Господин Чичиков - Ярослав Веров

– Думай, что говоришь. Паляницын рассказывал, что вы получаете энергию из ничего, можно сказать, из воздуха. Перспективно, перспективно, хе-хе. Живую душу превратить в чистую энергию – это мне нравится. Далеко пойдете. Да что ты все высматриваешь? Может, тебе карманы вывернуть? – без особенного, впрочем, возмущения спросил Чичиков, насыпая в тарелку с опятами зелени.

Перетятькин побледнел:

– Извините бога ради, ничего не высматриваю.

– Зря врешь. Я ведь знаю, что ты там у меня высматриваешь. Что-то ты рассиделся, дружок. Дела у меня к тебе никакого нет, так и ступай вон. И это, Паляницына больше не трогай. Он теперь мой человек. Иди уже, – вяло махнул он салфеткой. Скомкал ее в руке и кинул на скатерть.

Перетятькин вышел и стал под козырьком у входа в гостиницу. Хлестал ливень. Капли гулко барабанили по крышам припаркованных на стоянке авто, фонтанчиками отскакивали от булыжника тротуара. Холодный ветер задувал под козырек, бросал в лицо брызги. Перетятькин поежился, натянул на голову ворот пиджака и устремился к своей машине. Пока пробирался, открывал дверцу, успел вымокнуть. Чертыхаясь, уселся за руль и только взялся за ключ зажигания, как заиграл бетховенской мелодией «К Элизе» мобильный. Звонил Жека с очередной неприятностью. Магнит не работает. Точнее, как электрический прибор действует, но прежних эффектов нет. Подопытная не желает ни «развоплощаться», ни приобретать новых способностей, которые Жека решил ей привить. По его мнению, магнит превратился в железный хлам. А между тем, в «больничке» уже объявился капитан футбольной команды «Забойщик» Тимофей Онищук, которому с сегодняшнего дня назначено развивать сверхфутбольные способности. Жека так и обмолвился – «сверхфутбольные».

«Ну хоть кого-то ты, мальчик мой, боишься», – злорадно подумал Перетятькин. Футболиста ведь прислал сам Хозяин! Тут не попляшешь, не поиграешь ни в Фаустов, ни в Мефистофелей. В «больничку» после унизительной беседы с Чичиковым ехать не хотелось, не было сил решать такие вопросы. Домой нужно – обсохнуть, напиться чаю и вдоволь выговориться перед любимыми игрушками.

– Ну, в общем, Онищука определяй. Пусть там, в «люксе» до завтра посидит. Что-нибудь придумаем. Заворачивать его нам нельзя, сам понимаешь.

– Угу, – мрачно промычал Жека. – Струсил? Твой экземпляр знаешь, что сейчас делает?

– Какой экземпляр?

– Да других экземпляров нет. Сидит с Рыжим и Бесом, рассказывает про «Ночной дозор», роман такой, про оборотней и прочее. Питекантропы слушают, развесив уши. Заглядывают в рот.

– Что, побаиваешься Артемку? А, Евгений? – не без ехидства спросил Перетятькин и наконец-то завел машину.

– Ну-ну, – только и ответил Жека.

«Сбежал, значит. Сам ты своего Артемки испугался», – подумал Жека.

Пугаться было чего. Когда санитары бросились в погоню за Артемом и настигли его на лестнице, случилось вот что. Рыжий ухватил Артема сзади за ворот. «Ты куда, фраерок, намылился?» – спросил он и уложил его на ступеньки. Бес приложился ногой под ребра. Рыжий собирался сделать то же самое. Но вместо этого скорчился, словно ударило током. А Беса отбросило назад, да так, что скатился со ступенек. Он изумленно поднял голову и длинно выматерился. Рыжий разогнулся и, словно для проверки эффекта, попытался вновь ухватить Артема за шкирку, но даже и ухватить не смог. Взвизгнул как-то по-поросячьи, его подняло в воздух, ударило о верхний пролет лестницы и что есть силы швырнуло в подвал.

– Вы что здесь расселись?! – возмущенно заорал Перетятькин, наткнувшись на двух «медбратков»: те сидели у лестницы, скорбно держась за ушибленные места.

Подошел Артем и сказал:

– Не надо их ругать. Им больно.

– Учить еще меня будешь, щенок! – огрызнулся Перетятькин.

– Зря вы так. Сами же понимаете, что не правы. И сами же в себе уже раскаиваетесь. Ведь так?

У Перетятькина от злости задрожали руки. Артем разглядел в его взгляде злобу, достигшую почти шизоидного помрачения.

– Вы нервничаете, – негромко сказал он. – Это потому, что вы задались невыполнимой целью. Я не могу судить о ней, так как не знаю, в чем она заключается. Но вам нужно взглянуть на вещи извне, нельзя замыкаться. И потом, злоба – плохой советчик.

Артем протянул руку Рыжему, чтобы помочь тому подняться. Санитар дико глянул и на четвереньках отполз подальше, к стене.

– Я понимаю, – неожиданно переменил тон Нестор Анатольевич, – давайте пройдемте в вашу палату. Потому что вы не только моих проблем не понимаете, но и своих…молодой человек, – с видимым усилием добавил он. – Мы ведь вас положили в больницу не по своей прихоти. Ведь вам надо лечиться от… душевного расстройства.

Перетятькин глянул на дверь лаборатории, ища поддержки Жеки. Тот как раз выходил оттуда и, встретившись взглядом с директором, вопросительно шевельнул бровями.

– Евгений Петрович, скажите молодому человеку как специалист, – отчего-то перешел со своим подельником на «вы» Нестор Анатольевич, – какое психическое расстройство вы зафиксировали в его истории болезни?

– Люмбаго, – не моргнув глазом, сообщил Жека.

– Я не шучу, – понизил голос Перетятькин, словно пытаясь дать понять коллеге, насколько серьезен был его вопрос.

– Магнит чудит, – словно не слыша, ответил Жека.

– Какой магнит?! – чуть ли не завопил директор, косясь на человечка Артема. – Что за шутки? Пациент серьезно интересуется!

Человечек Артема смотрел на Перетятькина осмысленным, проницательным взглядом, каким никто из тонкоэфирных паразитов никогда не смотрел. И под этим взглядом внутри у директора все холодело. Нестору Анатольевичу страстно захотелось выглядеть солидно, чтобы паразит его уважал и не думал о нем плохо.

– Что-то ты в раппорте, дорогой, – сказал Жека, взглянув на Перетятькина повнимательнее. – А ну, кыш! – рявкнул он на санитаров.

Те подскочили и бочком, вдоль стеночки прошмыгнули мимо Артема.

– Нестор, все в порядке, выходи из транса. Что ты перед мальчишкой унижаешься? – Жека посчитал, что Артем каким-то образом загипнотизировал босса, и пытался снять гипноз.

– Сам дурак! – выпалил вдруг Перетятькин. – Ты, я вижу, сам не в курсе.

– Это ты не в курсе. Пошли, магнит покажу.

– Какой там магнит! Какой магнит!

Жека, наконец, сообразил, что директор разглядел в паразите Артема необычное, оттого и нервничает. Поэтому решил подыграть.

– Прошу прощения, Нестор Анатольевич, увлекся. Магнит неправильно себя повел… А пациент наш, разумеется, болен. Диагноз, если это что-то ему скажет – биполярное аффективное расстройство.

– Зачем вы друг друга обманываете? Не надо меня смущаться. Если не хотите меня выпускать отсюда, не надо. Все равно мне некуда идти.

– Как это некуда? – пришла очередь удивляться Жеке. – А домой?

– Домой нельзя, – грустно прошептал Артем. – Ведь это не мой дом. А где мой дом – я не знаю. Мне надо думать. Много думать. Мир так изменился. И все из-за вашего магнита.

Артем развернулся и пошел по лестнице.

– Ты что-нибудь понял? – спросил Перетятькин.

– Понял, что он все понял. Но его логика – это не наша логика. Не скажу, что тронулся рассудком, но мыслит как-то не так. Ты что-то заметил в его паразите?

– Если бы заметил. И зачем я его будил? – в сердцах бросил директор, забыв, что не будить собирался, а умерщвлять этого самого паразита. А тот теперь смотрит проникновенным, чуть ли не взыскующим взглядом, как будто он, Перетятькин, лично в чем-то перед ним виноват. – В общем… Евгений, я сейчас уезжаю, у меня запланирована встреча. А ты действуй по обстановке… Да, что ты там о магните говорил?

– Да так, – махнул рукой Жека. – Разберусь.

– Вот и разбирайся.

Перетятькин отправился в гостиницу «Гранд-Централ», а Жека решил побеседовать с гуру Федором.

Федор с Артемом сидели в холле на небольшом диванчике. Перед диванчиком имелся столик со свежими газетами и глянцевыми журналами, предназначавшимися для серьезных клиентов «больнички».

Жека подошел и прислушался, о чем ведут беседу эти двое ненормальных. Говорили они о ком-то, кого сегодня поразит молния.

– Человек просто так не погибает, – говорил Артем.

– Вестимо дело. Молния шельму метит! – согласно кивал гуру Федор. – А шельма знатная, – гуру хитро покосился на Жеку. – Ты, сынок, небось, не знаешь всего зла мира. Мир этот меня отверг. Пускай я мелок и ничтожен. Пускай судьба швырнула меня на помойку. Здесь нет моей обиды. Потому как зло это одно на всех. Оно слепое. А вот то, что меня взяли под белы ручки, да в машину свою дьявольскую сунули, чтобы я в ней издох, как цуцик – гуру на минутку забылся и не вспомнил, что в «машину» он в общем-то забрался сам, – вот это нехорошо, это порицаемо мною. Оттого и молнии случаются. Всякой чаше есть свой предел.

– Зло не слепое, Федор. Да, может быть, и зла никакого нет. Может, заблуждаются люди. Должна быть в каждой груди искра добра, но некому эту искру раздуть.