

— Что случилось? — интересуется он. — Ты не обязана говорить, если не хочешь. Но ты выглядела… потерянной, Стеллс. Все уже в порядке?

Чувствуя, как сжимается горло, я киваю.

— Все в норме. Просто… — Делаю еще глоточек, давая себе отсрочку. — Иногда цифры как бы смешиваются у меня в голове.

Он сосредотачивает на мне свои сверкающие зеленые глаза.

— Ты дислексик?

— Нет. Не совсем. У меня проблема с цифрами. Легкий случай дискалькулии. — Я делаю глубокий вдох. — Это случается, только когда я нервничаю или переутомляюсь. А потом как будто в мозгу что-то замирает или цифры переворачиваются. Когда я прикладываю усилия, ситуация становится еще хуже. Как сегодня. Я устала, замерзла, злилась на себя и…

Я пожимаю плечами, крепче сжимая чашку.

— Тогда я рад, что оказался там, и впустил тебя.

И все. Ни жалости. Ни вопросов, на которые я не обязана отвечать.

Джон намазывает на тост смородиновый джем, и несколько минут мы едим молча. Это не совсем напряжение — я определенно чувствую тепло и заботу — но между нами возникает определенная скованность. Создается ощущение, что Джон к чему-то готовится. Он продолжает бросать на меня нерешительные взгляды, прежде чем откусить большой кусок тоста и жевать так сосредоточенно, будто от этого зависит его жизнь.

Все лажают. Я это понимаю. Еще знаю, что он такой же человек, как и все остальные, хотя иногда кажется, что живет выше всего мира. Поэтому более комфортно располагаюсь на диване, пью чай и ем тост. Заговорит, когда будет готов. Он не относится к тем людям, кто способен долго хранить молчание.

Моя правота подтверждается, когда Джон делает большой глоток чая и отставляет его. Прижимается плечами к диванным подушкам, устраиваясь удобнее.

— Прости, что вот так ушел на вечеринке.

Не совсем то, о чем мне хочется говорить. Слова, которые приходят на ум, начинаются с «неловкости» и заканчиваются «отрицанием».

— Ты так быстро сбежал, что на мгновение я подумала, что стены и потолок разойдутся, — язвлю я.

Не знаю, выходит ли у меня произнести это так беззаботно, как рассчитывала. Наверное, нет. Я призналась, чем занимаюсь, и он сбежал. Сразу после того, как улыбался и наклонялся, словно хотел поглотить мои губы своими. Ясно, что моя деятельность профессионального друга — это для него повод сделать разворот.

Появившаяся между его бровями морщинка разглаживается.

— Шутка про Мегамозг? — улыбается он. — Боже, ты просто прелесть.

— Как забавный щенок, — выдыхаю я, а потом качаю головой, отбрасывая яркий образ.

Но он прекрасно меня слышит, и хмурится.

— Это было грубо с моей стороны. Не знаю, как все объяснить, наверное, у меня случился приступ временного помешательства.

Я ловлю себя на том, что возвращаюсь к старым привычкам, желая сгладить неловкость.

— Нет нужды в извинениях. Мне все равно пора было возвращаться к Ричарду.

Он не выглядит убежденным.

— Знай я, что ты на работе, не утащил бы тебя. Доставлять неприятности с клиентом — это последнее, чего бы я хотел.

Я прищурилась, глядя на него и не понимая, искренен ли он или пускает пыль в глаза. Джон слишком напряжен и суетлив, чтобы у меня вышло хорошо его разглядеть.

— Ричард не возражал.

Он кладет ноги на кофейный столик.

— Чем ты занимаешься с этими друзьями? И клянусь, что не намекаю на секс, — добавляет быстро.

Я издаю хриплый смешок.

— Я так и не думала. — Провожу рукой по мокрым волосам. — Мы занимаемся всем, что они хотят. У меня единственное правило: ничего противозаконного и никакого сексуального контакта. Чисто платонические отношения.

Он кивает, настойчиво подбадривая меня продолжать.

— Я встречаюсь не только с мужчинами. У меня также много женщин-клиенток. Просто так получилось, что ты видел меня с парнями. — Я печально качаю головой. — А что касается общих занятий, то я хожу на шопинг, на обед, в кино, посещала свадьбы как подставная пара. Даже однажды ходила на похороны.

Джон приподнимает брови.

— На похороны?

— Ага. Женщина не хотела идти одна на похороны матери. Рядом никого не осталось, и она нуждалась в человеке, который подержит ее за руку.

Выражение его лица смягчается.

— Стеллс, иногда ты и правда убиваешь меня.

— Почему? — спрашиваю я дрожащим голосом. Воспоминание о боли бедной Мэри задерживается вместе с рассказом о ней.

— Ты помогла незнакомому человеку пройти через худший день в жизни. Не многие люди поступили бы так же.

— Не превращай это в благородство. — Я смотрю в сторону. — Мне не хотелось там находиться. Я ненавидела каждую минуту.

— Но ты это сделала.

— Только потому, что понимаю, что такое одиночество. Я не могла отказать ей в этой просьбе.

— И в этом, — произносит он, наклоняясь вперед и возникая в поле моего зрения, — заключается разница. Ты все равно это сделала.

— Ты пытаешься умаслить меня, Блэквуд?

Он искоса смотрит на меня.

— Возможно.

А вот это неожиданно. Я подтягиваю под себя ноги.

— Зачем?

Он начинает притопывать.

— Подумал…

Мне действительно не нравится то, как он смотрит на меня — смущенно, но все равно решительно.

— Подумал о чем?

Джон приподнимает плечи.

— Я бы хотел тебя нанять. Чтобы побыла моим другом, — поясняет он, потому что я молчу.

Я пытаюсь что-нибудь сказать. Правда, пытаюсь. Но горло сжимается. За веками усиливается предательское покалывание. Кажется, сейчас зарыдаю, а я ведь не плакса.