Третий слева - Олег Мир

на первом этаже от мелких хулиганов. Во-вторых, стабильное жалование. И в-третьих, я пообещал выполнять кой-какие мужские дела по дому. К слову, в первый же день носил воду в огромный чан.

До квартиры всего и надо было пройти два квартала, и раньше этот путь был предельно прост: сначала прямо, после направо и все дела. Но Проклятые со своим нападением сильно изменили облик города. И сейчас приходилось продумывать маршрут движения каждый раз с нуля. Ибо если с утра путь свободен, то уже к вечеру завален мусором, стройматериалами, подводами телег или банально заложен каменной кладкой. А на следующий день могли прийти чиновники из городского совета и приказать все, что построено не по плану, снести. Бардак — вот такое состояние испытывал город последние месяцы. Радовало только, что все вроде как шло к улучшению.

Я завернул за угол, прошел с десяток шагов, чертыхнулся и двинулся в обратный путь. Впереди пяток крепких парней тащили подвод с камнями. Дождался, пока строители, чертыхаясь и матерясь сквозь зубы, пройдут мимо, продолжил путь. Через шагов двадцать заметил сквозной проход, прикинул, что так можно срезать и поспешил туда. Я почти выскочил наружу, как сбоку что-то плюхнулось, и меня обдало почти до пояса строительным раствором.

— Ты куда прешь, бестолочь?! — возопил густой бас сбоку. — Слепой, что ли? А если бы по башке и все — жди, пока стража признает это несчастным случаем. А это сутки как минимум простоя.

— Извините, — произнес я, поворачиваясь к строителю.

— Мать моя медведица, стражник. Надеюсь, вы там не все такие… а то горе будет Вечному, — уже беззлобно заворчал сухенький мужик с руками, отливающими синевой. — Топай, мил человек, топай, мне тут стену завершить надо.

Я кивнул, заметив, как раствор с камнями, словно живые, укладываются в ряд, едва получив касание синих пальцев. Ну если к делу привлекли Обров, то город и в самом деле может восстановиться куда быстрее.

Спустился вниз по разбитой телегами дорожке, с наваленным мусором по бокам. После пересек чьё-то подворье с вывешенным для сушки бельем и, перепрыгнув ограду, вышел на знакомую мне улицу с множеством мелких лавок и, как выражаются местные, закусочных. Ну это когда лень дома поесть, а перекусить хочется, то можно заскочить в такую лавку и тебе нальют крепкого отвара, выдадут булку с мясом, луком, картошкой или чем поспецифичнее. В этом я видел мало смысла, но я и обитаю в Вечном городе только пару месяцев

Зашел в приоткрытую дверь, зацепив головой пустотелые трубки — тут же раздались веселым переливом.

— Здравствуй, тетя Палли! — пусть мы и виделись с утра, но ей нравилось, когда желали здоровья при каждой новой встрече.

— Здравствуй, сержант! — не по возрасту бодро крикнула хозяйка дома, выходя из небольшой кухоньки.

Невысокая крепкая, сбитая женщина, находящаяся в том возрасте, когда мужчины все еще сватаются не для того, чтобы объединить хозяйства и не скучать в одиночестве, но и для более приятных вещей. Но уже близок тот срок, когда все поменяется. На широковатом, но все же обаятельном лице, мелькала улыбка, копна пшеничных волос уложена в косу с мудреным плетением. Вместо юбки шаровары, выше рубаха с письменами и сверху расписная жилетка, ноги босые. Так любят одеваться на южных равнинах. И вот стоит ей снять жилетку, как тут же прилетит не один десяток нелестных слов по ее облику. Ведь жилетка, как я понял, сравнима с мечом легионера, если ты при клинке — почет, потерял — просто чучело ряженое.

— Как служба? — просто вопрос вежливости, у нее много ни к чему не обязывающих привычек, но требующих быть исполненными.

— Идет, — кратко бросил я не нужный ответ.

— Отлично, что так. Ты, как я помню, из села? — я кивнул, медленно продвигаясь в сторону узкой лестницы на второй этаж. — Замечательно. У меня тут снедь осталась, так что уступлю тебе за полцены. По рукам?!

Ее хозяйственная натура не позволяла пропадать еде впустую.

— Вы на столике оставите, я переоденусь и спущусь. Мне в Храм идти.

— Будет исполнено, сержант. А деньги я уже вписала в общий счет.

Вот так и живу — кормят насильно, как и обстирывают, и жизни поучают. И если не подстегивать самолюбие, то жить даже удобно.

Открыл добротную дверь, ввалился к себе, замер, окинул помещение быстрым взглядом и улыбнулся. Никогда раньше у меня не было своей комнаты, всегда приходилось делить помещение с кем то: то с родственниками, то с батраками. И все твое личное пространство ограничивалось койкой, и то, когда ты там спишь, отстранившись от всех шторкой. Сейчас же личная комната, пусть маленькая, с кроватью, тумбочкой и умывальником, но здесь кроме вдовушки никто не зайдет, и тем более не храпит по ночам. На мой взгляд, за тот кошмар, что я пережил в день нападения, данная комната уже достойная награда.

Я быстро переоделся. Расхаживать в форме вне службы мне казалось нелепым, вот и обзавелся сменной одеждой, как только смог: рубашка, штаны, жилетка и мягкие сапоги. До осени мне этого хватит, а дальше обзаведусь чем-нибудь посолиднее. Умылся и, приладив поясную сумку и меч, направился вниз. Меч бы с радостью оставил, но неожиданно для себя оказалось, что если ножны не трут ногу, то чувствую себя крайне неудобно, словно забыл штаны натянуть до задницы, так и разгуливаю со спущенными. И тут так сразу и не поймешь: или у меня выверт головы, или же железяка, напитавшись кровью Проклятых, стала так реагировать на меня.

Топая по ступенькам, подумалось — все же жизнь моя круто изменилась в лучшую сторону: в батраках я был как редька в огороде, рос себе на благо другим, ни о чем не думая. В легионе превратился в забойную скотину, ну а сейчас в городе стал псом, да служу и живу не совсем своей волей. Но улучшения на лицо, и если крутить головой вовремя и правильно выполнять команды, то можно вырваться наверх. Но это мечты и фантазии, а мне с фантазиями нужно быть осторожнее.

Спустился вниз. На высоком столике без стульев стояли пирожки в тарелке, рядом находился большой стакан с отваром. Не задаваясь лишних вопросов, взял один из пирожков. Вкусно.

Неспешно поедая снедь, размышлял