Демон против люфтваффе - Анатолий Минский

Мы вылетели на следующий день, 17 сентября. Скальский и Збых поднялись на двух PZL-11, на этих старичках даже от бомбардировщика отстали. А я сел за штурвал «Лося», инструктируемый его лётчиком, он из‑за повязок и ран не решился пилотировать. В обширном фюзеляже с заблокированным бомболюком набилось двенадцать офицеров и подофицеров. Гражина и Ванда с Басей отказались покидать свои дома. Их выбор — тяжёлый, наверное.

За левой плоскостью промелькнула Варшава. Линия фронта подтянулась к ней вплотную. Но о том, насколько безнадёжно положение польской столицы и вооружённых сил, мы узнали лишь во Львове, когда по радио передали, что Красная Армия нарушила восточные границы государства. Отдельные оптимисты пытались вслух надеяться, что русские остановят немцев и помогут сохранению польского суверенитета. Но даже Иван отмалчивался. Как ни настраивала его пропаганда против панов — белополяков, увиденное всегда красноречивее услышанного.

Во Львове царит форменный бардак. Думаю, у поляков остался на 17 сентября приличный мобилизационный резерв в восточных районах и какие‑то запасы оружия, Варшава продолжает сопротивление. Но уже нет ощущения единого командования, самой крохотной надежды на благополучный исход… Ситуация до боли напоминает ту, что сложилась в Мадриде накануне последнего полёта осенью 1938 года, когда поражение неизбежно, это только вопрос времени, и не очень большого.

«Как мы с тобой в войну не ввяжемся, наша сторона проигрывает».

«Не правда! — возмутился мой внутренний компаньон. — На Халхин — Голе победили, потому что там Красная Армия была, а не белополяки и сбродные интербригады».

Я не стал спорить и доказывать, что в Монголии не война, а так — пограничный конфликт на чужой территории. Вдобавок, там мы с Ваняткой ни разу не поднялись в воздух, груши околачивали, потрясая для виду болячками после НКВД. В общем, не наша война и не наша победа, увы.

В ночь на 18 сентября мы с капитаном Матецким, не мудрствуя лукаво, разоружили часовых на складе ГСМ, связали их и заправили «Лося». У его прежнего пилота открылось кровотечение, и он остался во Львове. Хочется надеяться, что советские войска будут гуманными по отношению к польским офицерам. В предутренней тьме, боясь встречи с германскими и русскими истребителями, а также румынской ПВО, я перелетел южную границу и взял курс на Констанцу, крадясь в неверном пламени рассвета на самой экономичной скорости.

Глава пятнадцатая. Мистер Билл Хант

— Пабло?! Жив, чёрт везучий!

Я обернулся и тоже откровенно обрадовался.

— Гонсалес!

Он почти не изменился. Чуть растолстел, посолиднел. Интересно, сейчас влезет в кабину И-15?

— Какой, к дьяволу, Гонсалес. Клички остались в Испании. Джон Гладстон собственной персоной.

Я обнял его. На припортовой улице Констанцы среди толпы рослых британских моряков и угрюмых польских военных мы, наверно, смотримся как два карапуза, не выросших с младших классов.

— Анджей Ковальский, к вашим услугам. Правда, подтвердить это не могу. Разве что вот, — я извлёк здорово истрёпанную и дважды выручавшую меня газету.

— Фак! Щит! Санофбич! — разразился англичанин. — Да любой из нас отстегнул бы тысячу фунтов за право завалить Морато! Как же ты выбрался потом от франкистов?

— Я не очень‑то спрашивал у них разрешения. Убийцу народного героя они весьма серьёзно ловили.

— Потрясающе! Нужно непременно выпить. И не возражай, я угощаю.

«Не возражай!» — поддержал испанского сослуживца мой внутренний оппортунист.

В портовом кабаке, типичном злачном заведении невысокого пошиба, только Джона Силвера с попугаем не хватает, мистер Гладстон обрисовал расклады.

— Ваших сюда прибывает много. Конечно, все такие мужественные, боевые, хотят дальше сражаться против Германии. А какого же хрена не воевали на Родине и в Войске Польском? Не обижайся, Анджей, я не пытаюсь тебя оскорбить. Но мои соотечественники и французы прямо так говорят.

— Понятно. А какой выход?

Рыжий коротыш отхлебнул пива. Из наёмников, защищавших небо Мадрида исключительно за деньги, он был самый симпатичный, дерзкий и независимый.

— Стать подданным британской короны. Или гражданином США — тоже неплохо, но не то, не то…

— Разве это просто?

— Охрененно не просто, — Джонни потрепал меня по плечу. — Но для тебя можно решить вопрос. Дело в том, что я в Румынии по бизнесу. Да, не прохлопал денежки, как бедняга, забыл его имя…

— Сэм. Сэмюель Гершвин.

— Точно. Как переживал! В общем, я наладил дело, продавая авиационные запчасти румынам. А сейчас услышал — набирают в авиашколы, дают преимущество англичанам, имеющим опыт в военных действиях. Усёк?

— Тебе сам Бог велел. Мне что с того?

Прохвост наклонился ближе.

— Сделаем из тебя подданного короля Георга. Не возражаешь? В общем так. Остатки товара я гружу на «Трент», он отплывает через сутки. В экипаже недавно представился матрос, кажется — Вилли Хант его звали. У меня плохо с именами, особенно после трёх литров пива. Короче, я договорюсь с кэпом. Будешь — Билл Хант.

— И кэп меня точно возьмёт? Нахрен ему это?

— Двести фунтов совсем не нахрен. Я же бизнесмен, разве не могу ли помочь старому товарищу по оружию? В Британии отдашь мне четыреста. Так по — честному?

Бизнес со стопроцентной рентабельностью не может быть нечестным. Тем более мой инвестор рискует — вдруг разобьюсь раньше, нежели погашу кредит. Кстати, нет гарантии, что за корочки новопредстваленного грешника он отдаст двести фунтов, а не пятьдесят.

— Согласен! Ну, а родственники Ханта? И английский у меня, скажем мягко, не Оксфорд.

— Из родственников у него только жена. Та, что в каждом порту новая и без двух фунтов не узнаёт. За пару недель в море язык выучишь. Я Ханта, конечно, не видел, но сдаётся мне — он не Шекспир был. Жить захочешь — справишься.

Есть ещё куча деталей, например — биография. При зачислении в ВВС наверняка не такие простые сержанты, как записывающие в пехотное пушечное мясо. С другой стороны, на пути в Англию сверстаю сравнительно правдоподобную анкету бродяги — моряка и немного лётчика — любителя, который походя отправил к праотцам лучшего испанского аса. Прорвёмся!

Путь к британской натурализации начался с того, что я драил палубу и гальюны, таскал уголь на горбу во время бункеровки в Греции, получая только койку и жрачку, но ни пенса жалованья. К тому же маршрут пролёг мимо Италии, Испании и Португалии, ничуть не доброжелательным по отношению к Британии и судам под флагом Юнион — Джек. Когда над мачтами мелькали самолёты этих трёх государств, на душе становилось весьма неуютно, и не у меня одного.

Матросы ничуть не удивились смене внешности недавно помершего товарища. В экипажах старых сухогрузов полно нелегалов под чужим именем, истинные британцы понимают, что не застрахованы от аналогичного поворота судьбы. Кабацкая драка, нож в печень — и до конца жизни предстоит скрываться от правосудия под личиной усопшего. Опасность торпедной атаки беспокоит команду гораздо больше смутного прошлого любого из её членов.

Из каждой волны, казалось, непременно вынырнет перископ германской субмарины. Наконец, в октябрьском Бискайском заливе штормило так безжалостно, что я готов был плюнуть на Ивана и постучаться к ангелу — вселяй меня в любое британское тело, только избавь от качки.

Поэтому когда «Трент» отшвартовался в Плимуте, и под ногами чавкнула осенней сыростью британская размокшая земля, показалось, что худшее позади. В активе — бумажка от капитана, позволяющая восстановить с моей фотографией паспорт моряка, двадцать фунтов и восемь шиллингов, которые удалось выиграть в карты, отделавшись умеренным количеством побоев за демоническую везучесть, да активная помощь Джоника, трепетно надзирающего за своим капиталовложением.

На суше основательно заштормило в Лондоне, когда мы с Джонни оказались под суровым взглядом майора из разведки. Или контрразведки — шут их разберёшь. Если документы и биография напарника у него особых подозрений не выслали, то в меня вцепился как чёрт в грешную душу. Видно, внутренним чутьём уловил мою чужеродность. Или акцент, манера речи другие — за недели на борту «Трента» я никак не смог превратиться в стопроцентного англичанина.

— В отношении вас, мистер Уильям Джереми Хант, мы проведём дополнительную проверку. До её окончания вы не имеете права покидать пределы Британии.

— Да, сэр! На время проверки я могу поступить в распоряжение Резервного командования КВВС (9)?

Майор недовольно наморщился, отчего короткие жёсткие усы встали торчком, а верхняя губа превратилась в кусочек ёжика.

— Полагаю, мистер Хант, вам не место в нашей авиации. Однако среди резервистов вы не сможете причинить существенного вреда.