Нарисуй мне дождь (СИ) - Гавура Виктор Васильевич "gavura"

С тех пор Мыкола излечился от своего пагубного пристрастия и никогда, ни при каких обстоятельствах не задавал вопросов. Он впал в глубокомысленную задумчивость, с его лица не сходило странное выражение, словно он чему-то очень удивился, и с тех пор так и не пришел в себя. Вытаращив глаза, Мыкола с тупым изумлением глядел перед собой, не обращая внимания на все, что происходит вокруг. Он даже перестал распевать свою любимую частушку. Слова забыл, что ли?..

* * *

Расписание было составлено так, что после семинарского занятия следовала лекция, чтобы навсегда закодировать в нашей памяти несколько раз пережеванный материал. На лекции по истории КПСС ходили все, так было проще, чем потом объяснять причину своего отсутствия декану Шульге в устной форме, а затем, в обязательном порядке, писать объяснительные записки, которые он накапливал на каждого студента с ненасытностью филателиста, раскладывая их по отдельным «папочкам». Староста курса Алимов старался во всю, чтобы угодить обожаемому декану и снабдить его соответствующим материалом. Не жалея времени и своего здоровья (не позволяя себе даже сбегать в туалет), он проводил поголовные переклички по изобретенному им самим методу: в начале, в перерыве и в конце лекции.

Я томился в душном лекционном зале, изнемогая от скуки, дожидаясь начала лекции. Позади меня, не умолкая, трещали две мои однокурсницы Минкина и Шмырина.

– Ой, смотри, смотри! ‒ вскрикнула едва ли ни мне в ухо Минкина, со сдобно белым лицом, насмешливыми губами и маленьким заячьим носиком с вывороченными ноздрями. ‒ Этот, с кафедры физвоспитания, пан Спортсмен, уже собирает анкеты. Ой, не могу, мамочка родная, держите меня! Ты полюбуйся, как он сегодня вырядился. Пиджачок в клетку тигриную, а галстук!.. Нет, ты только посмотри, галстучек с пальмой, чем тебе не Жан Марэ местного разлива?

‒ Фу-ты, ну-ты! ‒ лениво отозвалась Шмырина.

‒ Ты знаешь, какая у него фамилия? Представь себе, «Гомо»… Я б с такой фамилией хлорофосом отравилась, а он живет себе и в ус не дует. На прошлом занятии подкатывает ко мне индюком эдаким расфуфыренным и давай мурлить: «Вы сегодня, дорогая моя, так бежали стометровку, что другие студентки быстрей бы дошли…» А я ему, спортсмену безмозглому: «Все из-за вас, Ро́бэрт Степаны́ч, вы своей формой спортивной всю меня растревожили. У вас в ней все ваши органы завлекательные на виду… Разве ж можно так бездушно поступать с нами, девушками невинными?» Он чуть не лопнул от удовольствия и похромал к себе в подсобку перед зеркалом себя разглядывать. По сто раз на день перед ним красуется, «нарцыст» самовлюбленный.

– Ишь ты, и оно туда же… ‒ вставила Шмырина.

– Ты уже написала, какой у тебя любимый вид спорта?

‒ Не-а. А ты?

– Написала.

– Какой?

– Мужчины!

И они принялись безумно хохотать. Рассмеялся и я, невольно услышав их разговор. Приятно, когда девчонки правильно ориентируются в видах спорта, выбирая из многих, один, ‒ любимый.

– Ты знаешь Аню Мисочку из одиннадцатой группы?

– Тэ-э-экая плюгавка, в ботиках, – скривившись, протянула Шмырина.

Сидя вполоборота, я наблюдал ее в профиль. У нее землистого цвета лицо с выступающей далеко вперед верхней губой и брезгливо поджатой, нижней. А подбородок? ‒ подбородка у Шмыриной не было, казалось, он был скошен прямо в никуда и ее презрительно кривящийся рот находится прямо на шее. Зато у нее был замечательно длинный нос и жидкие, зализанные назад волосы, схваченные на затылке резинкой в дрожащий крысий хвостик.

– Точно! Она, в ботах... С ней недавно такая история приключилась, сдуреть можно. Сейчас расскажу, дай дожую. Эта Мисочка, ну и фамилия… Ей надо будет мужа взять фамилию, так у него небось фамилия будет Уполовник или того лучше, Дуршлаг.

– И выйдет же такое замуж! – ехидно обронила Шмырина.

– И не говори! Но, Дуршлаг все-таки поблагороднее будет, но в этой фамилии есть что-то, то ли дурковатое, то ли немецкое, или и то, и другое сразу, не знаю. Помнишь, какой представительный мужчина был пастор Шлаг из «Семнадцати мгновений»?

‒ А то!

‒ Но, вот это «дур» перед «шлагом», я-те скажу, все портит. Нет, что ни говори, но наш Дуршлаг немецкому пастору Шлагу в подметки не годится. Как ты думаешь?

‒ Само собой!

‒ Нет, ты, как хочешь, не знаю, но я бы с фамилией Мисочка жить не смогла. А ты бы, смогла? Как тебе эта фамилия?

– Пародия!

– Точно. Так вот, эта Мисочка снимает комнату у одной тёхи, у нее четырехкомнатная квартира на втором этаже, на двоих с мужем.

– Гдей-то люди столько всего берут?

– И эта Мисочка, ты вспомни, какая она…

– Страшней атомной войны!

– Точно, страшко! Весь женский род позорит. Но, я-те скажу, нужны и такие, для контраста. Надо, чтобы у мужчин перед глазами постоянно был живой укор, чтобы они не забывали, кого им может бог послать...

– То-то и оно!

– Согласна на все сто! Так вот, эта Мисочка понравилась одному уголовнику, его выпустили из тюрьмы всего месяц назад. Как-то днем, он случайно встретил ее на улице и все… Глаз положил.

‒ Куды там!

‒ Думаю, он какой-то извращенец, если ему такая могла понравиться. Но, на вкус и цвет товарищей нет. Ты представляешь себе вкус этого товарища-извращенца?

– Бежи и крестись!

– Вот именно. Да, и вот он проследил, где она живет, ночью залез на дерево и высмотрел, как у них расположены комнаты.

– Чы ни Ромэо...

– Да, но ты послушай, что он дальше отчубучил. В один прекрасный день, вернее дело было ночью, он дождался, когда они улеглись спать, открыл отмычкой двери, выкрутил в прихожей пробки, прокрался в комнату к Мисочке, разделся догола… Хотя нет, вру. У соседки этой тёхи дача рядом с дачей подруги парикмахерши моей мамочки. Так парикмахерша моей мамочке рассказала, что он хоть и разделся догола, но носки не снял. Представляешь, какой растленный тип?

– От, паразит!

– Да, и вот он весь голый, в этих своих носках залез к Мисочке в постель, она только и успела вскрикнуть, как он ей рот зажал. И все! Тишина…

– Верь после этого людям!

– А тёха эта, ни какая-нибудь торба, а такая боевая, заведует овощным ларьком возле базара на проспекте Металлургов. Она что-то услышала, сразу же разбудила своего мужа Петю, и давай ломиться в комнату к Мисоче. А зэк перед этим ручку двери со своей стороны подпер спинкой стула. Тётка сразу догадалась, здесь что-то не то, потому что Мисочка раньше никогда дверей не подпирала. Свет не включается, темно, но тёха дверь все-таки открыла и этого тюремщика сразу нашла на ощупь и кричит: «Петруччио, держи урода!» Петя, ее муж, как верный пундель Артемон, вцепился в зэка и держит его намертво. А тёха тем временем слетала на кухню, схватила с газовой плиты конфорку, одела ее на руку, как кастет, нащупала этого зэка и конфоркой его по голове бабах!

‒ Вот те на… Спятить можно!

‒ А Петя, верный Артемон, держал зэка за волосы, потому что этот уголовник, до чего странный тип, все время пытался от него улизнуть. Может, он стеснялся своих носков, поэтому и свет отключил? Не всю же он совесть на каторге своей пропил.

– Ото ж то!

– Да-а… И вот, эта тёха, первым своим ударом попала Пете по пальцам, от неожиданности он завопил на весь дом не своим голосом, но тёха его все равно узнала. Она подумала, что каторжанин его больно укусил. Тут она разбушевалась вовсю, кричит: «Так ты, гадюка, маво Петюню кусать будешь?!» Представляешь?..

‒ Цирк уродов!

‒ Этʼточно! Когда подсчитали, тёха все-таки в торговле работает, кстати, с моей мамочкой в одном тресте столовых и ресторанов, на голове у тюремщика оказалось двадцать рубленых ран. Ну, а потом уже, после калькуляции, его, как полагается, сдали в милицию.

‒ Заходи, не бойся, выходи не плачь…

‒ Через день к тёхе явились с извинениями родственники этого каторжана, они ей объяснили, что в кровать к Мисочке он залез случайно, просто так, шутки ради, без никаких серьезных намерений.