Эффект Мнемозины - Евгений Николаевич Матерёв

в раскопе. Только одни очищают найденное от земли, а другие избавляют его от напластований времени.

– Думается мне, что это не единственные методы.

– Не единственные, – подтвердила Ольга Ивановна. – Органикой тут не ограничиться. Датировать помогает остаточная намагниченность. Этот метод похож на дендрохронологию, только вместо деревьев данные получаются от обожжённых горных пород, керамики, печей.

Дело в том, что глины и железосодержащие породы, если их обжечь, сохраняют в себе величину и направление магнитного поля в момент последнего нагрева. Узнав эти данные, можно датировать объект. Правда, для этих изысков нужно, чтобы было исполнено два требования к образцу: длительный нагрев и неизменное положение с момента последнего нагрева.

Как и в случае с дендрошкалой, нужны данные об изменениях величин и направления магнитного поля для этой местности и чтобы эти данные подтверждались хорошо датируемыми памятниками.

Понятно теперь, почему и из-за чего археологи так долго копаются? Собирается и обрабатывается вся информация, какая только есть. Ещё больше времени уходит на перекрёстную проверку различными методами.

Прогулка тем временем продолжалась. Сергей то и дело взбирался на какую-нибудь кручу и с восхищением озирался кругом, удивляясь природной красоте. Он, бывало, оглядывался на мать, ища сочувствия своим эмоциям. Ольга Ивановна с пониманием смотрела на сына, улыбаясь его проявлениям непосредственности.

«Продержаться бы».

Эмоциональный фон этой прогулки для Ольги Ивановны был другим. Это дома можно найти для себя дело и уйти в него, что называется, с головой, спрятаться. А тут…

Ольга Ивановна пыталась, чтобы её цветок души вдруг не распустился; отгоняла от себя мрачные мысли. Пыталась ответить на взгляды сына улыбкой. Казалось порой, ещё чуть-чуть, и она даст волю эмоциям.

– Интересная у тебя, мам, работа. Хотя талант художника у тебя есть.

– Ты так сказал, будто у меня нет таланта быть археологом, – деланно возмутилась Ольга Ивановна.

Если бы Сергей внимательнее посмотрел бы на мать, то увидел, что этой деланностью Ольга Ивановна успела урезонить и замаскировать свои уже вырывающиеся наружу эмоции. Хорошо, когда получается таким образом себя осадить – накал эмоций входит в крутое пике. Сколько уже таких пике было – не счесть.

– Я не так хотел сказать,– рассмеялся Сергей.

– Я поняла. Между прочим, я совмещаю эти профессии.

– Совмещаешь? Зачем нужны художники на раскопках? Или ты вдохновляешься только от археологии?

– Затем, чтобы зарисовывать находки в дневник; ты что, забыл? Не всем же дано хорошо рисовать.

– О! Когда-нибудь за твоими дневниками, как и за картинами, будут охотиться коллекционеры!

– Не будут! Они спрятаны в надёжном месте.

– Где?

– В архивах Академии наук. Это ведь не просто какой-то черновик, который можно вести, как тебе заблагорассудится, а самый главный документ в экспедиции. Хотя в нём и присутствуют некоторые вольности – ты можешь, например, записать в него свои предварительные суждения.

– Поэтому ты такая аккуратная?

– Наверно. Я люблю свою работу, а она обязывает меня быть аккуратной.

– Это видно, мам.

Ольга Ивановна улыбнулась сыну.

А Джангуль продолжал удивлять своими непостоянными видами. Кто знает, что произойдёт с запомнившейся скалой на следующий год? Полетят ли камни в сторону моря или, обветрившись, станут выразительнее звериные черты? А может быть, Природа нарисует лик человека – одного из самых прекрасных и, несомненно, самого страшного своего творения?

Ясно одно – в силах человека сохранить этот прекрасный лик Природы.

Глава двадцать первая

Ещё одно путешествие во времени

Ещё на одном любопытном разговоре мы с Вами, дорогой Читатель поприсутствовали. Чуть позже подъедет Вадим Аркадьевич, и семья Мирновых возвратится домой.

Но мне бы хотелось поддержать тему раскопок; ведь это – чистой воды приключение. Самая настоящая походная романтика, как сказала Ольга Ивановна.

Только представьте себе, мой Друг! Конец рабочего дня. Члены экспедиции, поужинав, сидят вокруг костра; поют песни, вспоминают о доме, делятся впечатлениями последних дней. А над ними раскинулся таинственный звёздный купол. Его тайна, несомненно, манила к себе и древних, рождая мысль.

Так и тысячи артефактов образуют созвездия истории, и мы силимся расшифровать эти послания из глубины веков. Мысль продолжает рождаться, влекомая тайной, что под ногами.

Конечно, в Крыму было множество археологических находок, но я хочу поведать об одной, сделанной в 1830 году. И сделаю это, как всегда, по-своему…

Каких только снов не видел Царь-Скиф за эти тысячи лет: и повседневный мирный быт с его маленькими радостями и заботами; и дикая война с блеском оружия и безумных очей. Бывает, снятся бесчисленные табуны лошадей, поднимающих пыль под солнцем. А бывает, снится охота…

В этот раз снилось нечто необычное для степняка.

Лошадь, привыкшая к степным просторам, казалось, с нетерпением перешагивала каменные навалы и стволы поваленных ветрами деревьев, как бы торопясь оставить за спиной все препятствия. Видимо, это нетерпение передалось и всаднику: он с тревогой всматривался вперёд, временами уворачиваясь от надвигающихся веток.

Вскоре пришлось спешиться. Оставив своего коня, царь подошёл к журчащему ручью и, зачерпнув холодной воды, испил из ладоней. В лесном зеркале зарябило отражение букового леса.

В зарослях пробежал дикий кабан; наверху вспорхнуло несколько птиц, захлестав по воздуху крыльями.

Напившись, скифский царь поправил кафтан и направился вглубь чащи. Поднявшись по тропе, оглянулся. Конь спокойно стоял, опустив голову к земле, и принюхивался к чему-то. Боевая маска в виде грифона на его голове светилась подобно солнцу; как, впрочем, и одеяние самого царя. Блеск золота был таким призрачным, но тем не менее органично вписывающимся в окружающую палитру весеннего леса.

Характерная для скифа остроконечная шапка была украшена золотым цилиндрическим обручем, а золото бляшек с изображениями богов и животных лоснилось на безрукавке. Рукавом рубахи прикрылись браслеты с ликами сфинксов – как стражники, смотрели они друг на друга. Жёлтый металл был повсюду: рукоять меча, ножны, горит для стрел и лука, поножи.

Случись, что солнечные лучи достигли золотых доспехов – тогда картина была бы ещё более неправдоподобной: статный высокий воин – словно посланец Ареса, бога войны, идёт меж бежевых стволов бука.

Сапоги, перехваченные ремешками, мягко ступают по лесной тропе. Хоть прошлогодняя листва ещё скована морозцем, но по каким-то неведомым признакам ощущается скорое пробуждение.

Предчувствие не обмануло – в низине быстро стал наплывать туман. Хрустальность морозного воздуха исчезает, сменяясь неразборчивым гулом.

Сквозь кроны деревьев становятся заметны скалы, подступающие к самому лесу. Подъём становится круче – приходится кое-где даже цепляться за ветки кустарника.

До слуха всё чаще стали доноситься звуки падающих камней. Подумать о природе этих звуков скифу не удалось – его внимание привлёк свет, который размягчался в клубах тумана.

Сначала царь подумал, что это кто-то остановился на