Ларчик для ведуньи - Яна Тарьянова

заимке такое случалось. Нет, не приснилось ничего. Ни подвал, ни работа, ни полуобнаженный Илларион. Иллариона во сне она видела всего один раз. Жаль, что так мало.

Отдохнувшая Альма поставила тесто на быстрых дрожжах, встретила курьера, получила лососевый и говяжий фарш – свежую оленину в Ключевых Водах нельзя было купить ни за какие деньги – и с легким сердцем занялась готовкой.

Она пожарила лук, смешала с фаршем – каждый в отдельной сковороде. Еще немного обжарила, добавив заранее замоченного ягеля и укропа, и оставила остужаться. Здравка, вертевшаяся под ногами, выпросила лососевую котлету, расковыряла и почти не съела. Альма докормила ее творогом со сметаной, уговорила попробовать маленькое пирожное-безе и запить молоком, и только после этого разрешила выйти на улицу. Собирая пирог – чередуя начинки и выкладывая перегородки лепестков – она глупо посчитала «любит – не любит» и порадовалась тому, что руки сами сделали «любит». Не пришлось ничего подвигать. В серединку она положила два сорта фарша, не разделяя перегородкой.

«Если Иллариону такое не нравится – сама съем».

Пирог отправился в духовку. Альма посмотрела на лестницу на чердак, задумалась – «слазить или не слазить на стропила?» – и высунулась в окно, услышав знакомый писк. Братислав что-то бурно рассказывал Здравке, глотая звуки, делясь неразборчивой радостью. Сердце екнуло. Альма на подгибающихся ногах дошла до калитки и выглянула на улицу. Ворота заветного дома были открыты. Илларион стоял возле машины и смотрел в открытый багажник. Увидев Альму, он не разозлился, а оживился и замахал рукой.

– Здравствуйте! Мы вернулись! Мы столько всего привезли! Хотите, я угощу вас цукатами из физалиса?

Она проглотила отказ – «не надо мне волчьих гостинцев!» – и сказала:

– Не откажусь. Но только на обмен. Вы приехали вовремя! Через час будет готова «ромашка». Как раз разгрузите продукты, переоденетесь, и можно будет садиться за стол. Чай, молоко или кофе?

– Не хочется вас стеснять…

– Молоко, конечно, не бочковое, – продолжила гнуть свою линию Альма, чувствуя, как румянец заливает щеки. – Могу приготовить чай с медом и щепоткой ягеля.

– М-м-м… Вы меня искушаете.

«Да, – подумала Альма. – Я тебя искушаю».

Илларион покопался в багажнике и сообщил:

– Тогда я принесу к чаю цукаты, варенье из физалиса и овечий сыр. Договорились?

– Договорились, – согласилась Альма.

Она надеялась, что неведомый физалис не воняет чесноком, как противная черемша. Не должен вонять – даже волки варенье из чеснока не варят.

Посиделки удались на славу. Илларион ел, как не в себя, превозносил кулинарные способности Альмы, вгоняя ее в краску, и беспечно делился информацией – ничего не пришлось клещами вытягивать.

– Мы ездили к родителям Дарины. Это жена Гвидона. Она шолчица. Ее батя – степной волк. Он рыбак, мы с ним на рыбалку ходили. А мама – шакалица. Там целая община шакалов. Все старенькие, молодежи нет, разъехались. Только Гвидон с Дариной часто бывают, остальные на праздники. Они просили, чтобы Гвидон нас с Брайко в гости привез. Они такие приветливые! Все время носили нам еду, хвалили меня за кисточки на ушах и за то, что я громко мурлычу.

– Я видела, как вы стояли возле кафетерия пару недель назад. У щенка симпатичные ушки, – не кривя душой, сказала Альма.

– Ага, – глядя на половину пирога, вздохнул Илларион. – Дарина со Светланочкой ушастенькие. И на вид такие несчастные, что хочется их погладить и развеселить. А на деле обе те еще штучки. Дарина может застрелить, а Светланочка кусается исподтишка, а потом унылые рожи корчит. Укусила меня за хвост, когда я заснул возле бочки с дождевой водой – мама Дарины так воду для полива зелени собирает – я подскочил, с размаху в эту бочку головой вписался, на грохот половина общины сбежалась. И начали вместе с Гвидоном Светлану утешать – не бойся, маленькая, дядя-рысь тебя не специально напугал. Тьфу! И не пожалуешься – она с Брайко подружилась, а это важно. В ней волчьей крови три четверти, а если мы останемся здесь жить, Брайко придется как-то с волками ладить. Альма! Вы меня извините, если я ненадолго отойду? Объелся, надо чуть-чуть подремать. Спасибо еще раз. Все было очень вкусно.

– Идите, отдохните, – развеселилась Альма – Илларион демонстрировал истинно кошачью натуру «поел и спать». – Я присмотрю за детьми. Потом заберете пирог, возьмете с собой на работу на завтра.

– У нас столовая.

Взгляд на пирог свидетельствовал, что хорошо бы его забрать прямо сейчас.

– Илларион! Не отказывайтесь! В столовой всегда успеете пообедать, я «ромашку» не каждый день пеку.

– Спасибо, возьму. И… не ломайте язык, называйте меня Ларчик.

– Вам же не понравилось, когда я вас так назвала.

– Просто растерялся.

Ответ был сдобрен мурлыканьем. Илларион встал и ушел к себе, одарив Брайко указанием: «Ты тут не балуйся». Котята убежали в комнату Здравки, начали греметь игрушками, драться за бумажный пакет и кататься на занавесках. Когда Альма, обдумывавшая слова «Дарина может застрелить», прикрикнула и потребовала не портить интерьер, парочка с писком умчалась прочь, задрав хвосты и сверкая пятками. Альма рассердилась всерьез – дети побежали через дорогу, не глядя по сторонам. И Здравка в очередной раз проигнорировала предупреждение: «Не выходи без меня за ворота».

Она пошла следом. Открыла калитку – Илларион давно сказал ей код – постояла на пороге открытой двери, не дождавшись ответа на короткий стук в косяк. Котята весело мяукали, чем-то грохотали. Альма решилась, вошла в дом, и увидела, что они увлеченно катаются с горки, по очереди забираясь на чердачок.

«Завтра привезут "Крепость", послезавтра, если Илларион откажется, вызову сборщика. Иначе Здравка меня своими побегами до сердечного приступа доведет».

Она сделала еще шаг и замерла, впитывая запах, запоминая картинку. Похоже, Илларион так сильно объелся, что у него не хватило сил превратиться. Клетчатая рубашка и один носок валялись на полу возле кровати. Альфа спал на животе, спрятав голову под подушку – оно и понятно, котята шумели. Альма долго смотрела на широкие плечи, мощную спину, голую пятку и пятку, обтянутую носком, а потом попятилась, потому что чуть не сделала глупость – чуть не подошла, чуть не положила ладонь на лопатку, пытаясь поглаживанием добиться мурлыканья.

Альме хотелось узнать, как ее тело откликнется на прикосновение, если они окажутся в одной постели. Пепельник не вызывал у нее и десятой доли подобного желания, и это порождало уверенность – если Илларион смог разбудить в ней эту жажду, он и сможет ее утолить.

Дома, успокоившись, она превратилась и начала следить за улицей со стропил. Если котята опять выбегут на улицу, можно будет быстро спуститься и устроить им взбучку. Пусть Братислав хоть сто раз шипит, скрипит и обижается, но бесконтрольно они через дорогу бегать не будут. Просидев чуть больше часа, она решила еще раз сходить