Поцелуй или смерть - Дей Кин

Галь посмотрела на Менделла из другого угла комнаты.

— Да, мой бедный дурачок. Совершенно разорен.

— В течение последних лет, — продолжал Гарпер, — у него не было ни гроша за душой. Он был должен всем. Эбблинг уже начал тратить ваши деньги, Менделл, и он был такой же бабник, как и его дочь — шлюха.

Галь бросила на Гарпера ненавидящий взгляд.

— Деньги Эбблингов промотались с помощью длинного ряда девиц, вроде этой Марвин. Поручение Менштовского и его последующая смерть явились для Эбблинга божьим даром. И вот тут-то мы и вмешались. Ваше наследство подлежало обложению налогом, и именно это нас заинтересовало, а для этого надо было найти наследника, который бы подтвердил свои права документально. Эбблинг, как мы знаем, сразу нашел вас. Его дочь немедленно вступила в игру и вышла за вас замуж, чтобы стать вашей наследницей. Вышла замуж для видимости…

— Почему для видимости? — спросила Розмари.

— Она уже была замужем, — ответил Гарпер, — ранее тайно выйдя замуж за блестящего ассистента Менштовского, молодого бразильского физика, по имени Альварес Кабраи. Молодой человек подавал большие надежды, и для него было тяжелым ударом превратиться в шофера и разделить свою жену с другим…

Андре выругался по-португальски. Лейтенант Рой был шокирован.

— В присутствии дам! — пробормотал он.

Гарпер закурил сигарету.

— Нам потребовалось много времени, чтобы найти вас. Мы абсолютно не знали, в каком районе страны вы живете. И мы также не знали, что ваш отец американизировал свое имя, не оформив это документально. Мы думали, что ваша женитьба на мисс Эбблинг, я должен бы сказать на сеньоре Альварес Кабраи, ничего нового нам не подскажет. Но тем не менее, мы послали человека, чтобы узнать вашу фамилию. К несчастью, особа, которая с ним разговаривала, а это была ваша мать, сказала ему, что ваша фамилия всегда была Менделл.

— Вы хотите, — вмешалась миссис Менделл, — чтобы я дала повод людям считать меня иностранкой?

— С чего бы они так подумали? — Менделл погладил ей руку.

Гарпер открыл бумажник и достал мятую газету «Дневник Чикагоски».

— Менделл, уже читали? — спросил он.

Менделл поморщился.

— Я немного могу говорить, но, как я уже сказал мистеру Куртису, ни читать, ни писать не умею.

Мать взглянула на польскую газету и вернула ее Гарперу.

— Это для поляков, — пояснила она, — я же всегда читаю «Чикаго Трибюн».

— Итак, что же там, в этой газете? — поинтересовался Менделл.

Гарпер показал ему объявление в несколько строк.

— Мы помещали в этой газете в течение двух лет объявления, и точно такие же во всех польских газетах страны. — Гарпер перевел объявление на английский: — «Если Бернард Менштовский, племянник Владимира Менштовского, родившегося в Гданьске, Польша, двадцать четвертого июня тысяча восемьсот девяносто седьмого года, напишет по этому адресу, он узнает кое-что весьма интересное для себя». Эбблинг тоже поместил объявление в газетах, и это нас обмануло. Мы подумали, что он все еще ищет вас. Куртису пришла в голову мысль порыться в старых польских судовых журналах, и он нашел одного Бернарда Менштовского, эмигрировавшего из Гданьска в Чикаго. В результате дальнейших поисков выяснилось, что этот Менштовский работал на скотобойне и что он изменил свою фамилию на Менделл. Куртис был там и все выяснил, а вы в то время находились в полиции по подозрению в убийстве.

Джой Мерсер отошел от окна.

— Можно написать об этом?

— А почему бы и нет?

Мерсер направился к двери и, остановившись на минутку, положил руку на плечо Менделлу.

— Я вернусь к обеду, старик. Закажи маме гуляш, я принесу пару бутылок. — И он направился писать статью.

— Как в доброе старое время, — вздохнула мать.

Гарпер прокашлялся.

— А теперь об этих патентах и налогах, Менделл.

— Они в цене? — спросил Менделл.

— Они чрезвычайно интересны.

— Соединенные Штаты могут ими воспользоваться?

— Да.

— Тогда к чему усложнять разговор? Возьмите их, я отдаю их от чистого сердца. Они — ваши. Время от времени будете присылать мне пару долларов, чтобы все было официально.

— Барни, мы сделаем лучше, гораздо лучше. — Гарпер закрыл свой бумажник и снял с вешалки пальто. — В этой истории есть еще одна вещь, которая задевает меня за живое.

— Что за вещь? — поинтересовался Карлтон.

— Понятно, что, если бы Менделл умер, Галь стала бы его наследницей и они могли бы спокойно удрать с деньгами, которые у него украли. Но почему они сразу не убили его?

— Слишком рискованно, — поразмыслил Карлтон. — Эбблинг слишком хитер.

— Но зачем надо было убеждать его, что он сумасшедший, и заточать его на два года в клинику?

— Да, — согласился Карлтон, — меня это тоже заинтриговало с самого начала.

Розмари встала, направилась к стулу, на котором сидела Галь, и внимательно посмотрела на нее.

— Мне кажется, что я смогу разрешить эту проблему. Барни — самый глупый парень в Чикаго во всем, что касается женщин. Но тем не менее, он умеет считать до девяти. — Розмари попыталась распахнуть норковую шубку Галь. — Покажи свой живот, шлюха!

Галь ударила ее по руке.

— Я запрещаю вам называть меня так! — И Галь попыталась расцарапать Розмари лицо.

Розмари поймала Галь за волосы, откинула ее голову назад и, распахнув шубку, подняла ей на поясе пижаму, обнажив живот.

— И не вздумай устраивать мне гадости, — пригрозила Розмари. — С меня хватит твоих выдумок. — Она нагнулась и рассмотрела розоватую кожу. — Гм-м-м… Галь была замужем и, когда выходила за Барни, была беременна. Срок беременности оказался, вероятно, слишком велик, чтобы она могла решиться на аборт. И тогда они устроили эту мизансцену, убедив его, что он видит и слышит то, чего на самом деле нет, для того чтобы Барни сошел за сумасшедшего. Они уговорили его отправиться в клинику. Таким образом можно было не потерять курицу, несущую золотые яйца, а миссис Менделя, она же сеньора Кабраи, на это время уехала, чтобы дать жизнь ребенку Андре. Если это не рубцы, то я не медсестра!

— Рубцы? — переспросил пораженный Карлтон.

— Это такие тонкие полоски, — пояснила Розмари, — следы на коже живота, остающиеся после беременности.

Розмари выпустила волосы Галь и отступила, брезгливо отряхивая руки. Галь выпрямилась, вытирая одной рукой слезы, выступившие у нее от ярости, и закрываясь другой рукой.

— Спектакль окончен? Да, у меня родился ребенок от Андре. Я чуть не умерла в родах и после этого внимательно следила, чтобы больше этого не повторилось. У меня были осложнения, и они отняли много времени. — Она повернулась к Менделлу, и ее губы насмешливо изогнулись. — Я хочу ребенка, Барни! Я хочу, чтобы ты сделал мне ребенка! — Она поправила пояс пижамы, ее грудь поднялась и заколыхалась от учащенного дыхания. — Можешь мне поверить, грязный поляк, если бы только я могла снова забеременеть, ты бы до меня никогда не дотронулся!

Галь тряхнула волосами и королевским жестом запахнула потуже шубку. И вдруг она снова стала очаровательной, прекрасной и притягательной, с почти девичьими влажными глазами.

— Ну что ж! — Галь очаровательно улыбнулась инспектору Карлтону. — Действуйте! Арестуйте меня, чтобы мой адвокат мог попытаться освободить меня. Не знаю, какие обвинения будут мне предъявлены, хотя бы даже и обвинение в убийстве, а это худшее, что вы можете мне предъявить, я держу пари на сто против одного, что я возьму верх над вами!

Инспектор Карлтон был с ней откровенен.

— Не стану держать с вами пари из риска потерять свои доллары. Рой, проводите, пожалуйста, ее в камеру.

Лейтенант Рой встал со стула, на котором сидел.

— Я верю, что смогу до того времени сдержать свои низменные инстинкты. — Он открыл дверь, ведущую в коридор. — Идите! Вы, оба!

Андре покорно вышел в коридор. Галь остановилась на пороге и посмотрела на Менделла. Потом она подняла руки и запустила их в свои волосы знакомым жестом. Ее норковое манто распахнулось, обнажив тело, затянутое в шелк.

— До свиданья, Барни! — Ее голос прозвучал одновременно ласково и насмешливо, после чего она выпустила волосы и запахнула манто.

Она уже ушла, а Менделл все продолжал смотреть на пустой порог, стараясь не показывать чувств, которые овладели им. Розмари была очаровательна, Розмари была его соседкой, Розмари была его синей птицей. Он станет хорошо относиться к Розмари, а она будет любить его… Но никогда Розмари не станет Галь…

Галь — плохая, она — с гнилой душой, но она всегда останется частью его. Это мечта, которая никогда до конца не умирала, мечта его воспоминаний и горечи… Никогда Барни уже не станет тем, кем был, какая-то часть его умерла. Эта часть вышла сейчас за дверь вместе с Галь. Эта часть его, которая все еще была привязана к ней и всегда останется там.