Лейла. По ту сторону Босфора - Тереза Ревэй

Ханс был убежден, что небезразличен Лейле, но женщина оставалась недосягаемой. Супруга дипломата и мать двоих детей никогда не сможет получить развод. И если он не станет бороться со своим чувством, а поддастся ему, это принесет лишь огорчения. Вдруг он понял, что надежды нет. Да и на что надеяться? Скоро вернется ее муж. А Ханса разыскивает британская разведка. Побег в Анатолию в разгар волнений, чтобы впоследствии перебраться в Берлин, — рискованное предприятие. Теперь, когда чешский исследователь[48] расшифровал клинопись хеттов и доказал принадлежность хеттского языка к индоевропейской группе, раскопки в Хаттусе получат новый толчок. Не объяви англичане за голову Ханса вознаграждение, он мог бы работать в музее Стамбула, пока не присоединится к экспедиции. Теперь свободно передвигаться в столице для него невозможно. Это тупик. Он хотел мира, но обстоятельства вынуждали его воевать. И он, вероятно, потеряет Лейлу.

— Зачем вы меня сюда привезли? — внезапно выпалил он. — Вы так свободно со мной себя держите, но на проявление чувств с вашей стороны я надеяться не могу!

Ханс залпом выпил стакан раки. По смущенному взгляду женщины он понял, что этот неожиданный порыв застал Лейлу врасплох. Возможно, турчанка думала о предстоящей борьбе, а он — о любви. А если он ошибся? Может быть, она ничего к нему не испытывает…

— Этой ночью вы бежали из нашего дома и совершили тяжелую и опасную переправу через пролив. И вы предлагаете мне… это? И вы, вы…

Он хотел было сказать ей, что она, сама того не понимая, ведет себя с ним вызывающе. Но мысленно упрекнул себя за неблагодарность. Он вообще не узнавал себя. Еще совсем юным он испытал и любовь, и разочарование. С тех пор он предпочитал женщин, которые не требовали от него любви, которым было достаточно получать и доставлять удовольствие. На Востоке такие отношения не были запятнаны чувством вины. Подарить партнеру счастливые минуты, не требуя ничего взамен, — вот в чем заключалось истинное благородство.

Ханс подошел к окну. Он чувствовал себя ничтожным: перспектива долгого выздоровления, физическое бессилие, скорый отъезд и риск больше никогда не увидеть Лейлу — все это подавляло. Он глубоко вздохнул.

— Простите. Сам не знаю, что говорю. После всего, что вы для меня сделали, это неприлично… Надеюсь, вы не обиделись.

Он вздрогнул, почувствовав ее руку у себя на плече. Она стояла так близко, что он мог вдыхать ее аромат. Она погладила его по щеке, обвела большим пальцем контур его губ. По телу вновь пробежала дрожь, ему очень захотелось обнять ее, но он не решался пошевелиться, боясь спугнуть волшебство.

— Я держу себя с тобой свободно, потому что ты — зеркало моей души, — прошептала она.

Их губы слегка соприкоснулись.

— Ты открыл меня для самой себя. Я всегда буду тебе за это благодарна.

Ханс обхватил ладонями ее лицо. Отблески волн танцевали на белых стенах. Мужчина никогда не чувствовал себя настолько легко. Он стал целовать ее приоткрытые губы, словно целовал весь мир. Он притянул ее к себе, обхватив за талию. Тело Лейлы излучало счастье. Отныне больше не существовало ничего, кроме любви, наполняющей его сердце.

Она что-то говорила, но он не понимал. Все его существо хотело обладать этой женщиной. Она произносила какие-то слова, но их значение ускользало от него. И вдруг ее губы исчезли, ее грудь и бедра больше не прижимались к нему. Она отпрянула, и стало холодно, словно в темной пропасти. Он больше не чувствовал ее тело, и ему показалось, что он погибает.

— Я не могу…

Несносные и жестокие слова обожгли его. Он почувствовал буквально физическую боль и схватился за оконную раму.

— Прошу, пойми меня. Я не могу…

Он посмотрел на ту, которую любил, и увидел, что она плачет. Он потянулся к ней. Ее нужно утешить, нужно, чтобы она поняла — между ними никогда не будет принуждения, сказать ей, что ни за что на свете он не причинит ей зла. Просто ему нужно время, чтобы собраться с мыслями, восстановить душевное равновесие, спрятать от нее свое отчаяние. Главное, чтобы она почувствовала себя свободной. Независимой. Пусть он даже умрет от горя и одиночества.

Их пальцы сплелись. Когда Лейла положила голову ему на плечо, Ханс молча обнял ее, и женщина была признательна за это скупое проявление нежности. Призрак ангела ада, который, по словам Пророка, облачает прелюбодеев в броню из жаркого пламени, помог ей преодолеть порыв. Она должна была бы гордиться, что смогла противостоять соблазну. Но нельзя было отрицать, что тело выдавало ее и что она страстно желала этого мужчину. Она пошла на поводу у своих чувств, но сила его страсти испугала ее.

Лейла никогда не была столь чувственной с Селимом. Она понимала: близость с Хансом — нечто большее, чем просто телесный контакт, хотя и знала, что получит от этой плотской любви много больше, чем от любви с мужем. Вера учила, что занятие любовью — акт, содержащий в себе божественную искру. Ханс относился к Лейле уважительно, проявлял благородное почтение, однако все это пугало молодую женщину, так как не оставалось ни капли сомнения в том, что она любит глубокой и безумной любовью этого человека.

Глава 19

В дверь гостиной постучали. Роза Гардель от неожиданности подскочила и уколола палец. Она заканчивала вышивать воротник летней блузы для Марии и на миг отвлеклась от работы, любуясь расцветающим весенним садом за окном. У нее чуть сердце не выскочило. А когда она увидела в дверях евнуха в черном сюртуке и неизменной феске, испугалась еще больше. Этот человек выглядел настолько высокомерно, что внушал Розе чувство вины.

Али обратился к женщине, отчаянно жестикулируя, но француженка ничего не смогла понять. В конце концов жестом, не допускающим возражений, он велел ей следовать за собой. Розу это рассердило, но она не посмела ослушаться евнуха и позволила отвести себя к входной двери, где ее ожидали два французских солдата.

— Что вы хотели? — спросила она.

— Мы хотели бы поговорить с неким Орханом, мадам, — ответил один из них.

— Сожалею, но не могу вам помочь. Здесь нет никого с таким именем. Вы должны пойти в другое крыло дома.

— В смысле?

— Моему мужу предоставили только эту часть дома. Если есть какая-то проблема, то нужно осмотреть гарем. Именно там проживает турецкая семья.

Военные обменялись взглядами.

— Вы там найдете и мужчин, — поспешила их успокоить Роза. — Лейла-ханым, молодая хозяйка дома, отлично говорит по-французски. Полагаю, вы ищете ее брата.

— С гаремликами всегда тяжело иметь дело, мадам, но мы здорово сомневаемся, что женщины укрывают у себя преступников, — пошутил один из солдат.

Сам того не понимая, солдат затронул больную тему. На днях Роза была оскорблена поведением Луи, которому сообщила, что Лейла-ханым и ее свекровь прячут немецкого подданного. Муж вместо того, чтобы похвалить за инициативу и за важные сведения, упрекнул ее в том, что она шпионит за хозяевами дома. Определенно, супруг был ослеплен этой Лейлой.

— А почему вы разыскиваете молодого Орхана?

— Сожалеем, мадам, но это конфиденциальная информация.

— После десантной операции в Измире националисты становятся все активнее и активнее, не так ли? И эти кражи оружия… Мой супруг сказал, что один турецкий генерал, видимо, готовит восстание. Вам действительно стоило бы хорошенько там всех расспросить. Только Богу известно, что они замышляют.

Солдаты двинулись за Розой по тропинке, откуда было видно крыло гаремлика с отдельным входом. Роза изучила окна верхнего этажа, но несмотря на все усилия ей так и не удалось определить комнату, где она видела немца.

Али Ага в вызывающей позе замер перед входом и презрительно смотрел на гостей. Один из солдат замялся.

— Да этот старик не обладает никакой властью! — воскликнула Роза. — Британцы не такие совестливые, как вы. Они, не стесняясь, депортируют нежелательных лиц и реквизируют их имущество. Думаю, вы не разочаруетесь, если ненадолго сюда зайдете.

К ее огромному огорчению, мужчины все же предпочли вернуться к автомобилю. Но они наверняка составят рапорт. Роза также решила удалиться, но в любом случае она найдет внимательного слушателя и обязательно все разузнает.

Ближе к вечеру она отправилась на чаепитие к мадам Диамантидис. В огромной квартире, заполненной изящными предметами декора и красивыми растениями в кадках, была разношерстная публика: разряженные по случаю чьей-то свадьбы греки целыми семьями, английский майор в сопровождении переводчика, потомка венецианцев, который вместе с обозом итальянской армии вернулся на землю Порты, два чиновника Управления Османского государственного долга, беседующие о налогах на алкоголь и табак, и несколько дам из Пера, одновременно милосердных и скупых.