Нибиру. Пробуждение - Игорь Михалков

— Благодарю вас за честность и подарок. Кнут я увидел, пряник принял. На всякий случай осведомлюсь: яйца для тисков готовить?

Полковник больше не улыбался:

— Что конкретно Игорь Васильевич рассказывал вам о своей работе?

— А что может рассказать эксперт по вдумчивому рытью земли и шевелению кисточкой? Черепки, осколки, обломки, мшистые плиты, окаменевшие экскременты — ничего интересного. В детстве я только и слышал, что о раскопках то тут, то там. Благодаря этим занимательным, — хмыкнул, — рассказам я отказался от предначертанной дорожки и вместо того, чтобы стать археологом, стал обычным историком.

— Детство, значит, да? Советские времена… — Полковник немного отодвинулся. — А в более зрелом своем возрасте вы расспрашивали отца о его деле?

— Нет, — честно ответил Антон. Он не имел понятия, насколько информирован гость. Вполне вероятно, полковник знал о семье Аркудовых очень многое и предвидел ответы на двадцать вопросов вперед. — После того как я уехал покорять столицу, — вздохнул, — мы редко разговаривали.

— Понятно, — кивнул полковник. Он смотрел в сторону окна, явно что-то вспоминая. На левом его виске пульсировала неприятного вида серо-бордовая жилка. — Когда вы в последний раз общались с Игорем Васильевичем?

— За несколько недель до его смерти. А что?

— О чем вы разговаривали?

Антон проглотил неожиданно накативший комок горечи.

— Если не изменяет память, папа о Светланке расспрашивал. Как обычно: не болеет ли, когда в школу пойдет.

— И все?

— Вы спрашиваете о событиях годовой давности, — повысил голос Антон. — Неужели думаете, что я могу в деталях воссоздать тот разговор?

— Очень на это надеюсь. — Уголки губ полковника немного приподнялись. — Игорь часто расхваливал вашу, как он говорил, исключительно цепкую память.

— К сожалению, моя суперпамять ушла вместе с детством, о чем ни на йоту не жалею. Да ваши же коллеги это проверяли, когда я учился в университете. Уверен, отчет об этом имеется где-то среди ваших архивов.

Несмотря на некоторую инфантильность, присущую многим ученым, Антон наивным не был. Он не понаслышке знал, что во времена Советского Союза активно наблюдали за детьми известных людей — система любого государства-тяжеловеса должна иметь более существенные рычаги влияния на граждан, чем идеология и законы. Мерзкий и зачастую скрываемый пунктик в документах спецслужб. Зато действенный. Вспомнилось, как его, первокурсника, только что выступившего на заседании студенческого научного общества с блестящим и отчего-то так запомнившимся отцу докладом о закарпатских песиголовцах, вызывали в мрачное здание на улице Владимирской. Осторожно интересовались тем-сем, главным образом отношениями со знаменитым отцом. Под конец ненавязчиво намекнули, что были бы рады, если бы такой подающий надежды и талантливый юноша находился с ними «в хороших отношениях», что, несомненно, способствовало бы его карьерному росту. Аркудов-младший тогда их попросту послал. Утерлись и скушали. Без плачевных для Антона последствий, благо времена не те уже были.

Полковник не принял во внимание слова Антона об архивах. Задал еще несколько нейтральных вопросов, безучастно посматривая по сторонам. Владелец квартиры, у которого сложилось стойкое впечатление, что гость прибыл за дневником, послушно отвечал.

— Да, папа разрабатывал какую-то новую теорию возникновения человеческой цивилизации. Нет, даже не догадываюсь, какова ее суть. Нет, не интересно. Повторяю, у меня другое направление исследований. Да, веду факультатив по странам Центральной Америки, но давно перестал интересоваться новостями из этой области. Почему? Скажите, м-м-м… Павел Геннадиевич, у вас есть дети? Ну, тогда вам не понять, что такое приходить с работы после шести пар и вместо отдыха заниматься стиркой, уборкой, декоративной лепкой, рисованием и игрой в куклы с пятилетней егозой. Многие увлечения уходят прочь, когда приходят дети. На данном этапе жизни я не нахожу времени, чтобы заниматься еще чем-либо кроме основной своей деятельности.

— Вы знали, что ваш отец долгое время работал на комитет госбезопасности? — вдруг вкрадчиво спросил полковник.

— Догадывался, — бросил Антон, снова поднимая диковинный подарок со стола. — Иначе откуда все это? — небрежно мотнул подбородком, указал на забитые папирусами стеллажи и скопления сакральных изваяний на полу. — Вокруг отца всегда кружились раритетные вещи, большинство которых даже известному ученому никогда не позволят утащить домой. Да и путешествия за границу для советского археолога во времена холодной войны были практически невозможны. А мы катались с ним то в Каир, то в Дели, то еще куда-нибудь. Жаль, что я многое забыл — было бы о чем рассказывать дочке.

— Меня вы точно не помните? — В голосе полковника читалось с трудом распознаваемое чувство: не то сожаление, не то облегчение.

И тут на ученого накатило.

Крутая горная тропинка, змеясь на высоте более километра, подводила прямо к этому камню. Резко поворачивала за два шага от посеченной мелкими трещинками поверхности, уходила куда-то влево и вверх — по направлению к вершине. Так и хотелось пройти по ней дальше, посмотреть на зеленое море лесов у подножья горы, на лениво ползущие тучи, до них рукой подать. Но гладкий камень у поворота манил, приказывал остановиться. Здесь!

— Ты чувствуешь это, Антон? — спросил отец.

Подтянут, с едва заметным тогда животом, краснощек. Ватный комбинезон и толстая шапка на меху выглядели немного комично посреди зеленого варева летней природы, бушевавшей вокруг. Но это был он — безмерно любимый папа, вечно рассеянный, по-доброму ворчливый и улыбчивый. Археолог смотрел на восьмилетнего сына снизу вверх — мальчик сидел на крепкой шее мужчины, очень похожего на внезапно помолодевшего полковника. Звали этого мужчину Павлом.

— Мне неприятно, — ответил мальчик. — За камнем страшно… Духи-призраки, кажется.

Впереди пульсировало что-то очень большое. Загадочное: мертвое и живое одновременно. С виду — обычная каменная глыба, почти до блеска отполированная ветрами и дождем, невесть как заброшенная так высоко. По ощущениям — доисторический страх, прилегший отдохнуть у вершины горы и отчего-то окаменевший.

— Сказок в палатке начитался? Да что там может быть страшного, за этой каменюкой? Обычное Звено Системы, — хохотнул Павел.

Бычья шея Павла затряслась, и, чтобы не сверзиться, Антон изо всех сил вцепился ему в уши. «Носильщик» ойкнул, смеяться перестал. Обратился к Игорю Аркудову, поворачиваясь боком на тропе:

— Ты уверен, что дальше проводники не пойдут?

— Уверен, — вздохнул археолог.

— Даже если прибавим по пять рублей?

— Они и за двадцать не пойдут, — развел руками Игорь Васильевич. — Бормочут о древнем зле. Сидят там на уступе и крестятся. Темень необразованная…

— А как мы камень извлечем? Там же гранита как минимум на полметра. До механизма не достать.

— Динамитом? — предложил всезнайка-Антон.

— Ну да, — преувеличенно обрадовался Павел. — И разнесем полгоры. Сами тут ляжем, а Звено на глубину уйдет — так, что и через столетие не достанем.

— Через столетие нельзя, — вздохнул археолог. — Они очень скоро вернутся — не успеем.

— Кто вернется? — поинтересовался Антон.

— Подрастешь — узнаешь, — отмахнулся отец. — Тебе вон даже сказку на ночь не прочитаешь, чтобы тебе утром в камнях духи-призраки не привиделись.

— Как же его открыть, не видя механизма?.. — Павел шумно поскреб ногтями по щетине на шее. — Если бы механизм увидеть. Слушай, — спросил у археолога, — а может, сдвинем как-нибудь?

— Сдвинуть вряд ли получится. Тут не то что нас двоих — десятка человек мало будет, не считая бурильной установки и нескольких тонн инструмента. Такое добро только на вертолете доставишь, при условии, если хорошую площадку найдешь. Допустим, площадка есть. Но вертолета нам все равно не выделят, пока отчет не получат. А отчета не будет, пока мы камень не вскроем. Замкнутый круг.

— А давай попробуем ритуал на крови? Проколем малому палец и посмотрим, что из этого получится? Вдруг дойдет до механизма?

— Сдурел совсем? Если хочешь — себе пальцы коли, а сына я тебе не дам.

— Так я ж не девственник.

— Ты дебил. И думать забудь о ненаучных методах!

— Как хочешь.

Павел приблизился к глыбе, легко шагая и, кажется, совершенно не чувствуя веса сидящего на плечах ребенка. Валун располагался у самого поворота — гладкая стела неправильной формы, величиной примерно со створку киевских Золотых Ворот. Всего два шага. Притихший было ветер у изгиба тропинки взревел с прежней силой. Антон не удержался и покатился со спины Павла.