Когда Джонатан умер - Тони Дювер

– Ах, это… невелика беда – немного обнимашек и он утих.

– Что, прямо в душе?

– Нет, конечно, Барбара его забрала. Вообще, в таком возрасте, мужчина…

– Ну да, естественно.

– Ты пойми! Это же дурная привычка, ладно ещё в шесть лет, а что потом? Свобода - дело хорошее, но если подумать, что может произойти, если она зайдёт слишком далеко, становится ясно, что нужно быть осторожнее. Это не шутки. Я сейчас не об этом случае, а вообще. Потому что ребёнок не поймёт, если ему не объяснить как следует. Мы живём в дерьмовом обществе, ты не можешь делать всё что захочешь, в конце концов.

– Возможно, но твой способ объяснять…

– Погоди! Самое-то удивительное, что Барбара на меня разоралась! Прямо взбесилась! Полчаса его успокаивала. Когда дети ревут, надо просто не обращать внимания, и они заткнутся. А когда с ними нянчишься, так они будут весь день трахать тебе мозг. Короче, если кому и досталось так это мне.

– Иногда такое бывает.

– Я знаю. А она мне говорит: ну ты и мудак, хочешь что ли сделать его неврастеником и так далее! Серьёзно! Но это она раньше так думала. Когда она заводилась, запросто могла ляпнуть, что от пощёчины можно стать гомиком или заболеть раком... Мы бы с тобой просто посмеялись над этим. Да и вообще, посмотри на Сержа, какой же он неврастеник! Он тот ещё артист – обведёт вокруг пальца кого угодно.

– Ну, конечно. Барбара его утешала, чтобы позлить тебя, а ты бил его, чтобы посмеяться: наверное, теперь у него необыкновенное чувство юмора.

– Ой, не смеши… Ты похож на Барбару, также всё преувеличиваешь. Не бил я Сержа. На кой мне это нужно? Мне тогда было вообще не до него – я сходил с ума по Барбаре, а ей было всё пофигу. Всё верно. А это совсем другое, ребёнка это не касается. Не то чтобы…

– Я понял, о чём ты, – перебил Джонатан. – Ещё виски?

– Похоже, дела у тебя идут как надо, если балуешься таким невероятным скотчем… да ещё и односолодовый! далеко ты за ним ездишь?

– Нет. Это остатки. Раньше я сильно выпивал, но теперь всё. Сейчас только белое вино с водой.

– С водой? Боже мой, ты же француз!... Ну ладно, теперь у нас всё налаживается. Сейчас, когда Серж уже подрос, с Барбарой дела пошли гораздо лучше, скажем так; и будут ещё лучше после отпуска. Думаю, всё будет как надо: в конце концов, нет смысла во всей этой суматохе. Мы собираемся обосноваться, как следует - не смейся! Я знаю, что так и будет! В любом случае, это всё несущественно.

– Нет-нет, я с тобой согласен, Симон. Так... значит, вы собираетесь на два месяца?

– О нет, нет! Один месяц, я же не художник! Нет, мы едем на месяц.

– А как насчёт Сержа?

– Ну… Ты же говорил, что пара месяцев будет в самый раз? Он тоже будет доволен, он сам просился сюда на каникулы, глупо сидеть дома, когда всё так хорошо устроилось. Кстати, о деньгах не переживай: просто скажешь сколько – и я всё оплачу! Слушай, давай я тебе сразу выпишу чек. Мы, конечно, не миллионеры, но ты ведь тоже не обязан содержать его за свой счёт. Нет, серьёзно, я немного волновался: думал, ты не захочешь его…

– Нет, что ты - сказал Джонатан. – Всё в порядке, мне Серж очень нравится, я только боюсь, что ему здесь будет скучно.

– Отлично. Он только об этом и просил! Нет, я полностью за, но... слушай, я всё же выпишу тебе чек.

– Нет, Симон, не надо. У меня есть всё необходимое. Там будет видно. Главное, чтобы ваш с Барбарой отпуск удался. С ней иногда бывает… ммм… трудновато.

– Это верно, - признал Симон, - понятно, в кого пошёл Серж! Знаешь, на самом деле, она не очень-то хотела, чтобы он сюда приезжал: мы даже поссорились... Знаешь, куда она хотела его отправить? На какую-то забавную ферму, с йогой, тёртой морковью и тому подобным.

– Что?

– Представь! У них там школьный лагерь или что-то вроде того, в каком-то шато. Ты бы видел Сержа! Не знаю, но мне кажется у Барбары зуб на тебя, уж и не знаю из-за чего. Хотя, конечно, последние два года ты, по сути, игнорировал её – да и меня тоже!

– Ты прав. Знаешь, я много работал. А поездка в Париж для меня – хуже пожара. Во всяком случае, она сама мне не пишет.

– Да ладно, проехали. Но я тебе скажу, она действительно была против. Но тут я с ней не согласен: я считаю, решать должен ребёнок. Если это то, чего он хочет, то и хорошо. Если, конечно, это не потревожит тебя. Слушай, если станет трудно, только скажи: он всегда сможет вернуться, и мы его отошлём к моей матушке или к Барбариной старухе.

– Уверен, до этого не дойдёт, – сказал Джонатан.

– Как думаешь, что он там делает наверху?

…– По-твоему, я выгляжу уставшим? - внезапно спросил Джонатан.

– Уставшим? – удивился Симон. Ты чудесно выглядишь. Просто охренительно! Лучше, чем в Париже. Всё-таки сельский воздух... Господи, мне бы на твоё место… Как у тебя с работой?

– Всё нормально. Но я чересчур увлёкся графикой, теперь снова придётся взяться за краски. Это не сложно, да и картины лучше продаются. Это всё абстракция, подрывная деятельность: они платят – ты богатеешь.

– Это меня не волнует, твоя живопись мне нравится больше чем рисунки… По мне, так они немного конформистские. Правда, смотрятся они академично, видимо, ты слишком умён!

– Наверное, ты прав, - сказал Джонатан, - вся эта работа, в конце концов, всего лишь дежавю. Обещаю завязать с графикой. Пойдём в сад?… А твоя скульптура, как успехи?

– Хм… - вздохнул Симон. – Это всё хобби, развлечение и только. На самом деле, у меня нет шансов сделать что-то серьёзное, пока я вынужден заниматься другой работой. И так может продолжаться до самой пенсии... В шестьдесят, шестьдесят пять... Это уже не смешно.

– Прекрасный возраст, - сказал Джонатан, - у тебя будет как минимум ещё лет десять в запасе.

Симон рассмеялся.

–