Страна несветлого будущего - Артемий Юрьевич Хвалеба

— О чём это он? — спросил Пашка.

Витёк, потирая подбородок, тоже высказался:

— Видимо о том, что насколько бы не был дремуч наш народ, он всё же не безнадёжен и есть у нас шанс пробудить в них то, что дремлет уже много лет.

Я лишь подумал: «Хм, оптимизм воли. Хорошо если так».

В это время, с кухни пришёл Толя. Вид у него был не радостный. Он прошёл мимо нас и начал убирать кружки со стола. После, он повернулся ко мне и сказал:

— Завод прикрыли.

— Вот ведь «дрова»! А по деньгам как и так должны нам за три месяца? — вырвалось у меня.

Вспомнив о Серёге, я спросил у него:

— Ты «Мореману» звонил?

— Жена его «стервозная» ответила. Сказала, что он «бухой» пошёл в гараж, еще и наорала на меня, — ответил Толя, обдумывая случившееся.

«Да, жена у него та ещё «пила». Ладно, ничего поди страшного не случится, пускай расслабится мужик» — крутилось у меня в голове.

— Это знак, — добавил Трошев.

Тут «Рыба», решил разбавить весь этот мрак, сказав:

— Может, тогда сгоняем в «Костёр грёз», там вроде сегодня выступают «Стражи либертарианства»? Мы, как раз с Евгенией хотели сходить. Заодно и познакомлю вас, горячительные напитки с меня.

Смотрю, Толик вроде повеселел, и я подумал, что можно и развеяться. Кто знает, может в последний раз?

Мы помогли ему быстро прибраться. Выходя на улицу, чуть не столкнулся с каким — то парнем, он нёс два кофе и «шавуху». Занятый своими мыслями, я не обратил внимание на то, куда он шёл и не рассмотрел его. Витёк уже подогнал машину, мы уселись и понеслись подальше от всех обуревавших нас сегодня мыслей, навстречу «куражу» и хорошему настроению.

Глава 10

«Я принесу их в жертву своей цели!»

Орлов сидел в машине, погрузившись в свои мысли. Стало холодать, он запустил двигатель и включил радио. На полицейской волне шли дежурные переговоры. Служба идёт своим чередом.

«Где Володя, с этим чёртовым кофе и едой? В животе уже гул», — думал он, смотря на автомобильные часы. Они были, как светлячок, притаившийся на приборной панели. Он освещал его небритое и усталое лицо.

Пассажирская дверь открылась, запустив вечерний холод в салон. Вот и Вова «нарисовался», он неистово ругался.

«Твою дивизию, чуть не столкнулся с Гриневским. Засмотрелся на красивую девушку с собачкой» — сказал напарник, подавая старшему кофе и еду.

Орлов ни чего не ответил на это, ему хотелось есть. Не много утолив голод и закурив, он произнёс:

— Все разошлись. Валить отсюда пора, хватит на сегодня.

— Хорошо командир. По «прослушке», как дела обстоят?

— спросил Володя, пережевывая не хитрую «закусь».

Затянувшись и выпустив колечки дыма в приоткрытое окно, Дмитрий ответил:

— Вроде «криминал» у них намечается, на «тропу войны» собираются выходить. Уже и союзники имеются. В чём — то я даже с ними согласен.

— У меня тоже руки иногда чешутся, порядок навести. Останавливает служба эта и быть может, что — то ещё, — сказал Вова, задумавшись.

Орлов, убавив не много звук, произнёс:

— Я вообще плохо понимаю, что происходит. Торчим тут, сведения собираем, а реакции пока никакой. Кто и против кого играет? Не понятно. Слышал скоро в «главке» совещание будет. Чую, что всё это затишье вот — вот закончится. Нам сейчас придётся без выходных поработать, надо «дела» в порядок привести.

— Да хрен с ним. Лучше в кабинете, с бумажками, чем в машине вот так прозибать. Значит, ты не поедешь со Светкой до тёщи? — спросил Володя своего напарника, докуривая сигарету.

— Значит, не поеду. Она ещё «на сносях», блин. Не сидится же дома дурёхе, — ответил Орлов, «перебирая» радиостанции на магнитоле. Хотелось развеять нахлынувшую тоску и непонятное раздражение, хорошим треком.

— Боюсь, как бы и нам не пришлось стать перед выбором, против кого будем мы, — сказал Вова, вернувшись к прежней теме разговора.

На «волне» заиграла песня о дороге домой и Дмитрий, уже с уверенностью в голосе произнёс:

— Чему быть, того не миновать лейтенант. Поехали на «базу». Машина тронулась с места, освещая одиноких припозднившихся прохожих. Проезжая через дворы, Орлов заметил краем глаза надпись на стене дома. Опять в его сердце стало проникать то чувство тревоги, которое уже было ему знакомо.

«Когда ты стоишь на краю бездны, лучше окунуться в неё одному» — вывела красной краской, чья — то неведомая рука на обшарпанной стене.

…………..

Пока «рядовые» сотрудники правоохранительных органов честно делали свою работу, их начальство вело совсем нечестную игру. Это был район города, известный в народе, как «Камбоджа». Злачное место, заброшенные территории обанкротившихся предприятий, частные полуразвалившиеся дома, помойки с грязными улицами и праздно шатающимися объектами вида «гомосапиенс», глядя на которых, трудно сказать, человек ли это вообще? Проституция, наркомания, алкоголизм и высокий уровень преступности на фоне всего этого безобразия, дополняли общую картину упадка и деградации города. Как раз здесь, в цеху бывшей обувной фабрики и размещалась основная лаборатория по производству синтетического наркотика «Стрэнжер». Дело было к ночи, заступала новая смена. В воздухе присутствовал стойкий запах химикатов и пластика. Хаим Львович был уже на месте, в само помещение он не заходил, не переносил той едкой вони, что там была. На улице было хорошо и свежо, хоть и прохладно. Он курил и прогуливался вдоль здания, погрузившись в свои мысли, иногда посматривая на часы. Минут через десять, кто — то посигналил за забором, ворота открыли вооружённые охранники. На площадку заехала шикарная машина, стёкла тонированы «вкруг». Дзежинсикй ждал этого человека и хорошо знал его. Вот из салона показался владелец всего этого «предприятия». Это был Ефим Львович Сиплаков, он же «Сиплый». Мужчина среднего роста, на вид 55–60 лет. Седая шевелюра, развевалась на осеннем ветру, лицо его было наполовину обезображено шрамом. Двигаясь навстречу своему гостю, он прихрамывал, держа правую руку в кармане пальто. Хаим Львович стоял на месте, лишь немного отойдя в тень, скрываясь от света прожекторов, висящих на стене здания. Человек подошёл к Дзежинскому, сверкая искусственным глазом с изображением кошачьей морды. Напрашивалась аналогия с К.О.Т, при виде такого знака. У Хаима Львовича данный глазной протез, всегда вызывал некий дискомфорт. Только в последнее, он стал привыкать к этому атрибуту внешнего вида родного брата. Они пожали руки и обнялись.

— Ты опять «юморишь», протягивая мне протез? — спросил Дзежинский, улыбаясь.

— Всё забываю, что руки нет, Без прикола брат, — смеясь, ответил ему этот человек.

— Ну, здравствуй Фима, — произнёс