Посетители - Клиффорд Саймак

В общем, мы работали честно, подумал он. Никакой сенсационности, только то, что видели собственными глазами. Полная ответственность за материал. Хотя временами было трудно провести эту тонкую линию между сенсацией и беспристрастным деловым репортажем.

Небо было безоблачным. Огромная яркая луна плыла на западе, наполовину склонившись к горизонту. Здесь, за пределами зарева городских огней, небо было усеяно мириадами звездных точек. Холодный ветер задувал в открытое слева окно.

Может, стоит перед сном выпить чего-нибудь покрепче? Джейн, конечно, уже в постели, но не спит, ждет шума подъезжающей машины. И встречать будет в дверях. Внутри потеплело — он подумал, что все эти годы Джейн всегда так его встречала. Дети уже давно уснули и в доме будет непривычно тихо без их возни, и будет приятно посидеть спокойно в гостиной, выпить пару рюмочек с Джейн.

Луна впереди вдруг померкла. Облако, подумал он, и тут же по позвоночнику пробежал тошнотворный холодок. Нет, не облако. Облако не опускалось бы сверху и просвечивало бы по краям, а не было таким черным, таким прямоугольным… Он медленно снял ногу с акселератора и так же медленно начал тормозить. Чернота, затмившая луну, закрывала уже все звезды впереди. Гаррисон вырулил на правую обочину и остановился. Впереди, не более, чем в полумиле, огромная чернота, закрывшая звезды, опустилась на шоссе.

Он открыл дверцу и вышел на дорогу. Рядом остановилась еще одна машина. Какая-то женщина спросила, выглядывая в окно, тонким возбужденным голосом:

— Что происходит? Что это там?..

— Я думаю, это еще один пришелец, — тихо сказал Гаррисон. — Такой же, как и на севере.

— Боже! — взвизгнула женщина. — Скорее прочь отсюда!

— Не волнуйся, Глэдис, — успокаивающе сказал мужчина за рулем. — Это вовсе не пришелец.

Он вышел из машины и присоединился к Гаррисону, стоявшему в свете фар. Они глядели на нависшую перед ними черноту.

— Вы уверены в этом? — спросил, наконец, мужчина.

— Не совсем, — ответил Гаррисон, — но очень похоже. Я сразу подумал, что это может быть один из них.

— Какой он большой, — сказал мужчина. — Я читал в газетах о пришельце на севере и видел снимки, но как-то не представлял, что он может быть таким большим.

Перекрывавшая дорогу чернота была огромная. Она накрыла обе полосы движения и разделявшую их полоску травы. Она была черная, прямоугольная и высоченная. Опустившись, она уже не двигалась, просто лежала посреди дороги, как сгущение мрака.

Женщина вылезла из машины и подошла к ним.

— Давайте уедем, — попросила она. — Мне здесь как-то не по себе.

— Черт побери, Глэдис, — раздраженно сказал мужчина, — перестань ныть. Пришелец на севере еще никому не причинил вреда.

— А тот, кого он убил? Это ты называешь «не причинил вреда»?

— Тот первый в него выстрелил. А мы не стреляем. Мы не собираемся его трогать.

— Это наверняка пришелец, — сказал Гаррисон. — Точь-в-точь как на фотографии. Черный, блокообразный, как его и описывала Кэт. Не считая размеров.

Гаррисон не был подготовлен к восприятию этих гигантских ошеломляющих пропорций.

Сзади подъехало еще две машины. Они остановились, люди, вышедшие из них, направились к Гаррисону и мужчине с женщиной. Еще одна машина промчалась мимо, но не остановилась, а свернула влево, пересекла разделительную полосу и умчалась на восток.

НАСА сообщило, что рой на орбите начинает расползаться, подумал Гаррисон. Черт, они не только расползаются, они еще совершают посадку на Землю. Вот один расселся посреди дороги, и весьма вероятно, что он не единственный опустился на нашу планету. Остальные тоже распылились где-то по земному шару. Первая высадка в Одинокой Сосне была не более, чем пробная попытка, разведка. Пришелец в Одинокой Сосне, прежде чем смыться, послал своим родичам на орбиту сигнал. А теперь начинается вторжение. Гаррисон напомнил себе, что это, скорее всего, вторжение не в классическом понимании этого слова. Разведка большими силами? Или просто добрососедский визит — разум с другой планеты посетил нас, чтобы сказать дружеское: «Привет»?

Он пошел к пришельцу. Оглянувшись через плечо, он заметил, что за ним следует лишь один мужчина, но он точно не определил, кто именно. Наверное, нужно подождать его, подумал Гаррисон, но потом решил не останавливаться. Ему не хотелось вступать в бессмысленную болтовню, которая неизбежно возникла бы при таких обстоятельствах. Посыпались бы всякие вопросы. Почему, как вы думаете, он приземлился здесь? Чего он хочет? Что это за штука? Откуда она, как вы думаете?

Гаррисон прибавил шагу и почти бежал по обочине. Когда до огромной черной стены оставалось всего несколько ярдов, он взял вправо, к дальнему краю шоссе и пошел вдоль пришельца. Теперь он уже не сомневался, что это пришелец — гладкий черный параллелепипед без каких-либо выступов, вообще без всяких примет. Лежит неподвижно, беззвучно. Ни постукивания, ни жужжания. Он подошел и дотронулся до гладкой поверхности. Она была твердая, но не походила на металл. И она была теплая. Теплота эта вызывала чувство прикосновения к чему-то живому. Словно погладили кота или собаку, или дотронулись до человеческой руки. Несмотря на непроницаемую твердость, теплота говорила о жизни.

Пока Гаррисон стоял, широко расставив ноги, касаясь ладонью теплой шкуры пришельца, его внезапно охватила ледяная дрожь, от которой закаменели мышцы лица. Мозг тут же стал лихорадочно анализировать эту дрожь, отыскивая причину. Не страх, понял он, не паника, не желание издать дикий вопль, не стремление рухнуть на подогнувшиеся колени. Лишь ужасный холод, но не от тела, а от сознания, который его сознанию был совершенно непонятен.

Он медленно, с усилием отвел руку от пришельца, хотя в усилии не было необходимости, ведь руку ничто не держало.

Он опустил руку и в остальном остался неподвижен, чувствуя, как постепенно покидает его мертвящий холод, словно просачивается наружу, хотя память о нем оставалась.

Прикосновение к неизведанному, подумал он, и более того, прикосновение к тому, чего он не мог понять, чего вообще не мог понять ни один человек. Прикосновение, включающее в себя холод и бесконечность космического пространства, сияние далеких солнц, темных планет, непохожих на Землю, и непроницаемая чуждость жизни, родившейся в темноте этих чужих планет. Словно его забросили в место, которое он не понимал и не мог понять, сколько бы там ни находился. Непознаваемость, вот что это было, понял он.

И тем не менее, эта черная штука казалась такой обычной, словно огромная коробка от туфель.

Он попятился, глядя вверх, на поднимавшуюся перед ним огромную, отвесную, черную стену. И, черт побери, он вдруг обнаружил, что ему хочется опять подойти и коснуться этой непонятной черной поверхности, чтобы снова почувствовать необычайную теплоту и, может быть, холод.