Час урагана - Песах Амнуэль

такое фумарола — наверно, что-то вулканическое, застывшая лава? Впереди возник, будто из-под земли, белый, с серо-зелеными прожилками, конус, он был далеко и, в то же время, рядом, он был где-то за горизонтом, но все равно мне казалось, что, протянув руку, я смогу коснуться чего-то, не принадлежащего миру, к которому я привык, который знал… если это и был Кизимен, он был похож скорее на яркую картинку в большой книге, чем на реальную гору, к которой направился Н.Г.

Мы пролетели над десятком причудливо разбросанных домиков, под нами бежала серая лента дороги, и мы летели над ней, повторяя изгибы, я наклонился к дверце, чтобы видеть местность под нами и, наверно, поэтому пропустил момент, когда за очередным холмом возникли домики еще одного поселка. Двигатель изменил тон, земля поплыла навстречу, я вцепился в подлокотники, потому что мне показалось, что мы падаем, сейчас врежемся, и машина начнет разваливаться на части, да уже и начала разваливаться, вот отвалилась лопасть…

— Прибыли, — повернулся к нам Перчиков. — Пока не вставайте, я скажу.

Но тетя Женя уже встала и пыталась открыть дверцу. Она, наверно, искала ручку? Пришлось и мне отстегнуться, я поднялся, а дверца в это время поползла в сторону, и мне пришлось ухватить тетю Женю под локоть, чтобы она не вывалилась наружу.

— Я сказал — не вставать! — рявкнул над ухом недовольный Перчиков.

Винт вращался все медленнее и, наконец, застыл. Стало тихо. Стало так тихо, что я услышал, как поет вдалеке какая-то птица. Где-то играла музыка. И чей-то голос снаружи сказал:

— Дайте руку, Евгения Алексеевна, осторожно, не оступитесь.

Оказалось, что Перчиков с Евстигнеевым уже спрыгнули на землю, рядом стояли еще трое, один из них поддерживал тетю Женю, пока она спускалась по металлической лестнице.

Я спрыгнул сам. Надо было забрать рюкзаки, и я полез было обратно в кабину, но чья-то рука удержала меня, и чей-то бас сказал:

— Потом.

— Где Коля? — требовательный голос тети Жени вернул мне нормальное восприятие реальности. Солнце мягко освещало довольно неприветливую местность — холмы, поселок, но дальше…

Дальше вырастала гора, вершина которой была покрыта снегом. Пологий конус, издали черный, с прожилками коричневого и зеленого оттенков. Вспомнились японские рисунки с изображением Фудзиямы — Фудзи был, конечно, круче и выше, я знал это, но все равно сейчас мне казалось, что на свете нет и не может быть ничего красивее и значительнее этой снежной горы, над которой неподвижно зависло круглое белое облако, будто снежное озеро, белая полынья в голубом океане.

— Старыгин, — представился один из встречавших, седой мужчина, одетый не по сезону, в теплую куртку. — Здравствуйте, Евгения Алексеевна. Николай Генрихович с утра пошел в лес…

— Вы его даже не ищете? — спросила тетя Женя. Странное дело, в ее голосе я услышал не возмущение, а что-то вроде удовлетворения.

— Сказал, что к полудню вернется, — объяснил Старыгин. — Он не мог уйти далеко, да и не собирался, местность здесь пологая, опасные склоны начинаются километрах в десяти отсюда, Николай Генрихович не дойдет, так что не беспокойтесь, Евгения Алексеевна.

— Красиво, — сказала тетя Женя, глядя на Кизимен из-под ладони. — Господи, как красиво. Я бы тоже хотела… Этот дым над вершиной… Извержение, да?

— Ну что вы, — сказал Старыгин, — Кизимен извергался в последний раз восемьдесят лет назад. Потому я и говорю, что…

Тяжелый рокот донесся с севера, и мне показалось, что земля под ногами вздрогнула.

Люди, выгружавшие из вертолета коробки, прекратили работать. Все, кто был рядом с нами, обернулись, и я теперь точно мог сказать, что означает фраза «изумление застыло на их лицах». Над кратером поднимался — медленно, как ракета на старте, — черный столб дыма, издали он казался тонким, но полыхнуло красным, и дымовой столб расширился, превратился в колонну, стремившуюся верхним концом достать до единственного облака, что висело над горой. Облако уже не было белым, его будто помазали снизу сажей и вытянули вверх, оно стало похоже на потрепанную шляпу, этакий гигантский НЛО…

Как-то получилось, что мы остались на площадке одни — со Старыгиным, который не отрывал взгляда от вершины и что-то бормотал, — остальных будто смыло волной, и я только окоемом памяти вернул момент, когда все бросились к стоявшему рядом с площадкой микроавтобусу, и машина помчалась, выбивая пыль из проселочной дороги, к домику с антеннами на крыше. Я еще отметил, что дверь вертолета Перчиков закрыл, а там наши рюкзаки…

— Вы же говорили… — почему-то все доходило до меня с опозданием, я отметил, что эту фразу тетя Женя повторяла в десятый раз или в сотый: — Вы не предполагали, что начнется извержение? У вас сейсмографы, и в кратере аппаратура!

— Нет в кратере аппаратуры, — сказал Старыгин.

И тут мой мозговой ступор прошел, будто и не было. Память прояснилась. Собственно, так было всегда: я долго не мог сообразить, что делать, но в тот момент, когда будто само собой принималось решение…

— В машину! — сказал я. — Почему его не ищут с воздуха?

Старыгин посмотрел на меня, как на идиота.

— Вертушка у нас одна, — сказал он с сожалением. — А сверху не увидишь — лес. Да вы не беспокойтесь, — это уже нам обоим, — вернется Николай Генрихович. Увидит, что началось извержение, и прибежит.

— Да-да, — торопливо сказала тетя Женя. — Конечно. Но мы с Юрой можем тоже… Правда, Юра? Кто скажет, в какую сторону он пошел?

— Пойдемте, — сказал Старыгин.

* * *

Столб дыма над кратером немного отклонился к востоку — на высоте дул сильный ветер, — и что-то живое шевелилось на вершине, но Старыгин сказал, что это грязь и пепел, лавы вылилось совсем немного, из жерла только камни летели, и, скорее всего, извержение скоро прекратится — слишком неожиданно все случилось, но именно поэтому выброс не сможет продолжаться долго. Земля время от времени подрагивала под ногами, или, может, мне это только казалось, второй час мы шли по редкому здесь лесу в направлении на столб черного дыма — впереди Старыгин, за ним кто-то из геофизиков, он представился, конечно, но я не запомнил ни имени, ни фамилии; следом шла тетя Женя, ни за что не захотевшая остаться на базе и ждать нашего возвращения. Я шел последним, и все происходившее представлялось мне нереальным. Лес выглядел не таким, как в Подмосковье, не то чтобы редкий (хотя и это тоже), но какой-то безжизненный, а может, мне только казалось так — из-за настроения, из-за уверенности в том, что Н.Г., конечно, прекрасно понимал, что делает, отлично знал, что хочет найти и что непременно найдет, он с самого начала действовал по четко продуманному плану, не импульсивно и уж точно без