Французский поцелуй - Эрик Ластбадер

Раскрыл чемодан и начал упаковываться, методично и не задумываясь: руки сами делали, что надо. Время летело незаметно. В ванной собрал свои туалетные принадлежности, одноразовые лезвия, маленький тюбик крема для бритья, крошечный тюбик зубной пасты, миниатюрный дезодорант. Все это засунул в дорожную аптечку.

Сквозь открытую дверь до него долетала приглушенная музыка, как будто из другого времени и места. В квартире господствовал полумрак: только у кровати горела лампа.

Крис отодвинул в сторону дверцу зеркального шкафа. Отодвигая, он машинально заглянул в зеркало. И рука его замерла. Он увидел отражение большей части прихожей — аж до самой входной двери.

Сквозь нее из наружного коридора проникала вертикальная полоска света. И вот, прямо на глазах, эта полоска начала расширяться.

Это могло значить только одно: его входная дверь медленно приоткрывается. Но такого быть не могло: это нереально, невозможно, немыслимо.

И тем не менее, это так.

Это действительно происходит. Он не знал, что предпринять. Ощущение, что он в страшной опасности, буквально парализовало его.

Теперь входная дверь была приоткрыта достаточно широко, чтобы в его квартире стало светлее от света, пробивающегося из коридора. Затем ему показалось, что в этой светлой полосе появилась тень и мгновенно исчезла.

Он скосил глаза и вздрогнул, увидав свою собственную тень, отбрасываемую лампой на туалетном столике. Она была как палец, указывающий прямо на него. Он отступил в тень шкафа и растворился в ней.

Так он стоял несколько минут, прислушиваясь к собственному дыханию. Дыхание неровное, да и сердце стучит так, что каждый второй удар сотрясает все тело, как отдача ружья.

Как и многим другим юристам, занимающимся уголовными делами, Крису не раз приходилось выслушивать угрозы недовольных клиентов, и поэтому у него было разрешение на хранение дома оружия. Случая использовать его в деле ему пока, слава богу, не предоставлялось, но он несколько раз ходил в полицейский тир, где его научили, как пользоваться его револьвером.

И вот теперь, стоя в тени своего шкафа, он ощупью нашел ящик, в котором хранился револьвер, выдвинул его, нашел коробок с патронами и вставил их один за другим в барабан. Затем он медленно двинулся в спальню.

Оттуда он хорошо видел приоткрытую входную дверь. Сквозь широкую щель по-прежнему пробивался серебряный свет из коридора. Но сейчас конфигурация щели стала другой, какой-то неровной. Мгновение он не мог понять, в чем тут дело, но потом до него дошло: кто-то стоит в дверном проеме, застя свет.

Бесшумно ступая, он вышел из спальни. В гостиной он прижался спиной к стене, навел револьвер на тень в дверях, протянул руку к выключателю и включил верхний свет.

Тень даже подскочила от неожиданности и он чуть не выстрелил, но, заметив лицо, убрал палец со спускового крючка.

— Аликс! — выдохнул он.

Испуганная внезапным ярким светом, Аликс стояла, прижав руки к груди.

— Господи Иисусе, Кристофер! Ты меня черт знает как перепугал! — Затем, заметив револьвер в его руке, тихо охнула.

Его всего трясло от смешанного чувства облегчения и злости.

— Что ты тут делаешь? Как ты вошла сюда?

— Я не... — Она обернулась, закрыла за собой дверь. — Я позвонила, а потом увидела, что дверь открыта. Наверно, ты забыл ее запереть, когда пришел домой.

— Почему привратник не заметил тебя? Он должен был бы предупредить меня о твоем приходе позвонив, — проворчал Крис.

— Я никого не видала в вестибюле и сразу поднялась сюда. — У Аликс был совершенно сокрушенный вид. — Извини.

Он осторожно положил револьвер на диван в форме буквы Г.

— Да ладно, что там! — Он сделал глубокий вздох. — В самом деле, я рад тебе. — Он улыбнулся, видя ее все еще озабоченное выражение лица. — Все нормально!

Она шагнула навстречу ему.

— Привет! — сказала она.

— Я только что думал о тебе, — признался он. Раздражение схлынуло, и он действительно был рад видеть ее.

Она тихо засмеялась.

— Я, наверное, подслушала твои мысли.

Они разглядывали друг друга в полутьме.

— Ты спал?

— Немного, — ответил Крис. — Но не ложился.

— Хорошо, что я не разбудила тебя. — Она улыбнулась своей ослепительной улыбкой. — Я тебе не снилась ли, случайно?

— Вполне возможно, — ответил он, обнимая ее. Она склонила ему голову на плечо. — Это очень мило с твоей стороны.

Он повел ее к дивану. Ее лицо все так и светилось, отражая скудное мерцание городских огней за окном.

— Я не знала, что делать, — сказала она, кладя ему голову на колени. — Все думала о тебе и о том, что ты завтра улетаешь. — Она взглянула ему в лицо, запрокинув голову. — Такого со мной никогда не было.

— Tсc! — Он отбросил с ее лба прядь волос.

— Кристофер, милый, — прошептала она, касаясь рукой его щеки. — Это, наверно, ужасный риск, но я пришла к тебе.

Он склонился над ней, шепнул:

— Не сетуй. Его губы дрожали, когда он целовал ее.

На серой радужной оболочке левого глаза была точка какого-то неопределенного цвета, придававшая ей ранимый и вместе с тем загадочный вид. Ресницы затрепетали и глаза закрылись, когда она почувствовала, как его губы раскрываются, прижимаясь к ее губам, и его сильные руки обнимают ее. Прильнув к нему всем телом, она подумала, сможет ли он любить ее так, как ей надо, чтобы ее любили?

Его пальцы, расстегивающие пуговицы ее платья. А под ним у нее ничего нет. Выражение, появившееся у него на лице, когда его пальцы коснулись ее голого тела, ей понравилось. А потом она охнула, выгибая спину, почувствовав его губы, целующие ее в ложбинку между грудей, обхватила его руками за шею, стала лизать его лицо, уши.

Он разорвал ее объятия и начал спускаться все ниже и ниже. Его руки ласкали ее бедра, между ног, а потом его рот нашел то, что искал.

Аликс почувствовала, будто ее живой бросили в огонь. Даже кости начали таять в этом адском пламени. Было невозможно дышать. Никогда в жизни она не чувствовала такой пронзительной, сладкой муки.

Не желая терять времени даже на то, чтобы полностью освободиться от платья, она притянула его к себе, хватая руками его твердеющую крайнюю плоть, чтобы он скорее вошел в нее. Задрав подол платья выше бедер, она настойчиво направляла его, извиваясь всем телом. А потом его губы, целующие ее грудь, ее пылающие соски, его вздрагивающий от нетерпения член, заполняющий ее всю-всю.

Возбуждение ее было так велико, что она почти сразу же почувствовала, что уже на грани. Она сжала его руками и ногами, вдыхала его сладкий пот, и такое острое блаженство охватило ее, что ей казалась, она сейчас потеряет сознание.

Его губы ни на секунду не останавливались. Впервые в жизни она была с мужчиной, который, не переставая, целовал ее во время всего полового акта. Сейчас она почувствовала опять, как его язык и его член работают на пару, и она, застонав от удивления, вновь почувствовала себя брошенной в огонь. Вся дрожа и задыхаясь, она металась в его объятиях, пока не заставила его взорваться внутри нее. Одновременно она почувствовала, что и ее внутренние мышцы судорожно сжались и разжались, вызвав второй оргазм.

Немного погодя Аликс проснулась, удивленно оглядываясь по сторонам, думая, куда она попала и не было ли все это сном. Потом она увидала тени, скользящие по потолку, невероятно сладкое тепло, угнездившееся где-то глубоко в ней. Повернула голову, увидела, что он сидит рядом, завернувшись в плед, как тень.

— Кристофер?

Его глаза были закрыты и, притронувшись к его руке, она почувствовала, что он опять весь какой-то зажатый.

— Что с тобой? О чем ты думаешь? — Ее голос был такой мягкий, такой нежный.

Крис повернулся к ней.

— Я хочу рассказать тебе то, что не рассказывал никому на свете, — сказал он. — Я сейчас сидел и думал о том, что произошло между мной и моим братом.

Аликс молча смотрела на него, и он опять понурился, повернувшись к ней так, что профиль его лица чуть-чуть белел в предрассветном свечении города за окном.

— Когда мы еще были пацанами, отец на Рождество обычно привозил нас в свой кабинет. Там у него были приготовлены для нас подарки, и он любил смотреть, как мы их открываем. Наша семья была довольно богатой, и это были деньги, в основном, отца. И он был, если не сказать жадным, то уж, во всяком случае, прижимистым. «Когда я был молодым, — любил он говорить, — все наше богатство составляла грязь, которую мы увезли на подошвах своих ботинок из Уэллса. Вот и все, но и этого было достаточно».

Аликс заметила в полутьме, что Кристофер слегка улыбнулся, рассказывая это, и на сердце у нее потеплело.

— Достаточно, — повторил он. — Это было одно из отцовских любимых словечек. — Он придвинулся к ней поближе. — Он забывал это слово только раз в году — на Рождество. Подарки его были всегда щедрыми, хотя он и дарил чаще всего не то, что нам бы самим хотелось иметь, а то, что ему хотелось нам подарить. Особенно очевидно эта тенденция проявилась, на Рождество, когда мне было двенадцать, а Терри — тринадцать лет. Отец тогда подарил нам по охотничьему ружью. Дав нам возможность немного поупражняться на консервных банках, отправился вместе с нами поискать оленя.