Ариасвати - Николай Соколов

"Вот волшебный город из Тысячи и Одной Ночи с очарованными жителями", подумал Андрей Иванович. — "Однако, что же будут кушать эти заколдованные граждане, если они так боятся дождя? Неужели они сделали себе запас на дождливое время года?"

Он сорвал ветку с ближайшего дерева и поднес к одному из окон. Оттуда сейчас же выставилась грациозная мордочка с улиткообразными рожками и принялась обнюхивать ветку. Вероятно, угощение пришлось по вкусу: козленок потянул ветку к себе и аппетитно стал жевать сочные листья.

"Бедняжки! Они голодны, а между тем боятся выйти на дождь", подумал Андрей Иванович. — "Вот случай разыграть роль благодетельного волшебника и, между прочим, приучить их себе… Надо этим заняться, так как это будет не без пользы и для самого благодетельного волшебника".

Добравшись до верхней башни, Андрей Иванович переменил белье, надел высокие сапоги, резиновый непромокаемый плащ, надвинул башлык и отправился за остальными вещами. Пока он переносил их в верхнюю башню, грозовые тучи подошли к самому острову. Раскаты грома уже были так сильны, что заглушали рев океана: молния, казалось, падала к подножию прибрежных скал. Нужно было торопиться. Андрей Иванович отобрал в большую корзину то, что казалось ему наиболее необходимым, плотно укрыл сверху банановыми листьями и отправился к нагорному храму. Путь оказался гораздо затруднительнее, чем он предполагал. Повсюду бежали стремительные ручьи мутной воды, нога скользила по гладким камням, обмытым дождем. К этому примешивался порывистый ветер, который, вырывая корзину, ежеминутно грозил сбросить неосторожного путника с кручи.

Обливаясь потом, усталый, Андрей Иванович добрался наконец к подножию портика, но взобраться по наскоро сложенным камням во внутренность храма с корзиной на плечах оказалось делом совершенно невозможным. Переносить вещи по частям тоже было неудобно: проливной дождь вымочил бы их в несколько мгновений. Волей-неволей приходилось возвращаться в башню за веревкой. Кстати же представлялся случай захватить с собой новый груз вещей, хотя менее необходимых, но в которых все же могла встретиться надобность. Андрей Иванович поставил свою корзинку под выступ скалы, поправил на ней банановую покрышку и снова пустился под гору. Проходя леском около верхней башни, он подобрал несколько десятков бананов и кокосовых орехов, сбитых ветром, и решил — сегодня же, перенеся вещи, сделать запас на будущее время.

К этому вскоре представился удобный случай. Пока он хлопотал в башне, связывая в узлы и укладывая вещи, ветер вдруг стих, грозовые тучи пронеслись к востоку и на небе проглянуло яркое солнце. Весь ландшафт засиял обновленной красотою. Миллионы дождевых капель на ярко-зеленых листьях обмытых растений засверкали, как алмазы. Дождевые лужи, шумные ручьи мутной воды, стремившиеся отовсюду к ложбине озера, наконец, улегшаяся поверхность этого озера, еще недавно покрытая белоголовыми волнами, — все сияло и сверкало, ослепляя глаза и будто радуясь проглянувшему солнцу. О пролетевшей буре не было и помину. Птицы снова защебетали, закружились в воздухе, четвероногие граждане разбрелись по лужайкам лакомиться сочной, хорошо обмывшейся зеленью. Только кое-где поваленные стволы деревьев, сбитые плоды и цветы да груды обломанных ветвей, покрывавшие землю, свидетельствовали о недавно выдержанной борьбе.

ХХV. Нагорный храм

Но Андрей Иванович не обманывал себя наступившим затишьем. Он настолько уже знал особенности тропического климата, что видел в только-что миновавшей буре не что иное, как начало многих бурь. Это было, так сказать, предвестие правильных дождей, составляющих середину тропической зимы. Вслед за этим затишьем, быть может, даже к вечеру разразится новая гроза, и тогда уже ненастье затянется надолго. Можно было предположить не без основания, что теперь остров находится в середине налетевшего с юго-запада циклона: оттого здесь такая тишина, а в это самое время кругом на океане, на многие сотни миль во все стороны, свирепствует буря, океан ревет, как раздраженный зверь, и седые волны ходят горами, обгоняя одна другую и сокрушая все, что попадается на пути их бешеной пляски. Было очевидно, что этот циклон движется в восточном направлении и с юго-запада следовало ожидать новой бури.

Раздумывая обо всем этом, Андрей Иванович тут же, у входа в башню, напился кофе и позавтракал, и затем отправился собирать плоды. В какой-нибудь час с небольшим он успел набрать целую гору бананов, кокосов и плодов хлебного дерева. Предполагая, что этого количества ему хватит надолго, он часть плодов оставил в башне, а другую перенес вместе с постелью, бельем, книгами, необходимой посудой и инструментами в нагорный храм. Почти до вечера провозился он с переноской, торопясь окончить все в один день, и, только втащив на веревке последний груз кокосовых орехов, разрешил себе, наконец, вздохнуть свободно.

Предчувствие не обмануло Андрея Ивановича. Около пяти часов пополудни солнце снова закрылось тучами, подул ветер, сначала слабый, затем все сильнее и сильнее, деревья зашумели, закачались и вскоре ландшафт острова принял тот же самый вскосмаченный вид, как утром. Но теперь Андрей Иванович уже не боялся ни бури, ни ненастья. Он обладал таким убежищем, которому можно было позавидовать. Этот нагорный храм, как он его окрестил и куда он перетащил свои пожитки, мог смело поспорить в грандиозности и красоте с великолепнейшими храмами Индии, где все части здания, снаружи и внутри, покрыты настоящим кружевом из камня самых затейливых, прихотливых узоров, часто служащих бордюром для изящных барельефов.

Храм состоял из нескольких обширных зал, разделенных рядами колонн на множество меньших отделений. Залы сообщались между собой красиво изогнутыми арками, опиравшимися на резные массивные столбы. В каждой из зал, обыкновенно в глубине средней колоннады, на высоких, покрытых барельефами пьедесталах, помещались прекрасно сохранившиеся статуи, отличавшиеся почти античною красотой и правильностью формы, изяществом и законченностью отделки. Статуи были расположены и рядами, чередуясь с колоннами, и целыми группами, и тогда в такой группе одна из статуй, обыкновенно женская, занимала господствующее положение и все остальные казались как будто простертыми у ее ног. Перед группами помещалось обыкновенно нечто вроде жертвенника, богато украшенного со всех четырех сторон резными изображениями человеческих фигур в разных положениях. Такие же изображения были на пьедесталах всех статуй, стоявших между колоннами. Здесь можно было рассмотреть целые сцены охоты и войны, религиозные процессии, картины земледельческого, пастушеского и домашнего быта.