Властелин Руси - Андрей Посняков

— Мне нужно знать все о волхвах.

— Я и знаю.

— Нет, ты не понял. — Хельги покачал головою. — Я должен знать о них не просто все, а вообще все! Кому служит Борич Огнищанин, как так вышло, что он оказался волхвом, зачем их так много скопилось в городе, кому они служат? В общем — многое. Если нужно будет серебро — дам.

— Серебро? — Ярил усмехнулся. — Пока нужна только одна резана. Ждал меня кто-то у пристани вечером, и, выходит, напрасно. Ничего, думаю, придет завтра, больно уж очи алчные. Вот тогда и пригодится твоя резана.

— Может, отослать в надежное место Любиму? — вскинул глаза ярл.

Ярил покачал головой:

— Не нужно. До осени никто ее не тронет, Мечислав слово держит. А осенью… осенью будет видно. Лучше возьми меня в дружину, князь!

— Ты ж не воин.

— Все равно. Лишним не буду.

— Хорошо, считай, договорились. Но сперва о волхвах мне все выведай. Помни — у тебя меньше трех дней. Потом отчаливаем!

— На Царьград? — недоверчиво улыбнулся Дивьян.

— Туда, — с усмешкой махнул рукою Хельги.

Ярил Зевота объявился в его шатре к исходу второго дня. Усталый, но довольный, он с удовольствием осушил поднесенную слугой кружку с пенящимся пивом и тут же попросил еще.

— Ну, что удалось вызнать? — наклонившись, вкрадчиво спросил Хельги-ярл.

— Многое, — улыбнулся Зевота.

— Так не томи, поведай!

— Волхвов собирает Дирмунд…

— Ну, о том я и без тебя догадывался… Что Вельвед?

— Борич Огнищанин был волхвом и раньше, еще до того, как оказался в Ладоге, и в рабстве ромейском побывал, и при дворе мерянского князя Миронега, ну, про смерть которого ходят разные слухи. Мыслю — а не Борич ли приложил там руку?

— Не пойман — не вор, — усмехнулся Хельги.

— У Миронега остался сын.

— А вот это уже интересней… И что, он еще не начал мстить?

— И не начнет. Еще ребенком он был продан в рабство ромеям. Или сначала в Киев, а уж потом ромеям, в общем, с той поры — больше десяти лет — ни слуху ни духу. Звали, кажется, Ксаном.

— Вряд ли ему оставили прежнее имя… Что волхвы?

— Их много. Кобники, хранильники, ведуны, чародеи…

Подняв руку, Хельги-ярл попросил Ярила уделить больше внимания каждой из категорий кудесников и был вполне удивлен — волхвы Гардара казались одинаковыми, пожалуй, только выходцам с далекого Севера.

— Кобники, — прихлебывая пиво, рассказывал Ярил, — те по полету птиц о судьбе гадают, предсказывают, а когда гадают, пляшут — кобенятся. Чаровники — те воду в чарах заговаривают, настои разные. Чародеи — то же, что чаровники, только более сильные. Хранильники обереги разные делают, волшебники лес да луга заговаривают, и пашню могут, чтоб уродилося жито, могут и наоборот заговорить, чтоб не уродилось, есть еще потворники-знахари, те болезни наговорами лечат, баяны да кощунники — те песни поют-сказывают, еще ведуны да ведьмы — те многое о судьбах людских ведают. Ну а всего больше — облакогонителей. Те и самые важные — они и заклятья от засухи знают, и дожди предсказывают, повелевают облаками и даже могут затмить луну и солнце! А также, когда надо, могут превращаться в волков — волкодлаки.

Хельги непроизвольно вздрогнул:

— Видал я таких волков. Не знаю, облакогонителями ли они были, но оборотнями-волкодлаками — точно! Ты еще кузнецов забыл упомянуть — вот уж кто настоящие кудесники. Был у меня когда-то учитель, Велунд, великий был мастер, много чего знал и предвидел. Недаром же мудрость, замысловатость, уменье особое коварством в славянской земле прозывают, от слова — ковать… Чего еще вызнал?

— Сегодня еще в остатний раз со знакомцем новым встречаюсь, волхвом. Войтигором кличут — презанятный парень, а уж как серебришко любит! — Ярил присвистнул.

— Волхвы все серебришко любят, — рассмеялся ярл. — Но, похоже, он тебе уже все рассказал, не так?

— Не знаю. — Зевота пожал плечами. — Может, и все…

— Мне б самому с ним переговорить, устроишь? — подумав, неожиданно предложил Хельги.

— А чего ж? — улыбнулся Ярил.

Они встретились с волхвом следующим утром, в корчме на Подоле, близ бушующего людской толпою торжища. Людно было и в корчме — служки едва успевали наполнять кружки. Многолюдство, впрочем, беседе не мешало — большинство гостей заглядывали в корчму перед или после торгов промочить горло. Ярл в одежде купца, Ярил Зевота и волхв Войтигор сели в углу, там было уютней. Войтигор и в самом деле оказался, пользуясь Ярилиным языком, презанятный парнем, длинноносым, смешным, нескладным, с большим радужным синяком под левым глазом.

— Где ж так угораздило? — представив Хельги как своего старого друга, купца, покачал головою Ярил.

— А, колпачники, твари! — со злостью махнул рукой волхв. — Я ж чаровник, Яриле, колпачки их насквозь вижу. Знаешь, как они нас не любят, колпачники эти?

— И правильно не любят, — хохотнул ярл. — Вы ж им дураков околпачивать не даете!

— А по мне так, коли ты дурень, так играй во что хошь, — пожав плечами, заметил Ярил. — Только уж потом не маши руками, не возмущайся. Сам и виноват, не кто-нибудь.

— Да, дурней везде хватает, — приподнявшись на лавке, Хельги махнул служке и обернулся к волхву: — И среди ваших ведь тоже они не редкость?

— Бывает, попадаются, — кивнул тот. — Есть вот у меня один молодой парень, знакомец, Велимор. Тоже волхв, только молодой еще, гунявый. Так ведь повезло ему, не смотрите, что дурень, моление о дожде вымолвить толком не может, а еще облакогонителем себя считает. Короче, служит теперь у самого князя, неизвестно, за какие заслуги. Везет дуракам! — Войтигор завистливо вздохнул. — А тут бьешься, бьешься, да все без толку — ни уважения, ни богатства, ни чести.

— Бывает, — поддакнул ярл. — Неужто самому Аскольду дурень тот теперь служит?

— Не, не Аскольду, — Войтигор махнул рукой. — Другому, Диру.

— Так ведь тот, кажется, не особо силен.

— Не особо… — Волхв вдруг прикусил язык, обернулся и, завидев в дверях толстяка с костяным ожерельем и посохом, проворно юркнул под стол.

— То дружок мой, Кувор, — высунувшись, просипел он. — Старший наш, Вельвед-волхв, не любит, когда кто-то по корчмам с утра шастает. А Кувор хоть и приятель, да гад, каких мало, — ужо донесет всяко!

— Так и ты на него донеси, — наклонившись, посоветовал князь. — Скажи, прямо с утра, людей не стыдясь, хлестал волхв Кувор пиво, едва не лопнул!

Войтигор под столом озадаченно почесал затылок — видно, такая простая идея не приходила ему в голову.

— А и правда, донести? — вылезая из-под стола, вслух подумал он.

Простившись с волхвом, Хельги отправился на пристань, а Ярил — на постоялый двор Зверина проститься с Любимой. Все ж таки, как и обещал, взял парня князь в свою дружину! А в военном походе уж можно нажить серебришка. Правда, можно и голову сложить, но об этом Ярилу что-то не думалось. Над Подолом и Щековицей, над Копыревым концом, над Детинцем и пристанью светило жаркое солнце.

Глава 10

ВОЛКОДЛАК

Июнь 866 г. Днепровские пороги

Волхвы, знающие заклятья от засухи, производящие точные расчеты оптимальных сроков дождей, рассматривались народом как особые существа, умеющие превращаться в волков…

Шум падающей воды был слышен далеко над могучим Днепром, эхом отдавался в скалах, уходя, растекался по берегам, докатываясь до Великой степи, где таились в высокой траве, поджидая купеческий караван, стремительные узкоглазые всадники. На правом берегу реки, на возвышенности, рос смешанный лес, постепенно переходивший кое-где в самые настоящие заросли — бук и жимолость, дуб и липа, орешник и желтоватый дрок разрослись здесь столь буйно, что непосвященный путник вряд ли рассмотрел бы ведущие меж кручами тропы. Словно бы их и не было, хотя… Если хорошо присмотреться, можно было б увидеть и разбросанные головешки костров, и обглоданные кости, и даже полусгнившее весло, неведомо как оказавшееся здесь, на круче, ведь ладьи перетаскивали волоком по низкому левому берегу. Справа же, с высоких утесов, открывался великолепнейший вид на порог — сверкая на солнце, грозно ревела падающая с высоты в четыре сажени вода, разбиваясь внизу пенными брызгами; зазевайся чуть кормчий — и затянет ладью стремнина, разобьет в щепки об острые камни.

Пятеро любовались падающей с кручи водой. Жизнерадостный широколицый толстяк с узкой черною бородою, приятно-смуглявый грек с горбом на спине и трое совсем юных парней — один белокожий, с легким румянцем на лице и длинными черными волосами, в ярко-желтой, подпоясанной синим пояском рубахе, в узких варяжских штанах, заправленных в легкие башмаки лошадиной кожи; двое других — смуглявые, как и горбатый грек, — одеты попроще, в серые туники.