Чертовщина за свой счет - Валентина Андреева

– Подожди, шевелились очки?

– Да волосы же! Кудрявые такие, как у моей мамы.

Разговор ребенку явно наскучил, и он старательно стал прицеливаться в Наташку, благо первое попадание сошло с рук. Я постаралась предотвратить несчастье и направила руку Стасика в другую сторону. Кто ж знал, что оттуда выплывут две девицы с сигаретами. Да еще затягивающиеся в унисон.

– Минздрав предупреждает… – постаралась я смягчить ситуацию.

Стасик мгновенно спрятался за меня.

– Нарожают детей на старости лет и балуют до одурения! – возмущенно изрекла одна из них, осторожно вытирая свободной рукой физиономию. Вторая рука по-прежнему сжимала уже бесполезную сигарету.

– Надеюсь, вода не из унитаза, – проронила попутчица, предусмотрительно выкинув мокрую сигарету за борт, и потрясла головой, избавляясь от излишков влаги. Потом осторожно – указательными пальчиками – провела по лицу, стараясь не уничтожить макияж. Рот при этом смешно открылся. – Это перст судьбы, – вздохнула она. – Пора завязывать с курением.

– Детей, между прочим, иногда и воспитывать надо! – не унималась первая девица, протягивая свой мокрый платок соседке.

– Можно подумать, вас утопили! – вступилась за нас Наташка. – Ребенок есть ребенок. Провели мелиорацию – и гуляйте дальше. Перед сном умываться не надо. Учитесь видеть в плохом хорошее.

Нет, вторая девица мне определенно нравилась. Она исподтишка подмигнула Стасику, осмелившемуся явить присутствующим лукавую мордашку.

– Слушай, браток, будут проблемы с мишенями – обращайся. – И, помахав ему ручкой, утащила продолжавшую возмущаться подругу дальше.

Молчавшая до сей поры бабуля торопливо стала прощаться – Стасику пора спать.

– Да-а-а, сейчас меня уложишь, а сама на дискотеку, – сопротивлялся внучек. – Не хочу спать!

– Ну что ты, милый. Какая дискотека! Пойдем, я тебе почитаю. Хочешь книжку, хочешь мои стихи. И вытрись сейчас же! С этим дурацким пистолетом ты сам весь вымок. – Бабушка возобновила прощание с Наташкой, а я решила помочь ребенку, достав свой носовой платок.

– У меня есть, – расстроенно пробурчало дитя, вытягивая из джинсиков аж два платочка. – Это мой, а это дядькин. Он его уронил, когда я в каюту постучал. Блин! Хотел отдать ему.

– А мне можешь отдать? – мигом сориентировалась я.

– Бери. На фиг он мне нужен-то. Слюнявый. Дядька им все время рот закрывал. А вам он зачем?

– Для коллекции. Знаешь, кто что коллекционирует. – Подавляя чувство брезгливости, я кончиками пальцев взяла скомканную тряпочку, положила в свой носовой платок и убрала в карман.

– Знаю, – уверенно произнес ребенок. – Мой дедушка колецинирует баб. Так моя бабушка Нюся говорит. А я, когда был маленьким, собирал динозавров. Только надоело.

– Стасик! Попрощайся с бабушками. Мы уходим.

Я, признаться, онемела. Наташка на «бабушек» не прореагировала и мило попрощалась за нас двоих. Разгадка была проста: подруга состарила нас лет на двадцать, заявив собеседнице, что эксперимент с омолаживанием длится уже десять лет после нашего выхода на пенсию. Я ужаснулась – значит, мне сейчас где-то шестьдесят пять!

– Хорошо сохранилась, – беспечно отозвалась подруга.

– А ты не боишься проснуться завтра сверхпопулярной?

– Не боюсь. Я пообещала бабуле поделиться с ней кое-какими секретами сохранения молодости, если она оставит наш разговор в тайне. Она заинтересована в неразглашении, ибо хочет утереть нос всем родным и знакомым. Последних, кстати, за счет этой поездки значительно прибавилось. Кстати, как я поняла: старушка пишет стихи? Романтическая натура.

Каюта была закрыта. Я на всякий случай подергала несколько раз за ручку двери и даже постучала.

– Не видишь, нет никого, бездомная ты наша. Следовало ключ у дочери заблаговременно забрать. Подожди… А мой-то где? – Наташка принялась выворачивать все карманы. В том числе и мои. – Что ж ты из носового платка колобок сделала? Нервишки?

– Дай сюда! – Я буквально выхватила комочек из рук Наташки. – Это улика. – Последние слова я произнесла тихо, сквозь зубы. Мы отошли к приоткрытой двери в машинное отделение, откуда доносился ровный грохот. – Платочек принадлежит некоему лицу мужского пола, поручившему старательному Стасику доставить смертоносный груз в нашу каюту.

– Что-то я не очень хорошо поняла. Нас что, опять хотят лишить радостей жизни? Можно потолковее?

– Можно. Стасик притащил в нашу каюту пистолет, неудачно спрятанный Лешиком, по просьбе некоего незнакомого мужчины, но отнюдь не тихо, как просил тот. Вышел облом. Прежде чем незаметно подкинуть пакет нам, Стасик постучался. У мужичка от удивления отпала прикрываемая платком челюсть, и он удрал, уронив свою полупаранджу. Вежливый ребенок поднял платок с намерением вернуть потерю растяпе, но тот бесследно исчез. Насколько я поняла, растяпа был ряженым. На голову он натянул парик, скорее всего, женский. Я сначала удивилась, как этот тип не побоялся в таком виде показаться другим людям, а потом сообразила: весь народ кучковался везде, кроме нашего коридора. Здесь слишком тесно и всего четыре каюты, в которых никого не убивали. Мужик торопился. Натянул парик кое-как в начале коридора, прикрыл нижнюю часть лица платком – и вперед, к нашей каюте. Тут ему и подвернулся Стасик…

– Покажи платок, – потребовала Наталья. Я покорно разжала ладонь. – Тут аж два платка! Какой принадлежал тому козлу? Так, сама поняла – это твой, он в твоей помаде. А этот и брать-то противно. Слушай, да это же… – Наташка двумя пальчиками на весу держала смятый, но тем не менее хорошенький беленький батистовый платочек, отделанный тонкими кружевами.

– Женский! – ахнула я. – Может, у этого типа нетрадиционная сексуальная ориентация? Если, конечно, он не женщина. Хотя Стасик говорил о нем, как о мужчине.

Наташка хмыкнула:

– В наше время мужчины как вырождающийся тип должны быть занесены в Красную книгу. На приволье вовсю расплодились мужичонки, братки, мужчинки, алкаши и козлы. Твой Стасик вполне мог ошибиться… Знаешь, ты подумай на досуге над половой принадлежностью таинственной персоны. У тебя это лучше получается. А сейчас самое время добыть ключи от твоей каюты. Придется отлавливать молодежь. Для начала – на дискотеке.

К десяти часам вечера ресторанный зал главной палубы чудесным образом трансформировался в танцевальный. Надо сказать, что помещение ресторана нравилось мне и Наташке больше других. Каждый раз, переступая порог этого заведения, мы вспоминали, что после трапезы не надо мыть посуду. Наверное, это воспоминание будет греть наши души долгими зимними вечерами… В этот раз переступать порог как-то не хотелось. Едва открыли дверь – сразу захотелось ее закрыть: мы были абсолютно лишними на этом празднике жизни. Слишком резкий контраст составлял наш джинсово-кроссовочный прикид вкупе с ветровками с легкими нарядами танцующих. Наташка, привлекая излишнее внимание танцующих, безуспешно пыталась высмотреть Алену и Лешика. И тут меня осенило: гораздо легче обозревать пары через сплошные окна палубы. Я дернула Наташку за ветровку в тот момент, когда она уже почти разозлилась. Не дав возмущению перерасти в гневную тираду, я скороговоркой изложила свой гениальный план. Он был одобрен словами «хорошо, идем» и весомым толчком в плечо.

Мы перелезли через ограждение и, несмотря на плотную тюлевую занавеску, сразу увидели ребят. Они сидели за вторым от края столиком и мирно потягивали что-то из высоких бокалов. Я сразу же ощутила острую жажду и осторожно постучала в стекло. Но то ли потому, что слишком уж поосторожничала, то ли из-за «Листопада» Андрюши Губина, меня не услышали. Алена, правда, несколько раз посмотрела в нашу сторону, да только абсолютно невидящим взглядом.

– Прислони лицо вплотную к окну, я дождусь паузы и сама постучу, – скомандовала подруга, и я послушно расплющила нос о стекло. Андрюша все пел и пел. Я было совсем уже решилась передохнуть, но в это время дочь мечтательным взором окинула тюлевую занавеску на окне и наконец-таки увидела меня. Я радостно и широко улыбнулась. Лицо Алены напряглось, а когда я стала делать призывные движения рукой – подернулось дымкой ужаса. Рядом, корча рожи, выплясывала Наташка. Очевидно, ее танец был много интереснее, поскольку дочь что-то прокричала Лешику и показала дрожащим пальцем в окно. Что за дурная манера – показывать пальцем, и я погрозила дочери кулаком. Она даже не улыбнулась. Более того, вскочила из-за стола. Зато улыбнулся серьезный Лешик, что-то ответил и, взглянув на нас, застыл с соломинкой во рту. Потом резко поднял тюлевую завесу вверх. Напряжение на его лице разгладилось. Он покрутил пальцем у виска, причем этот жест явно предназначался нам. Мы оскорбились. Наташка махнула рукой на выход, Лешик кивнул головой, и все устремились навстречу друг другу.

Наташка завелась на подходе к месту стыковки.