Генерал Смерть - Максим Шахов

Редин, внимательно прислушивавшийся к беседе друзей, добавил:

– А спецподразделения Тихоокеанского флота, предназначенные для борьбы с ядерными авариями, так называемые «ликвидаторы»? А химвойска?

Неизвестно откуда подошел Талеев:

– Ну, уж тогда и такие «мелочи», как охрана на транспорте, поселковые пожарные и много-много просто сознательных и героических граждан, а?

– Та-а ак... Что же вы раньше мне это не сказали? Нет-нет-нет, не уговаривайте, пожалуйста! Воюйте со всем... этим сами. А я уж как-нибудь захвачу станцию, освобожу Гюльчатай, да и двинем мы вместе куда-нибудь в теплые края... – Вадим потянулся. – На песочке теплом поваляемся, в океане...

– Я тебе двину! Прямо сейчас двину! Так двину...

– Ясно. Шуток ты, командир, на эту тему ни хрена не понимаешь. А чего это все тут собрались? Понастроили, понимаешь, планов... Вот и отправляйтесь их воплощать!

Работы действительно было много, а времени – в обрез. К тому же здесь, на Дальнем Востоке, их было всего четыре человека. «На весь Хабаровский край», – уточнил Аракчеев. Поэтому сразу, уже в процессе подготовки, они решили «разбиться по направлениям». Львиная доля работы досталась, конечно, капитану 1 ранга. Ведь только он мог явиться с приказом на перегрузочную базу, во временное хранилище и в ядерный могильник, организовать и контролировать подготовку и погрузку радиоактивных отходов. Железной дорогой занялся Талеев: надо было «получить» железнодорожный состав. Хотя прямое указание из Москвы и существовало, но...

– Вот-вот, вы, начальники, опять все такие белые и пушистые: на официальном уровне занимаетесь правопристойными вопросами. А нам с Витом что достается? Подготовить и осуществить диверсию, нейтрализовать охрану, пустить под откос поезд, захватить станцию... Бр-р р, сплошная уголовщина и терроризм, – возмущался Аракчеев.

– Тебя что-то напрягает? Хочешь поговорить об этом? – вкрадчиво поинтересовался Гера.

– Понимаешь, командир, – «доверительно» поделился Циркач, – очень-очень не хочется остаться в учебниках истории кем-то вроде Герострата.

Талеев даже поперхнулся:

– Ну, ты... самолюбивый наглец! «Остаться в учебниках истории...» Каково, а?!

– Мелкие вы людишки! И желания у вас низменные: остаться в живых. Ладно, копошитесь, а я – в историю!

И Вадим направился в туалет.

Они остановились в маленьком частном мотеле на автомобильной трассе, которая от самого Комсомольска-на-Амуре шла практически параллельно железной дороге на Советскую Гавань. Здесь их вряд ли кто мог обнаружить, и все нужные «точки» были «под рукой». Хотя, например, Редину, по крайней мере на подготовительном этапе, на руку играли как раз популярность и узнаваемость. Поэтому, посещая могильник на побережье и стационарную базу отходов в районе Гайтера, он устраивал максимальный шум. Размахивал налево и направо своим фирменным удостоверением, непременно в сопровождении самого старшего начальника ползал по всем закоулкам хранилищ, выискивая – и находя! – массу катастрофических нарушений в организации содержания радиоактивных материалов. Устраивал блиц-экзамены для сотрудников и с бурей в голосе констатировал их некомпетентность. Господи, уж кому-кому, как не Сергею, было знать, куда залезть и что спросить!

Зато после таких выступлений подготовка «материала» к отправке проводилась в разы быстрее, а местные командиры и директора всех уровней молили Бога, чтобы вместе с поездом скрылся куда-нибудь этот большой и дотошный начальник из Москвы! И чтоб обошлось без последствий. Причем под «последствиями» они, разумеется, понимали не какие-то неприятности с грузом – плевать на него! – а сохранность своих теплых и хлебных мест. Поэтому угодить старались весьма изрядно.

Он посетил областное Управление МЧС и навел шороху и там. Потому что «...на каком основании спасатели устранились от профилактических работ с такими объектами, как пункты содержания радиоактивных отходов повышенной токсичности? Почему не осуществляются мероприятия по отработке с их личным составом навыков практических действий при радиационных авариях?! Куда смотрят начальники...»

Завершающий визит был нанесен им в штаб химических войск округа, в обязанности которых, среди прочих, входили ликвидация последствий радиоактивного заражения местности и, отчасти, мероприятия по спасению людей, оказавшихся в зоне поражения. Здесь капитан 1 ранга собирался «на бис» выдать такое...

Каково же было его удивление, когда дежурный майор у входа встретил его громогласной командой «Смир-р р р р р р но!!!» и полновесным рапортом об отсутствии замечаний и происшествий в химвойсках. А в «начальственном» кабинете генерал этих войск и вся его свита встали при появлении Редина.

Чуть позже, из бесед с проговаривающимися время от времени командирами, Сергей выудил, что телефоны в штабе с утра разрывались от конфиденциальных и совершенно секретных сообщений о прибывшем из московского Комитета грозном проверяющем с особыми, неограниченными полномочиями, который замыкается не просто на Министерство обороны или Росатом, а выше и выше... сами знаете... Ах, Гоголь, ах, Александр Васильевич, ваш «Ревизор» бессмертен!

То, что надо. Теперь можно было быть уверенным, что отряды химиков дезактиваторов прибудут на место аварии «при полном параде», а главное, беспрекословно станут выполнять все приказы «грозного проверяющего».

В штаб Тихоокеанского флота Редин даже не поехал. Зачем? Он и так мог голову дать на отсечение, что там, стоя на ушах, примеряли новые противорадиационные комбинезоны, готовясь к московской ревизии.

С железнодорожным ведомством у Талеева тоже не возникло никаких трудностей. Все было не так напыщенно и триумфально, как у Редина, но, заранее предупрежденные по телефону из Министерства РЖД, местные начальники подсуетились, и сформированный в экстренном порядке состав уже «стоял под парами». Грузитесь, господа!

По-настоящему беспокоило, пожалуй, только одно: Генерал больше не проявлялся никаким образом. Напрасно успокаивал себя Гера, что все, мол, сказано было уже в его единственном послании. Страх за Гюльчатай нарастал с каждым часом, и закаленный в десятках суровых схваток боец ничего не мог с собой поделать. Он лишь старался, чтобы этот страх не выплескивался наружу, не стал заметен товарищам в его глазах, в голосе, в манере поведения.

Они все понимали. Тема Галины Алексеевой стала на время табу в их разговорах. Только в плане предстоящей операции! И, желательно, без конкретных имен. И так все понятно.

Там же,

в пяти километрах от железнодорожной станции

Большая Картель

В полном соответствии с инструкцией железнодорожный состав специального назначения следовал со скоростью не более 60 километров в час. Перед редкими на пути станциями и переездами он вообще сбрасывал скорость до 30 километров. Было в нем, ни много ни мало, восемнадцать вагонов. Подавляющее большинство из них представляли собой открытые платформы, на которых стояло строго по два замысловатого вида контейнера, похожих издали на вертикально расположенные ракеты. Внутри каждого свинцового контейнера располагался урановый стержень, давно отслуживший свою «топливную» жизнь в каком-нибудь атомном реакторе и теперь перевозимый в стационарное базовое хранилище.

Контейнеры на платформах удерживались в основном за счет своего колоссального веса. Потому что разве можно считать удерживающими средствами обычные брезентовые ремни, которые растяжками тянулись от опасного груза к невысоким бортикам платформы? Потому и скорость состава была так невелика.

В нескольких закрытых вагонах везли всякую «ерунду»: обычные радиоактивные изотопы да оборудование, в основном металлическое, которое столь длительное время проработало в суровой радиоактивной среде и напиталось всеми альфами, бетами и гаммами, что теперь «светило» ничуть не меньше самих урановых стержней!

Охрана сидела в плацкартном вагоне в «голове» поезда. Ну, какой, скажите на милость, идиот будет стоять часовым между двумя свинцовыми «дурами» на открытой платформе?! Идиотов не было. Умные охранники на каждом некрутом повороте выглядывали в окошко. И даже пересчитывали свой сокровенный груз: не украл ли кто чего по дороге. А в свободное от выглядывания время играли в карты и пили водку. Играли, между прочим, на «...пойди посмотри, как там дела в закрытых вагонах». А водку пили потому, что у нас в стране из поколения в поколение передаются великие строки из песни Галича: «...истопник говорил, что «Столичная» – лучшее средство от стронция!»

Очень «подкованных» среди охранников не было. Что такое «стронций», вряд ли кто из них мог объяснить, но то, что любая работа с радиацией предполагает внутреннюю дез-ак-ти-ва-цию организма, каждый знал, как «Отче наш». Впрочем, эти «Отче наш» не знали. Но «дезактивировались» прилежно, по схеме: немного – до, постоянно – во время, и ударной дозой – после. А главное, были незыблемо уверены, что не только живы до сих пор, но и ничуть не растеряли своей мужской силы исключительно благодаря неукоснительному соблюдению заветов.