Зеленые холмы Африки - Эрнест Хемингуэй

– Нет, – ответил он тоном, не допускающим возражений. – Никаких клопов!

– Злые клопы. Много клопов. Зараза.

– Нет клопов, – упорствовал он.

В конце концов М'Кола меня переспорил, и пока Римлянин говорил, – как я надеялся, что-то очень дельное, – подошла машина, остановилась под большим деревом шагах в пятидесяти от изгороди, и туземцы стали выгружать и переносить все необходимое для устройства лагеря. Мою палатку с брезентовым полом раскинули между деревом и «курятником», а я присел на бачок с бензином и завел с Римлянином, Дедом и Гарриком разговор об охоте. Камау и М'Кола тем временем разбивали лагерь, а вандеробо, разинув рот, стоял на одной ноге.

– Где были куду?

– Там. – И он указывает куда-то в сторону.

– Большие?

Римлянин растопыривает руки, чтобы показать, какие у них огромные рога, затем изливает на меня бурный поток красноречия.

При помощи словаря с трудом составляю фразу:

– Где же тот куду, за которым вы следили? Вместо ответа – длинная речь, смысл которой, по-видимому, сводится к тому, что они следили за всеми куду разом.

День уже клонился к вечеру, и небо заволокли тучи. Я вымок до пояса, носки мои пропитались жидкой грязью. Кроме того, я вспотел, толкая машину и работая лопатой.

– Когда начнем? – спросил я.

– Завтра, – ответил Гаррик, даже не потрудившись перевести мой вопрос Римлянину.

– Нет, – возразил я. – Сегодня!

– Завтра, – упорствовал Гаррик. – Сегодня поздно. До темноты один час. – И он указал на мои часы. Я порылся в словаре:

– Будем охотиться сегодня. Последний час – лучший час.

Но Гаррик находил, что куду слишком далеко и мы не успеем вернуться в лагерь. Все это он объяснил жестами, а вслух произнес только:

– Охота завтра.

– Бездельник, – сказал я по-английски. Римлянин и Дед стояли молча. Я ежился: солнце скрылось за тучами, и стало холодно, несмотря на духоту; которая наступила после дождя.

– Дед! – сказал я.

– Что, господин? – откликнулся он. Поспешно листая словарь, я сказал:

– Охота на куду сегодня. Последний час – лучший час. Куду близко?

– Может, и близко.

– Охота сейчас?

Они посовещались между собой.

– Охота завтра, – опять вмешался Гаррик.

– Заткни глотку, актер, – сказал я. – Послушай, Дед, – поохотимся немного сегодня?

– Да, – согласился он, и Римлянин тоже кивнул. – Только немного.

– Хорошо, – сказал я и пошел за сухой рубашкой, фуфайкой и носками.

– Охота сейчас, – сказал я М'Кола.

– Хорошо, – ответил он. – М'узури.

Переобувшись и надев все сухое и чистое, я блаженствовал, сидя на бачке с бензином и попивая разбавленное виски в ожидании Римлянина. Я предчувствовал, что сегодня непременно буду стрелять по куду, и пил для того, чтобы успокоиться. А еще для того, чтобы уберечься от простуды. А еще я пил виски просто так, потому что я его люблю, и хотя настроение у меня было превосходное, от виски оно становилось еще лучше.

Когда вернулся Римлянин, я застегнул башмаки, посмотрел, есть ли патроны в магазине моего ружья, снял с мушки защитный колпачок и продул прицел. Потом я допил виски из оловянной кружки, стоявшей на земле у бачка, и встал, проверив, лежат ли два носовых платка в карманах рубашки.

Появился М'Кола с охотничьим ножом и биноклем Старика.

– А ты оставайся здесь, – сказал я Гаррику.

Он ничего не имел против. Он считал, что глупо выходить на охоту так поздно, и заранее торжествовал, уверенный, что окажется прав. Вандеробо же вызвался пойти с нами.

– Ну и хватит людей, – сказал я, сделав Деду знак остаться, и мы вышли из крааля – впереди Римлянин с копьем, за ним я, следом М'Кола с биноклем и заряженным манлихером, а вандеробо-масай с копьем замыкал шествие.

Был уже шестой час, когда мы двинулись через маисовое поле, затем спустились к ручью, перешли его в сотне шагов выше плотины, где русло суживалось, медленно и осторожно взобрались на крутой противоположный берег, промокнув до пояса среди буйной травы и папоротников. Не прошло и десяти минут, как Римлянин, неожиданно схватив меня за руку, заставил лечь рядом с ним на землю; я сразу дернул затвор винтовки. Затаив дыхание, Римлянин указал на другой берег, и там на опушке леса я увидел большого серого зверя с белыми полосами по бокам и огромными витыми рогами; зверь стоял боком к нам, подняв голову и, видимо, прислушивался. Я вскинул ружье, но мне мешал куст впереди. Чтобы выстрелить поверх него, пришлось бы встать во весь рост.

– Пига, – прошептал М'Кола. Я погрозил ему пальцем и пополз вперед, огибая куст. Я очень боялся спугнуть зверя, прежде чем подползу на выстрел, но не забывал наказа Старика: «Сумейте выждать». Подкравшись поближе, я встал на одно колено, взял куду на мушку и, восхищенный его размерами, твердя себе, что волноваться не надо, что случай самый обыкновенный, по всем правилам выцелил куду чуть пониже лопатки и нажал спуск. Грянул выстрел, куду сделал скачок и кинулся в заросли, но я знал, что не промахнулся. Я выстрелил вторично по серому пятну, мелькавшему среди деревьев. М'Кола орал: «Пига! Пига!», то есть: «Попал! Попал!» – а Римлянин хлопнул меня по плечу, обмотал свою «тогу» вокруг шеи и побежал нагишом, а следом за ним и мы четверо понеслись во весь дух, как гончие, через ручей, вздымая фонтаны воды, и потом вверх по откосу. Голый Римлянин уже продирался впереди сквозь заросли, потом нагнулся и, подняв листок, обрызганный алой кровью, шлепнул меня по спине, а М'Кола крикнул: «Даму! Даму!» – «Кровь! Кровь!» Чуть подальше мы нашли глубокий след, уводивший вправо, и я, на ходу перезаряжая винтовку, вместе со всеми ринулся в полумрак леса, где Римлянин, сбившись было со следа, вдруг снова нашел кровь и дернул меня за руку, заставляя лечь.

Все мы затаили дыхание – куду стоял на полянке в какой-нибудь сотне шагов, должно быть тяжело раненный, насторожив уши, большой, серый, с чудесными рогами, и, повернув голову, глядел прямо на нас. Я подумал, что теперь уж надо стрелять наверняка, пока совсем не стемнело, задержал дыхание и прицелился зверю в лопатку. Послышался хряск пули, и куду тяжело встал на дыбы. М'Кола закричал «Пига! Пига! Пига!» – но куду скрылся из виду, а мы снова понеслись, как гончие, и чуть не упали, споткнувшись обо что-то. Это и был наш огромный, прекрасный самец куду, он лежал на боку, мертвый, и рога его, дивные, разлетистые рога, изгибались темными спиралями; он свалился в пяти шагах от того места, где его настиг мой выстрел, и лежал – большой длинноногий, серый с белыми полосами, увенчанный огромными рогами орехового цвета, на концах словно выточенными из слоновой кости, с густой гривой на высокой красивой шее, с белыми отметинами между глаз и на носу – и я, нагнувшись, дотронулся до него, чтобы убедиться, что это не сон. Куду лежал на том боку, куда вошла пуля, вся шкура была целехонька, и от него исходил нежный, приятный запах – так благоухает дыхание телят и тимьян после дождя.

Римлянин бросился мне на шею, М'Кола что-то кричал неожиданно высоким, певучим голосом, а вандеробо-масай все похлопывал меня по плечу и прыгал от радости. Потом все по очереди торжественно пожали мне руку – престранным способом, неизвестным мне до того времени: хватали меня за большой палец, зажимали его в кулаке, трясли и тянули, потом снова энергично сжимали и при этом пристально смотрели мне в глаза.

Мы снова полюбовались добычей, а М'Кола стал на колени, провел по рогам пальцем, измерил руками их размах, не переставая напевать: «Оо-оо-иии-иии», – иногда восторженно взвизгивая и поглаживая то морду, то гриву куду.

Я хлопнул Римлянина по спине, а он снова совершил церемонию с большим пальцем; я отвечал ему тем же. Я обнял вандеробо-масая, и он, сильно и с большим чувством, потянул меня за палец, ударил себя в грудь и сказал гордо:

– Вандеробо-масай – самый лучший проводник.

– Вандеробо-масай молодчина! – подтвердил я. А М'Кола все тряс головой, глядел на куду и повизгивал. Потом он сказал:

– Думи, думи, думи! Бвана Кабор кидого, кидого. – Это значило, что перед нами король всех куду, а добыча Карла – мелочь, пустяк.

Все мы понимали, что убит не тот куду, по которому я стрелял сначала, а тот лежит где-нибудь, сраженный первым выстрелом, но это не имело значения, потому что перед нами было настоящее чудо. Однако мне захотелось взглянуть и на первого.

– Пошли, там еще один куду, – сказал я.

– Он мертв, – ответил М'Кола. – Куфа.

– Идем же.

– Этот лучше всех.

– Пошли.

– Мерять надо! – взмолился М'Кола. Я протянул стальную ленту рулетки по изгибу рога, М'Кола придерживал ее снизу. Рог был значительно длиннее пятидесяти дюймов. М'Кола смотрел на меня с жадным нетерпением.

– Большой! Большой! – сказал я. – Вдвое больше, чем у бваны Кабора.

– Иии-иии, – затянул он опять.

– Ну, идем, – сказал я.

Римлянин уже скрылся из виду.

Мы поспешили к тому месту, где видели куду перед первым выстрелом, и сразу же заметили на уровне груди испачканные кровью листья кустарника. А в сотне шагов оттуда лежал мертвый куду. Этот оказался поменьше первого. Рога такие же длинные, но менее раскидистые, и все ж этот тоже был хорош. Он лежал на боку, подмяв под себя куст, на который свалился.