Млечный Путь № 4 2020 - Злата Владимировна Линник

- Я не знаю его, - честно сказал Товой.

Тогда Освалейчец обратился к Сусолину:

- Почеши ему ножку, - попросил он своего напарника.

Сусолин "почесал" ногу жнеца, прострелив ее. Пуля кусачим и злым насекомым вгрызлась курносому в ляжку. Товой вскрикнул и рефлекторно дернулся. Цепочки наручников натянулись, и браслеты лязгнули о столбики кроватных спинок.

- Сукины дети! - заорал жнец. - Не знаю я, кто ее убил, не знаю! Как вам еще сказать?!

И тут же схлопотал по зубам от Сусолина. Квартиру по копилочному встряхнуло. Кровь из лопнувшей губы окропила подбородок.

- Говори по существу, - посоветовал "сержант".

- Понимаешь, Товой, в чем загвоздка, - медленно, почти по слогам, сказал Освалейчец, - Пош моя дочь. И чтобы узнать имя ублюдка, погубившего ее, я готов прикончить саму смерть. Ты не представляешь, чего мне стоило выйти на тебя. Ты моя единственная зацепка, и я выжму из тебя все соки, переломаю тебе все кости, заживо сдеру с тебя кожу, но имя убийцы ты мне выдашь. И не угрожай, не надо. Живые не под вашей властью. Я, как видишь, умирать не собираюсь, а вот ты... Хм, насчет тебя не знаю. Одной смертью больше, одной меньше...

И про это прознал урод. И какой урод ему проболтался? И ради чего? В сверхъестественных сферах с такими ломателями судеб расправляются быстро.

- Ее убил Жробица? - настаивал Освалейчец. - По новостям передавали, что он порешил в этом районе троих.

- Это тот мужик, которого поймали за несколько убийств? - Товой сыграл в дурачка. Тянул время как мог.

- Несколько?! - взревел Освалейчец, схватил дубинку, висевшую у пояса, и со всей дури врезал ею по здоровой ляжке смерти. Товой охнул. Растягивая время таким образом, он неминуемо приближает собственную смерть, долгую и мучительную. - Несколько?! Да он наверняка укокошил кучу народа, пока эти аутисты из так называемой полиции соображали что к чему! Он убил мою дочь? Он?! Говори!

От воплей Освалейчец захрипел и засипел, как загнанный паровоз. Лицо потемнело пурпуром. Глаза, стянутые в сетки кровяных сосудов, едва не выпрыгивали из глазниц накаченными шариками и стальными стрелами вперивались в Товой, будто это он убил Фландру.

- Успокойся, - бросил немногословный Сусолин.

Тип явно скучал.

Освалейчец несколько раз глубоко вздохнул, облизал влажные ярко-красные губы и повторил вопрос:

- Ее убил Жробица?

- А если он, что с того?

- О, тогда я постараюсь, чтобы его жизнь в тюрьме стала адом, - с хриплым придыханием прошептал Освалейчец, едва не пуская слюни от вожделения.

Вот здесь-то они и прокололись. Жробице в тюрьму уже никак не загреметь, и по поводу ада Освалейчец волнуется зря. Мимолетно, едва осознав мысль, Товой отметил, как липнет к коже пропитавшаяся кровью штанина. На фоне простреленной ноги это ощущение действительно было совсем неважным, казалось бы... Товой внезапно осенило. Рискованно, но никаких "но".

- Так Пош твоя дочь? Эта всему району известная потаскуха - твоя дочь? Тогда она получила по заслугам. Нечего шляться по ночам в юбке по жопу, - хладнокровно заявил он и противно рассмеялся прямо в перекошенное темно-пурпурное лицо Освалейчецу, которое на миг приобрело весьма озадаченное выражение, но тут же вернулось к привычному перекосу.

- Чокнулся, - вывел Сусолин. - Он точно смерть?

"Старший сержант" замахнулся. Товой, будто защищаясь, подвернул ногу коленом внутрь. Удар сочной глухоты традиционно пришелся по многострадальному бедру. Видать, у Освалейчеца свои счеты с ляжками. Товой скривился. Поехавший с катушек батя должен попасть, должен. Вспыхнувший в избитой ноге черный огонь боли распалил горнило злости.

- Спроси в школе, где она училась! - заорал Товой. - Она и учителями не брезговала! С девятого класса не брезговала!

- Заткни свою вонючую пасть, недоносок! Не смей так говорить о моей дочери! - верещал Освалейчец, вознамерившись сделать из ноги жнеца отбивную. Ляжка онемела, Товой едва елозил ногой по простыне, подставляя ее под освалейчецев кулак.

Тоненько, едва слышно треснула капсула. Товой и не знал, что лопнувшее стекло может звучать так удивительно приятно. Припечатанный дубинкой Освалейчеца к бедру, разбитый сосудик игольчато проткнул кожу осколками стекла.

- Хочешь узнать, убил Жробица твою дочь или нет?! - завопил Товой. - Вот сам у него и спроси, тупая гнида!

Из кармана смерти, сквозь материю штанов, тяжело заструился плотный столбик черного дыма. Настолько плотного, что хотелось растянуть его резинкой.

- Это еще что? - с опасением пробормотал Сусолин, отступая назад.

Освалейчец, дыша как марафонец на втором гряду марафоне, свирепо таращился на поднимавшуюся субстанцию. Дым вознесся к потолку и скрутился в шар, исходящий клубами кудрей и буграми. Он увеличивался и изменялся, пока не сформировался в человеческое подобие. Вместо глаз у призрака полыхали сгустки пламени, обладающего холодной синевой льда. Вместо рта чернел прогал, в котором сахарно-белым сверкало мелкое и рассыпчатое. Остальное постоянно смещалось; разваливалось, образовывая дыры, просветы, рваные края, и вновь слеплялось. По полтергейсту частыми кудлатыми волнами проходил дым, будто его окружало некое поле.

- Ты хотел знать, я ли убил твою дочь? - сардонически воскликнул дух Жробицы. - О, как она рыдала перед смертью, как умоляла отпустить! А какие ожоги оставляла на ее милом теле раскаленная подкова. Счастье так и липло к ней! ХА-ХА-ХА! Тебе показывали ее тело для опознания? Только вот опознавать там было нечего! ХА-ХА-ХА! Ну, ничего, сейчас я устрою тебе встречу с дочуркой, папочка! Больше вы никогда не расстанетесь, обещаю!

Опомнившись, Освалейчец и Сусолин на втором "ха-ха-ха" открыли по Жробице огонь, но пули пронзали фигуру из дыма без всякого для нее вреда и с большей охотой дырявили стену. Когда в ствол запрыгнул последний патрон, расчетливый Сусолин навел пистолет на Товой. Пуля острейшим гвоздем пробила ребра жнеца. Горло костлявого словно шибером перекрыли, дыхание забилось в спазмах. В глазах померкло. Товой бессильно, будто потеряв всякую надежду, подергал занарученными руками.

Сусолин выхватил из кармана обойму, но перезарядить не успел. Дух Жробицы подхватил его и завопившего Освалейчеца за шкирки, пронес через комнату. Своим живым грузом он с дребезгом вынес окно и вместе с несчастными пленниками исчез в завесе не на шутку разбушевавшегося дождя. Товой показалось, что на прощание призрак подмигнул ему.

"А ведь она была почти в объятиях", - подумалось жнецу. Еще ему подумалось, что он умирает.

***

Ветер с дождем окончательно выдохлись, когда фиолетовый будто краснокочанная капуста спортивный автомобиль Модеры Модо остановился возле дома Товой.