Речи бунтовщика - Петр Кропоткин

Всѣ эти правила, завѣщанныя намъ рабствомъ, крѣпостничествомъ, феодализмомъ и королевской властью и именуемыя Закономъ, замѣнили тѣ каменныя чудовища, которымъ приносились человѣческія жертвы и къ которымъ порабощенный язычникъ не смѣлъ прикоснуться изъ страха передъ громами небесными.

Культъ закона воцарился со временъ французской революціи, съ момента усиленія буржуазіи. При старомъ режимѣ мало говорили о законахъ; только Монтескье, Руссо и Вольтеръ стремились противопоставить ихъ причудамъ королевской власти. Каждый долженъ былъ подчиняться капризамъ короля и его лакеевъ подъ угрозой быть брошеннымъ въ тюрьму или повѣшеннымъ. Но во время и послѣ революціи адвокаты, достигшіе власти, употребили всѣ усилія, чтобъ утвердить этотъ принципъ, на которомъ они думали построить въ будущемъ свое господство. Буржуазія приняла его, какъ якорь спасенія, какъ плотину отъ надвигающагося народнаго потока. Церковь поспѣшила санкціонировать его, чтобъ спасти свою ладью, готовую погибнуть въ волнахъ этого могучаго потока. Наконецъ, народъ согласился принять его, видя въ немъ нѣкоторую гарантію отъ произвола и жестокостей прошлаго.

Надо перенестись въ XVIII вѣкъ, чтобъ понять отношеніе народа къ закону. Надо проникнуться всѣми ужасами и жестокостями, которые творились въ ту эпоху всемогущими аристократами, ихъ издѣвательствомъ и надругательствомъ надъ простымъ народомъ, чтобъ понять магическое вліяніе на простолюдина словъ „равенство передъ закономъ, подчиненіе закону, безъ различія происхожденія и состоянія”. Съ простолюдиномъ обращались до сихъ поръ хуже, чѣмъ со скотомъ; онъ не могъ добиться суда или защиты и, доведенный до изступленія возмутительными поступками аристократа, убивалъ его изъ мести, и платился за это головой. Законъ, въ теоріи по крайней мѣрѣ, признавалъ равенство аристократа и простолюдина въ ихъ личныхъ правахъ. Каковъ бы ни былъ этотъ законъ, онъ обѣщалъ одинаково относиться къ аристократу и простолюдину, онъ провозглашалъ равенство передъ судомъ богатаго и бѣднаго. Мы знаемъ теперь, что это обѣщаніе было ложью, — но въ ту эпоху оно было шагомъ впередъ, нѣкоторой уступкой справедливости. Вотъ почему, когда буржуазія была въ опасности, ея спасители, Робеспьеры и Дантоны, основываясь на трудахъ философовъ буржуазіи, Руссо и Вольтеровъ, провозгласили „почитаніе закона равнаго для всѣхъ”. Народъ, истощенный продолжительной и кровавой борьбой, видя передъ собой хорошо организованнаго противника, пошелъ на компромиссъ. Онъ подставилъ шею подъ ярмо Закона, чтобъ избавиться отъ произвола случайныхъ господъ.

Буржуазія съ тѣхъ поръ усердно эксплуатируетъ этотъ принципъ. Законъ и представительное правительство вотъ все, что дала философія XIX вѣка — этого вѣка буржуазіи. Буржуазія проповѣдывала свою философію въ школахъ, создала свою науку, свое искусство; она всюду вводила законъ, какъ ханжа суетъ свои молитвы. Ея усердіе и энергія довели народъ до того, что въ моментъ пробужденія своего сознанія, стремясь къ свободѣ и уничтоженію всякой власти, онъ обращается къ своимъ правителямъ съ просьбой поддержать его преобразованіемъ законовъ, созданныхъ этими же самыми правителями.

Но за послѣднее столѣтіе настроеніе умовъ сильно измѣнилось. Все чаще и чаще встрѣчаются люди, которые отказываются подчиняться Закону, если имъ не выяснять каково его происхожденіе, есть ли въ немъ необходимость, откуда взялось обязательство признавать его и подчиняться ему. Надвигающаяся революція — „Революція”, а не простое возстаніе, уже потому что въ наши дни возставшіе подвергаютъ своей критикѣ всѣ основы современнаго общества и прежде всего тотъ фетишъ, которому оно поклоняется, — Законъ.

Они анализируютъ происхожденіе закона и убѣждаются, что въ его основѣ лежатъ или богъ — это созданіе стихійнаго страха дикарей, — или кровавая побѣда, достигнутая огнемъ и мечемъ. Они изучаютъ характеръ закона и убѣждаются, что отличительная черта его — неподвижность, косность, а не эволюція, между тѣмъ какъ человѣчество развивается непрерывно. Они пытаются узнать, чѣмъ поддерживается законъ, и передъ ними предстаютъ ужасы византизма, жестокости инквизиціи, пытки среднихъ вѣковъ, цѣпи, палица, топоръ палача, темныя подземелья тюремъ, страданія, стоны, плачъ и проклятія. Въ наши дни — все то же: топоръ, ружье, веревка и тюрьма. Съ одной стороны, заключенный, посаженный подобно дикому звѣрю въ желѣзную клѣтку, доведенный до полнаго упадка умственныхъ и нравственныхъ силъ, съ другой — судья, лишенный всякаго человѣческаго чувства, живущій въ мірѣ юридическихъ фикцій, посылающій людей на гильотину съ сладострастіемъ и холоднымъ спокойствіемъ сумасшедшаго, не сознающій даже, до какого паденія онъ дошелъ.

Передъ нами цѣлое племя законодателей, издающихъ законы, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что они дѣлаютъ, вотирующихъ законъ о санитарномъ состояніи городовъ, не имѣя ни малѣйшаго понятія о гигіене, издающихъ приказы о вооруженіи войскъ, не зная ни одной системы ружей, обсуждающихъ реформы по народному образованію и воспитанію, не будучи въ состояніи дать порядочнаго воспитанія своимъ собственнымъ дѣтямъ. Но, издавая законы вкривь и вкось, они никогда не забываютъ придумать наказанія для голышей, точно и опредѣленно рѣшить вопросъ о тюремномъ заключеніи, ссылкѣ на каторгу и преслѣдованіи тѣхъ, которые не подчиняются ихъ требованіямъ. Передъ нами тюремщикъ, идущій вѣрными шагами къ потерѣ всякаго человѣческаго чувства, жандармъ, дрессированный не хуже гончей собаки, сыщикъ, любующійся своими дѣяніями, доносъ возвеличенный въ доблесть, развратъ, возведенный въ систему. Самыя гнусныя стороны человѣческой природы, самые низкіе пороки поддерживаются и поощряются для торжества Закона.

Мы видимъ все это, и вотъ почему, вмѣсто того, чтобъ безсмысленно повторять старую формулу: „Уваженіе къ закону”, мы говоримъ — „Презрѣніе къ закону и ко всѣмъ его атрибутамъ!” Гнусныя и трусливыя слова: „Подчиненіе закону”, мы замѣняемъ словами: „Отрицаніе всякихъ законовъ и возстаніе противъ нихъ!” Вспомните злодѣянія, совершенныя во имя закона, взвѣсьте добро и зло, принесенное имъ, — и вы увидите, что мы правы.

Законъ появился сравнительно недавно; цѣлые вѣка человѣчество жило, не имѣя никакихъ законовъ, ни писанныхъ, ни даже высѣченныхъ на камняхъ, въ видѣ изображеній, при входѣ въ храмы. Въ ту эпоху отношенія между людьми опредѣлялись обычаями и привычками, строгое слѣдованіе которымъ вселяло къ нимъ уваженіе. Каждый, съ ранняго дѣтства, пріобрѣталъ привычку исполнять ихъ наравнѣ съ умѣніемъ добывать себѣ пищу охотой, скотоводствомъ и земледѣліемъ. Всѣ человѣческія общества прошли черезъ эту примитивную фазу, да и теперь большая часть человѣчества не имѣетъ писанныхъ законовъ. Мелкія племена до сихъ поръ руководствуются своими обычаями, у нихъ есть свое „обычное право”, какъ говорятъ юристы, свои соціальныя привычки, и этого вполнѣ достаточно для поддерживанія хорошихъ отношеній между членами отдѣльныхъ деревень, племенъ и общинъ. То же самое происходитъ и у культурныхъ народовъ; внѣ большихъ городовъ взаимныя отношенія между жителями устанавливаются не по писаннымъ законамъ законодателей, а по стариннымъ обычаямъ, получившимъ право гражданства. Въ Россіи, Италіи, Испаніи и даже въ большей части Франціи и Англіи, крестьяне не имѣютъ никакого представленія о писанномъ законѣ. Они сталкиваются съ нимъ только при своихъ сношеніяхъ съ государствомъ; для взаимныхъ же отношеній, иногда очень сложныхъ, они пользуются старинными обычаями.

Изучая обычаи первобытныхъ народовъ, мы замѣчаемъ, что ихъ порождаютъ два совершенно различныхъ теченія.

Вслѣдствіе того, что человѣкъ живетъ въ обществѣ, въ немъ выработываются чувства и привычки, необходимыя для сохраненія общества и размноженія расы. Безъ соціальныхъ чувствъ, безъ стремленій къ солидарности, совмѣстная жизнь была бы невозможна. Ихъ создалъ не законъ: они существовали раньше всякихъ законовъ. Ихъ провозгласила не религія: они предшествовали какой бы то ни было религіи и встрѣчаются у всѣхъ животныхъ, живущихъ обществами. Эти чувства и стремленія развиваются сами собой, въ силу необходимости, подобно тѣмъ привычкамъ животныхъ, которыя назвали инстинктами; они являются плодами естественной эволюціи и поддерживаютъ общество въ его борьбѣ за существованіе. Дикари перестаютъ поѣдать другъ друга и приходятъ къ заключенію, что имъ выгоднѣе пріобщиться къ какой-нибудь культурѣ, чѣмъ сохранить за собой право разъ въ годъ полакомиться человѣческимъ мясомъ. Среди племенъ, вполнѣ независимыхъ, не признающихъ ни законовъ, ни властей, убійства изъ за разныхъ пустяковъ становятся все рѣже и рѣже, такъ какъ привычка къ совмѣстной жизни выработала въ нихъ нѣкоторыя чувства братства и солидарности. Гостепріимство первобытныхъ народовъ, уваженіе къ человѣческой жизни, чувство взаимной отвѣтственности, храбрость и состраданіе, доходящія до самопожертвованія, — всѣ эти качества развиваются у человѣка помимо законовъ, независимо отъ религіи, какъ у всѣхъ общественныхъ животныхъ. Эти чувства и привычки не присущи человѣку (какъ это утверждаютъ священники и метафизики), а являются естественнымъ результатомъ жизни въ обществѣ.