На афганской границе - Артём Март

Черты у него были очень мягкие и даже округлые. Встреть такого в гражданской одежде, никогда не подумаешь, что солдат. Военного в нем выдавал только взгляд внимательный и холодный да строевая выправка.

Когда мы построились, Мамаев, стоящий от меня через Васька, буркнул:

— Мож нас щас покормят?

— Ага. Мечтай, — зло заметил Димка Ткачен.

Старшина тем временем стал лицом к строю. По правую и левую сторону от него ждали сержанты. Их было четверо. Бодрых стоял вальяжно, сунул большие пальцы за ремень.

— Приветствую на учебном пункте Московского погранотряда, товарищи призывники.

— Здравия желаем, товарищ прапорщик! — отозвались мы.

Прапорщик вещал на удивление спокойным и даже каким-то мягким голосом. Он не кричал, как часто бывает, а именно говорил. Говорил спокойно и размеренно. Да и вообще создавал впечатление довольно вдумчивого человека.

А еще лицо его показалось мне смутно знакомым. Я попытался выдрать из памяти какие-то воспоминания о нем, но так и не смог.

— В общем так, товарищи призывники, — сказал старшина, внимательно осматривая заставу своим холодным взглядом. — Скажу вам прямо. Сейчас вы — материал для пограничных войск, в общем-то, бесполезный. Даже, я б сказал, обременительный. И станете ли полезным, это еще очень большой вопрос. Но ответственно вас заверяю: мы сделаем все от нас зависящее, чтобы вы выросли в настоящих пограничников.

«М-да… — Подумалось мне в этот момент, — постоянно одна и та же песня. Как это было у Паречинкова в девятой роте? Вы все — говно!»

Хотя, что греха таить? Мне и самому доводилось то же самое говорить вновь прибывшим, когда был я сержантом. Только формулировки у меня были пожестче.

Командир нашей заставы почему-то не явился. Потому работал с нами добрый старшина по фамилии Маточкин.

Прямо там, на плацу, нас разделили по отделениям, по десять человек. Должностей, которые приписали в отряде, нам ожидаемо не сообщили. А еще не покормили, что особенно сильно расстроило Мамаева.

К слову, в мое отделение попали все товарищи, с которыми я успел познакомиться по пути в отряд. Оказались в нем и Вася Уткин, Дима Ткаченко, и даже Федя Мамаев.

На первый взгляд могло показаться, что отделения сформировали наобум. Едва ли не по принципу «эти сюда, эти туда», однако, я прекрасно понимал, что было это не так. А еще был почти уверен, что попал в стрелки. В любом случае скоро я все равно об этом узнаю.

Вместо завтрака, уже через десять минут после прибытия всем приказали строиться на марш-бросок. Пусть, из выкладки у каждого был лишь его личный вещмешок, для первого раза приказанные шесть километров станут для новобранцев серьезным испытанием.

Я к физическим нагрузкам был относительно подготовлен. Тем не менее знал, что моему снова молодому телу понадобиться время, чтобы привыкнуть к темпу армейских тренировок.

Мне нужно было окрепнуть еще больше, чтобы быть во всеоружии, когда я пойду в тот самый роковой наряд, в котором погиб мой брат. Ситуация эта обострялась тем, что я знал лишь примерную дату смерти Сашки, ту дату, когда его признали погибшим. Однако, какой выход на границу станет для меня смертельно опасным, сказать я не мог.

К слову, командиром нашего отделения оказался как раз Бодрых. Я видел, как Бодрых, получив нас под команду, зло поглядывал на меня. В глазах его светился настоящий триумф, плясали ехидные огоньки.

Перед марш-броском он подошел ко мне и сказал прямо:

— Ну все, солдат, вешайся. Ты у меня этот месяца так попляшешь, что мало не покажется. Ну… это если, конечно, мы с тобой не договоримся.

С этими словами он многозначительно указал на мои часы, болтавшиеся на руке.

— Отберите, товарищ сержант, — беззаботно пожал я плечами.

Бодрых нахмурил едва видимые на лице брови.

— Через две недели сам отдашь.

— Посмотрим.

— Внимание, бойцы! — Крикнул рослый, белобрысый старший сержант, едва не успел уйти старшина, — напра-во!

Мы все исполнили приказ, и мне показалось, что сделали это несколько синхроннее, чем раньше.

— Видите вон ту горку? — задал он свой риторический вопрос. — Мне надо, чтобы через двадцать пять минут учебная застава была у ее подножья! Так что бегом… Отставить! По команде «бегом», руки сгибаются в локтях, корпус подается немного вперед! Бегом… Отставить… Бегом… Отставить! Бегом марш!

«Вот говнюк, — подумал я с ухмылкой, когда мы прямо с плаца ушли на марш-бросок, — а ведь мы выполнили „Бегом“ правильно с первого раза. Муштрует. Уважаю.»

Сержанты пошли бегом сначала вдоль строя, но быстро обогнали его. Двое, следя за строем, шли по бокам. Один подгонял сзади. Вел нас белобрысый.

— Шире шаг! Выше темп! — Успевал кричать он.

Они повели нас по накатанным к горе колеям. Подошвы почти сотни сапог били по каменному, утрамбованному песку. Прохладный ветер почти не помогал, слабо продувая «стекляшку».

— Зараза… изверги, мля… — пыхтел Дима, стараясь не сбиться с шага.

— Резче! Резче! — Подгонял белобрысый сержант.

К концу, как мне казалось, второго километра начался цирк. Сержанты задали серьезный темп, и застава едва за ним поспевала. Строй принялся безбожно ломаться. Выявилось все больше отстающих, которых Бодрых, бегущий сзади, не упускал шанса пнуть сапогом под зад.

Между тем, до горы оставалось уже немного. Невысокая, она представляла собой хвостик скалистого хребта, выросшего посреди желто-песочной степи.

— Все… Все сука… — Тяжело дышал Дима, — все, сука… С этого момента бросаю курить нах!

С этими словами он немедленно принялся доставать из карманов сигареты и выкидывать их под ноги вслед бегущим.

Даже я заметил, как остальные бойцы почти сразу последовали его примеру. Вася, тяжело бежавший спереди, то и дело сбивался с шага, отчего уже не первый раз я наступал ему на пятки.

— Зараза, — Промычал Уткин хрипло и полез в карман, борясь с собственным вещмешком.

Через секунду я увидел, как и его пачка «Явы», бережно оберегаемая от нападок других товарищей, полетела под ноги бойцам и была варварски растоптана кирзачами.

Когда мы достигли подножья горки, некоторые бойцы замедлились, норовя остановиться.

— Команды заканчивать не было! — Крикнул им тут же белобрысый сержант, — продолжать марш-бросок!

Мне тоже было тяжело с непривычки. Однако контроль дыхания, которому я научился еще в молодости, помог мне не выдохнуться окончательно. Предотвратил колкую боль в боку.

— Ноги… Сейчас отвалятся… — задыхаясь прохрипел Вася.

— Давай держись. Чуть-чуть осталось,