Путаница или Ребёнок от незнакомки - Ева Левина

Даже от мыслей об этом, во рту разливалась горечь, а в груди начинало жечь так сильно, словно туда налили раскаленное железо.

Я подался вперед и навис над толстой докторшей так близко, что в её зрачках мог разглядеть собственный безумный взгляд. Видимо это окончательно её сломило, потому что после моего короткого "говори" она задержала дыхание и на выдохе выдала только одно слово:

-Была.

В этот момент внутри окончательно сорвало все предохранители, и я вылетел из кабинета, по пути проломив кулаком дверь. Хотелось орать, драться до вылетевших зубов и поломанных ребер, лупить в кирпичную стену кулаками, чтобы потом упасть без сознания и не чувствовать, не ощущать того, что в этот миг просто разрывало на части мою грудную клетку.

Не помню, как оказался на улице, но вдохув свежего воздуха, я начал торопливо доставать из пачки сигарету, но дрожащие пальцы не слушались. Я громко выругался и разорвал пачку пополам, и наконец, просунул между стучащих, как при ознобе зубов, тонкий фильтр.

Вопреки надеждам, дым не успокоил и не отвлек от боли. Но самым странным во всем этом дерьме было то, что в эту секунду, вопреки всему, я не хотел убить Катю. Будь на её месте Кристина - и злость и ненависть к ней уже застилали бы мне глаза, но это была Катя. Незнакомка, с которой я провел вместе всего один гребанный день. Девушка, которая убила моего ребенка, но былая такой же пострадавшей стороной в этой ситуации.

Паршивое чувство вины растекалось по крови как яд, тесно переплетаясь с никотином. Это я во всем виноват. Сначала я дал шанс аферистке, которая хотела заполучить меня в мужья, потом согласился на инсеминацию, и именно я напугал Катю до чертиков, не сумев сдержаться.

Теперь я точно понял, что больше не хочу иметь детей. Потому что такой отбитый на голову псих не должен становиться отцом. Никогда.

Именно тогда, когда я в последний раз затянулся сигаретой и бросил окурок, за рассеявшимся дымом, вдалеке появились очертания знакомой фигурки в пальто приметного мятного цвета. Я не хотел подходить и уже мысленно поворачивал противоположную сторону, чтобы никогда больше не видеть незнакомку, но ноги сами понесли вперед.

По мере того, как я приближался к ней, внутри поднимался животный гнев. Здравый смысл уступил место неконтролируемой ярости, которая требовала разрядки. Теперь, видя её живую и здоровую на скамье под мартовским солнцем, я испытывал ненависть. Вдруг захотелось доставить невыносимые мучения той, которая убила моего ребенка. Превратить её жизнь в ад.

Не дойдя до нее несколько шагов, я остановился . Руки сами собой сжались в кулаки, а желваки на скулах заходили ходуном. Если бывшая жена потеряла моего ребенка из-за глупости, то Катя сделала это намеренно. Сука. Она такая же паршивая сука, как и Кристина.

Нет. Она еще хуже. Потому что за один гребанный день влезла мне под кожу своими серыми глазищами и крышесносным запахом. Ведьма.

Я поднял глаза и замер. Человек передо мной мало походил на красивую девушку, которую я привез к себе три дня назад. Лицо Кати было опухшим от слез, а расфокусированный взгляд смотрел куда-то сквозь меня. Она была настолько измождена, что тонкую фигурку немного покачивало и казалось, что девушка вот-вот упадет.

Весь мой гнев рассыпался, как пепел. Поддавшись порыву я сгреб её в охапку и усадил к себе на колени. Руки сами начали немного покачивать вздрагивающую фигурку, а нос уткнулся ей в макушку, против воли вдыхая крышесносный аромат.

Катя не сопротивлялась, она как будто находилась в каком-то коматозе и что-то бормотала себе под нос.

-Прости, прости, прости мой малыш...

И тут я понял, как ей больно. Ей ведь в тысячу раз хуже, чем мне.

-Глупая, что ты наделала, - прошептал я, продолжая качать её на руках.

-Он меня никогда не простит, - горячо, словно в бреду шептала Катя.

Сначала мне показалось, что она говорит о своём женихе, но следующие слова повергли меня в шок:

-Прости, мой малыш, что хотела убить тебя. Прости...

В горле пересохло, а сердце в груди замерло, боясь сделать лишний удар. Неужели она не ...?! Я боялся даже поверить в то, что она сказала, чтобы не давать себе призрачную надежду. Медленно, очень осторожно я повернул котенка к себе и прикоснулся своим к её лбу:

-Маленькая моя, скажи, ты ведь этого не сделала?

Катя моргнула, словно выходя из забытья, и тихо прошептала, еле двигая пересохшими губами:

-Нет, у него же сердечко... бьётся... Он мне снился. Мальчик. Сын. Похож на вас. Как думаете, он сможет меня простить? Мне так стыдно перед ним. Он же чувствует, что мама хотела убить его...

-Родная моя. Хорошая... - хрипло прошептал я и поддавшись порыву, принялся осыпать её лицо мелкими поцелуями, - ты будешь самой лучшей мамой.

-Нет, скажите мне. Он простит меня? Вы не расскажете ему, что я плохая? - Катя высвободилась из моих рук и поднялась на ноги, а затем посмотрела прямо мне в глаза. Только сейчас я заметил, как все плохо - она ведь еле стоит на ногах!

-Ты что-нибудь ела? - спросил я, чувствуя, как внутри растет паника.

-Ела... Орешки в парке... В тот день, когда вы меня забрали...

-Твою мать! - заорал я и подхватил теряющую сознание Катю на руки.

Подоспевший Мороз уставился на нас с выражением полного шока на лице:

-Только не говори, что изменил своим принципам и вырубил её! Она же кроха совсем! Олег, если ты это сделал...

-Она в обмороке. Истощение и нервный срыв. Вытащи у меня из кармана телефон и набери Троепольскому. Пусть срочно готовит палату.

-Шамай, врач сказал, что она не делала аборт. Пришла, но передумала.

-Знаю. Всё потом...

Глава 25

Глава 25

Коридоры медицинского центра на контрасте с затрапезной поликлиникой казались просто огромными. Невольно бросалось в глаза, всё, что я привык не замечать раньше: и хороший ремонт и удобство и даже вежливое отношение, которое обычно воспринималось, как само собой разумеющееся.

Я в пятый раз за вечер подходил к аппарату с кофе и брал самый крепкий американо. Кофе не снимал усталость, но помогал занять руки, которые то и дело тянулись в карман брюк за сигаретами.

--Олег Аркадьевич, тебе бы поспать. Поезжай домой, - завёл старую пластинку Троепольский.

-Нет, я её не оставлю.

Врач вздохнул и мазнул взглядом по двери палаты, в которой находилась