Продается шкаф с любовником - Людмила Милевская

И Верховский обещание выполнил, хотя теперь уже точно знал, что Наташа ему лгала: в леске за дачей Морковкиной тайком от него стреляла из пистолета, который якобы давно утонул.

Далила подумала: «Представляю, сколько вопросов у него появилось в связи с этим открытием, а он, расставаясь, был спокоен».

Ах, какое там «спокоен»! Ах, как они расставались!

У него вертелось на языке «я вам позвоню», у нее — «ни в коем случае не звоните, не надо». Он хотел проводить ее до квартиры, она не позволила, демонстрируя холодность, он задохнулся, дышал…

Не дождавшись ответа на обойму вопросов, Замотаева прервала ее размышления.

— Далила Максимовна, я к вам взываю, как к последней надежде, нам нужно встретиться, срочно, — с манерной мольбой попросила она.

— Как срочно?

— Прямо сейчас.

— Я согласна. Где?

Наташенька помялась и жалобно попросила:

— Пожалуйста, приезжайте ко мне.

— Немедленно еду, — пообещала Далила.

Глава 26

Возвращая трубку на телефон, Далила с усмешкой подумала: «Здорово моя Елизавета Наташеньку напугала».

Выходя из квартиры, она поежилась: «А что, если это ловушка?»

И мгновенно отбросила мысль: «Ерунда».

И тут же себя успокоила: «На всякий случай позвоню Женьке, сообщу, куда направляюсь».

Уже в дороге, набирая номер племянника, Далила вспомнила про пули, лежащие в сумочке, и звонить передумала — изменила маршрут.

«Заскочу к Женьке на Просвещения, разбужу собачонка, а потом — к Замотаевой», — решила она.

Евгений, против ее ожиданий, не спал, но и тетке он не обрадовался.

«Ее „светлость“ принимает в постели», — догадалась Далила и со зловредной уверенностью (подспудная ревность — и у психоаналитиков есть подсознание) проследовала в гостиную.

Бонд почапал за ней, не зная, как остановить нашествие родственницы.

— Ты почему без звонка? — бубнил он, старательно прикрывая перед любопытным взглядом Далилы дверь спальни.

— А что? — с вызовом спросила она.

Евгений пожал плечами:

— Я не один.

— У меня к тебе срочное дело, касающееся Наташеньки Замотаевой, — громко (специально «ее светлости») произнесла Далила.

Бонд испуганно шикнул: «Тише ты!» — и потащил тетку на кухню.

— Ты что, нарочно вопишь? — спросил он рассерженно, старательно прикрывая облупленную дверь.

— А что за секреты? — удивилась Далила. — Впрочем, если у тебя в спальне Морковкина…

Бонд возмутился:

— Сколько можно?! Тебе не надоело?!

— Ладно, не злись, — рассмеялась она, осторожно извлекая из сумочки пули. — Лучше посмотри, какая из них от «ТТ»? Я не очень-то разбираюсь.

Евгений выбрал нужную пулю и скептически сообщил:

— Эта. И что из того? По-прежнему в «пинкертонов» играем.

— Да ладно, — подмигнула ему Далила, — не беспокойся, я не только за этим приехала.

Бонд хмыкнул:

— Я надеюсь, что тебя ко мне в восемь утра привело нечто серьезное.

— Серьезней некуда, — сообщила она. — У меня есть подозрение, переходящее в уверенность, что эта пуля была выпущена из того самого пистолета, из которого застрелили Машу Верховскую.

Евгений вытаращил глаза:

— А где ты пулю взяла?

— Долго рассказывать, — отмахнулась Далила. — Я хочу, чтобы ты срочно поднял свои милицейские связи и проверил, так ли это на самом деле.

Он поразился:

— Ну ты даешь! Сколько лет-то прошло?!

— Много, — уклончиво (чтобы его окончательно не испугать) сообщила Далила.

— Вот именно. Дело Верховской в архиве давно, или как там это у них называется. Думаешь, это просто, неофициально его поднять.

— Нет, я так не думаю. Было бы просто, обошлась бы своими силами. Да и не надо ничего поднимать;

Всего лишь найди пулю в «вещдоках», и сверь с той, что у тебя. Если обе выпущены из одного пистолета, значит, Замотаевой не отвертеться. Машу убила она.

— Что значит, сверь? Я не специалист.

— Найди специалиста.

Бонд подумал с минуту, с хрустом поскреб в затылке и нервно сказал:

— Сделаю, но будут расходы.

Далила потрепала его по вздыбленной шевелюре и ласково сообщила:

— Ты мой самый любимый племянник.

Он уточнил:

— Я твой единственный.

— Правильно, поэтому помоги мне, больше ведь некому. А расходы я оплачу.

Кивнув на дверь, Далила со змеиной улыбочкой пояснила:

— Оплачу расходы по пулям, конечно, а не по девочкам.

— Ну ты и язва, — добродушно отметил Евгений.

Далила напомнила:

— Мы с тобой одной крови: ты и я.

Бонд покачал взлохмаченной головой:

— Уж не знаю, радоваться мне или плакать.

Деловито поковырявшись в ящике стола, он протянул ей карандаш и блокнот:

— На, пиши.

— Что писать? — удивилась Далила.

— Все. Где это дело велось? Кем? Какие были «вещдоки»? Я что, бог?

— На последний вопрос пишу «да», — рассмеялась Далила.

— Пиши, пиши, не отвлекайся.

Закончив писать, она приказала:

— И не смей мне тянуть! Немедленно выполни!

Евгений шутливо отдал ей честь:

— Есть, господин генерал!

— Вольно, — скомандовала Далила, целуя племянника в щеку и стремительно убегая.

Домашняя Замотаева напоминала подушечную болонку — этакий образчик буржуазного процветания: кокетливый халатик (безвкусный, но дорогой), яркие шлепки с пресловутым пушком, ленточка в волосах, бриллианты в ушах и на пальцах.

Лиза сказала бы: «Полный отстой!»

Целыми днями Наташенька возлежала на дорогущем восточном диване в гостиной. Утопая в роскоши, она готовила себя к редким встречам с богом, царем и супругом в одном лице — к встречам с самим Замотаевым.

Жизнь для нее наступала лишь в эти молниеносные, но знаменательные минуты, когда умотанный бизнесом Замотаев удостаивал женушку своим драгоценным вниманием.

Все остальное время Наташа прозябала и тосковала, хоть и дел было много. От скуки она жевала то шоколад, то орешки, то персики, а потом яростно изничтожала калории на тренажерах; сплетничала по мобиле с подругами — разговаривать по домашнему телефону (в ее понимании) невежество, жлобство.

Чем еще она занималась?

Да, в общем, ничем. Принимала в своем будуаре педикюрш, маникюрш, парикмахеров и массажисток, которые «впаривали» ей свои незначительные услуги по зверским расценкам.

Впрочем, в ее кругах вошло в моду хронически быть обобранным. Наташа ленивым голосом хвасталась своим ехиднам-подругам:

— Опять стилист меня ободрал.

И тут же притворно вздыхала:

— Ну и фиг с ним, что ж поделаешь, надо делиться с народом.

И получала от ехидны ответ:

— А за это народ нас ненавидит.

Далее шел поток взаимных жалоб. В этих кругах модно одновременно и хвастать, и жаловаться.

Чем еще занималась Наташа?

Ах да, если муж разрешал, выходила из дома: садилась за руль дорогого автомобиля и отправлялась на шопинг, в салоны, в тренажерные залы, в клуб к Лизе Бойцовой…

"Страшная судьба, — глядя на бледную от скуки и бесцельности Замотаеву, содрогнулась Далила. — Вот чего добился Верховский с его домостроевщиной.

У Наташи слишком много ума, чтобы она могла эту жизнь принять и не чувствовать себя абсолютно несчастной. Впереди у нее только хандра, которая закончится серьезной болезнью, а дальше — роскошная смерть, с дорогими врачами и позолоченным гробом".

Далила достаточно повидала таких загадочных, необъяснимых смертей, когда муж, смахивая скупую слезу, виновато вздыхает:

— Отчего она умерла? По схеме питалась, каждый год ей диагностика, профилактика, в рационе ананасы, клубника, пищевые добавки. Вот дворничиха наша, ничего этого не видит, недоедает, много работает, а глянешь на нее — кровь с молоком.

Да, он отлично ее содержал, свою дорогую болонку, но она заболела, потому что существовала, а не жила.

И теперь он хотел точно знать, как быть с новой болонкой, еще более дорогой.

— Вы ей слишком мало внимания уделяли, — поясняла Далила и добавляла:

— Она нервничала, тосковала, а все болезни от нервов.

И получала в ответ возмущение:

— Она нервничала, а я пахал! Я работал! Между прочим, и для нее!

Вот такая «красивая» жизнь, которую не запретишь.

Впрочем, в нашей стране болонки значительно чаще хоронят своих хозяев и сразу новых находят — вот такая «красивая» жизнь, которую тоже не запретишь.

— Ах, я сама не своя! — манерно воскликнула Замотаева, присаживаясь на свой восточный диван.

Она уже протащила Далилу по всей роскоши апартаментов и была довольна собой, несмотря на неприятности, которые, несомненно, имелись.

— Я сама не своя! Я всю ночь не спала!

— Чем же вы занимались? — холодно осведомилась Далила.

Ей только что показали, с какой опасной силой она имеет дело. Прекрасно осознавая, что ее хотели не столько унизить, сколько намекнуть: не суйся, знай свое место, Далила не обиделась, но и любовью к Замотаевой не воспылала.