Проводник смерти - Андрей Воронин

— Вот тебе и проблема, — наставительно сказал Илларион. — Женщина не хочет читать прессу, а мужчина категорически против того, чтобы смотреть бразильский сериал. В результате скандал с рукоприкладством, оскорбленный в своих лучших чувствах супруг грозится спрыгнуть с балкона, перелезает через перила, оступается и повисает на этих самых перилах, вопя благим матом.

— Какие глупости ты сочиняешь, — сказала Татьяна. — Такого даже наши артисты из отдела криминальной хроники наутро после празднования Дня печати не сочинят.

— А это потому, что жизнь — лучший сочинитель, — сказал Илларион. — Не веришь мне, позвони Игорю. Он лично такого скалолаза обратно на балкон втаскивал. Причем, заметь, супруга этого типа спьяну заперлась и в дом нас так и не впустила. Пришлось твоему брату опять по стенке карабкаться.

— Слушай, это кошмар, — сказала Татьяна. — Что же это делается на свете?

— Да уж, — Илларион криво усмехнулся. — А ты говоришь, половая проблема.

— Это ты говоришь, — возмутилась Татьяна. — А я об этом говорить не могу, поскольку для меня в данный момент такой проблемы не существует.

— Вот как? — удивился Забродов. — Как же тебе удалось ее решить?

— Сейчас покажу, — с угрозой пообещала Татьяна.

— А обед? — взмолился Илларион. — Обед-то как же?

— Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, — со вздохом констатировала Татьяна. — Ладно, не буду я тебе ничего показывать. Ешь, объедайся.

Илларион с сомнением осмотрел стол и пожал плечами.

— Да ну его, — сказал он. — К черту обед! Ведь видно же, что гадость. Вернемся к проблеме взаимоотношений противоположных полов.

— Гадость? — после многозначительной паузы переспросила Татьяна.

— Конечно, гадость! Смотри, вон там что-то зелененькое, а там белое… а я люблю, чтобы коричневое или, в крайнем случае, розовое. Веточки какие-то… Что я, парнокопытное — веточками питаться?

— Все, — сказала Татьяна, — ты допрыгался, капитан Забродов. Кстати, ты правда капитан?

— Ничего подобного, — ответил Илларион.

— А почему Игорь все время зовет тебя то капитаном, то командиром?

— Это такая шутка. Все уже забыли, в чем там соль, а вот словечко прилипло. И вообще, язык у твоего Игоря…

— Ну и ладно. Подумаешь, какие мы секретные.

Кстати, про Игоря ты зря: до сих пор не могу добиться, где и кем он служил. И носитесь на здоровье со своими секретами… Отодвинь стол, я иду мстить за свою поруганную честь хозяйки.

— Не понял, — сказал Илларион, — за чью именно честь ты собралась мстить: свою или хозяйки?

— А за чью получится, — залихватским тоном ответила Татьяна, и Забродов почувствовал, что его опрокидывают на спину. Потом мир вокруг него исчез, заслоненный ее волосами, и Илларион закрыл глаза…

Утром Татьяна позвонила в редакцию, чтобы осторожно разузнать, так ли уж необходимо ее присутствие на рабочем месте и нельзя ли как-нибудь профилонить хотя бы полдня. К ее удивлению главный редактор не возражал против того, чтобы она устроила себе выходной, а потом, подумав, добавил, что ей вообще давно пора отдохнуть, и что будет просто чудесно, если она до конца недели погостит где-нибудь за городом.

— Не поняла, — сказала Татьяна. — Это что, шутка? Я совершенно не устала, и потом, что я буду делать за городом в ноябре месяце?

Но шеф ничего не ответил — он уже повесил трубку. Татьяна пожала плечами и скорчила вопросительно смотревшему на нее Иллариону удивленную гримаску, показывая, что ничего не понимает.

— Пути господни неисповедимы, — философски заметил Илларион, вылезая из-под одеяла и вдруг без предупреждения становясь на руки. — Мало ли, кому что в голову взбредет.

— Это точно, — сказала Татьяна и отправилась в ванную.

Они позавтракали в городе, потратив не менее двух часов на поиски кафе, непохожего на все остальные. Наконец они остановили свой выбор на заведении с умопомрачительным названием «Веселый таракан». Татьяна хохотала так, что Иллариону пришлось почти на руках вытаскивать ее из машины.

Решительно прошлепав по раскисшей снеговой кашице, они толкнули тяжелую дубовую дверь, старательно стилизованную под старину, спустились по крутым ступенькам в подвал и, раздвинув бренчащую бамбуковую занавеску, вошли в темноватый сводчатый зальчик, освещенный неярким желтоватым сиянием стилизованных под керосиновые лампы бра. Из темной кирпичной кладки стен выступали торцы громадных бутафорских бочек, да и сами столики представляли собой поставленные на попа бочки, схваченные прочными металлическими обручами. Над каждым столиком висел взятый в круглую деревянную раму портрет таракана, выполненный по всем правилам: маслом по холсту, в голландском стиле, с тщательной проработкой всех деталей.

В кафе было пусто. За стойкой в торце зала скучал бармен, который тоже основательно смахивал на таракана и, судя по всему, старательно подчеркивал это сходство. За его левым плечом бубнил и подмигивал цветным экраном телевизор, но бармен не обращал на него внимание, целиком погрузившись в изучение сложенной пополам газеты, которую держал в руках. Возле его правого локтя сияла начищенной латунью шеренга пивных кранов.

— Не повезло, — сообщил Татьяне Илларион. — Два часа искали что-нибудь интересное, а нашли пивную.

— По-твоему, это неинтересно? — удивилась Татьяна. — Никогда не завтракала в пивбаре. Особенно с тараканами.

Бармен поднял голову от газеты и бросил на них быстрый оценивающий взгляд, но промолчал, снова углубившись в чтение и предоставив им самостоятельно принять решение. Откуда-то из глубины заведения доносилось звяканье посуды и приглушенные громыхающие звуки — кухня только начинала просыпаться и набирать обороты.

— Даже не знаю, — сказал Забродов с сомнением. — Может, поищем еще?

— А мне здесь нравится, — решительно заявила Татьяна. Бармен одним глазом посмотрел на нее поверх своей газеты, и Иллариону почудилось мелькнувшее в этом взгляде одобрение.

— Ну, хорошо, — сказал Илларион. — Только чур, потом не жаловаться.

Он усадил Татьяну за столик под портретом улыбчивого рыжего насекомого в широкополой шляпе с петушиным пером и направился к стойке. Бармен при его приближении спокойно отложил газету и воззрился на него безо всякого интереса, но и без раздражения.

— Уважаемый, — обратился к нему Илларион, — у вас здесь только водопой, или поесть тоже можно?

Бармен пожал одним плечом — впрочем, вполне дружелюбно. — и небрежным профессиональным жестом выбросил на стойку меню. Илларион рассеянно кивнул и вернулся к Татьяне, на ходу скользя глазами по строчкам. Он был приятно удивлен: меню оказалось весьма пространным, а цены — умеренными.

Тем временем в зале появилась официантка, и Забродов сделал заказ. Татьяна настояла на том, чтобы выпить пива — в конце концов, это был пивной бар, а не «Макдональдс», — и Илларион заметил, что бармен снова посмотрел в ее сторону с одобрением. Задержав проходившую мимо официантку, бармен что-то негромко сказал ей, та кивнула и скрылась на кухне. Через минуту после ее ухода в зале появился немолодой человек с акустической гитарой, присел на табурет у стойки и начал наигрывать что-то красивое и невероятно сложное, рассеянно глядя куда-то в пространство. Илларион уважительно хмыкнул: это заведение начинало ему нравиться.

Еда оказалась не слишком изысканной, но плотной и по-настоящему вкусной, а пиво было выше всяческих похвал. Гитарист перебирал струны, время от времени прерывая игру, чтобы затянуться дымившейся в пепельнице сигаретой, и глядя не его нервные руки с длинными гибкими пальцами, Илларион снова подумал, что, вполне возможно, все еще будет хорошо.

После того, как они расплатились и ушли, рыжеусый бармен немного поболтал с седым гитаристом Гришей, выкурил с ним за компанию сигаретку и нацедил Грише бокал темного — Гриша любил темное пиво. Сам бармен любил светлое, но пить не стал: от пива он соловел, а день только начинался.

Выпив пива, Гриша совсем загрустил, повесил голову и перестал отвечать на реплики бармена, снова принявшись выделывать акробатические этюды на шести струнах. Такое случалось с ним частенько — по натуре Гриша был пессимистом, — и бармен, незаметно пожав плечами, вернулся к своей газете. Ему хотелось поскорее дочитать статью, которая его заинтересовала, чтобы позже обсудить ее с кем-нибудь, хотя бы с тем же Гришей, который после пятого или шестого бокала любил поговорить о политике и становился настолько же красноречив, насколько до этого бывал немногословен.

Статья называлась «Власть уркаганская» и была подписана Андреем Кареевым.

Глава 10

Муха приходил в себя постепенно, как бы по частям. Где-то на границе слышимости играла музыка, за стеной кто-то ходил, время от времени наступая на скрипучую половицу, которая отзывалась пронзительным негодующим визгом. Где-то совсем рядом капала вода, а спину ощутимо пригревало.