Революция муравьев - Вербер Бернар

Поодиночке саранча ведет ночной образ жизни и передвигается прыжками. А в стае она активна днем и перемещается по воздуху. Одинокая саранча обретается в пустынях, благо она неплохо переносит засуху. А в стае она прекрасно приспосабливается к сырости и без всякой боязни захватывает сельскохозяйственные угодья, кустарниковые заросли и лесные чащи.

Может, в этом и проявляется то, что Пальцы в своих телевизорах называют «властью толпы»? Численность подавляет нерешительность, уничтожает условности и внушает неуважение к чужой жизни.

5-й командует поворачивать назад, но всем ясно, что отступать уже поздно.

103-й глядит на смертоносную тучу, которая все приближается.

Их там, в воздухе, не один миллиард, и через несколько мгновений они обрушатся на землю. Тринадцать белоканцев с любопытством и опаской вскидывают усики.

Мрачная туча кружит в небе, словно пытаясь напугать до смерти все, что трепещет под нею. Воздушные потоки разрывают эту массу в спиралевидные клочья, похожие на ленты Мебиуса. Кое-кому из разведчиков очень хочется, хотя им верится в это с трудом, чтобы они обманулись и что в небе кружит туча пыли, густой-прегустой пыли.

Между тем мрачная туча растягивается, и образуются какие-то таинственные знаки, предвещающие гибель.

Внизу никто даже не шелохнется. Все ждут. Ждут главным образом, что 103-й, которому не занимать опыта, придумает что-нибудь эдакое.

Но 103-му ничего не придумывается. Он проверяет, довольно ли у него кислоты в брюшке, и просчитывает, сколько саранчи сможет уложить с таким запасом.

Туча опускается, медленно кружа. Все отчетливее слышится хруст бессчетных алчных саранчовых челюстей. Травинки скрючиваются: уж они-то знают наверное – саранча несет им погибель.

103-й замечает, что небо становится все мрачнее. Тринадцать муравьев-воинов занимают круговую оборону и выпячивают брюшки, готовые отстреливаться.

Ну вот и все: точно парашютисты-разведчики, засланные вперед несметного полчища, первые кобылки приземляются, неловко валясь назад. Но они мигом вскакивают на лапы и начинают пожирать все вокруг.

Они жрут все подряд и совокупляются.

Едва самка приземляется, как ее тут же берет самец. Едва закончив совокупляться, самки начинают откладывать яйца прямо на земле, притом в ошеломляюще-ужасающем количестве. Главное оружие саранчи – расторопность и размах, с какими она выкладывает яйца.

Страшнее муравьиной кислотной струи, страшнее розового пениса Пальцев может быть только саранчовый половой орган!

48. Энциклопедия

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА. Можно ли считать человеком шестимесячный эмбрион, даже если у него хорошо развиты все члены? И если да, можно ли называть человеком трехмесячный эмбрион? Считается ли человеком только-только оплодотворенная яйцеклетка? Стоит ли все еще называть человеком больного в коме, полгода не приходящего в сознание, хотя у него бьется сердце и дышат легкие?

А человеческий мозг, живой, но помещенный в питательную жидкость, – человек ли это?

А компьютер, способный воспроизводить все мыслительные процессы человеческого мозга, – достоин ли он называться человеком?

А робот, внешне похожий на человека и снабженный мозгом, как у человека, – являет ли он собой человеческое существо?

А человеческий клон, выращенный путем генетических манипуляций ради накопления запасов органов на замену дефективных, которые вдруг могут обнаружиться у его брата-близнеца, – человеческое ли это существо?

Все не так просто. В античные времена и в Средние века считалось, что женщины, чужеземцы и рабы – не люди. Обычно только законник мог установить, кто есть человек, а кто нет. Сюда же можно было бы отнести биологов, философов, программистов, генетиков, церковников, поэтов и физиков. Поскольку, честно говоря, определить, кто такой «человек», с каждым разом становится все труднее.

Эдмонд Уэллс, Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том III49. В стиле рок

У большой и крепкой дубовой двери на заднем входе в лицей Жюли сняла рюкзак. И достала коктейль Молотова, который изготовила собственноручно. Чиркнув колесиком зажигалки, она лишь выбила искры, но пламя не вспыхнуло: кремень стерся. Порывшись в рюкзаке, она наконец нашла спичечный коробок. Теперь ничто не могло помешать ей швырнуть бутылку с горючей смесью в дверь. Она зажгла спичку и воззрилась на маленький оранжевый огонек, который постепенно разрастался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– А, это ты, Жюли?

Инстинктивно она спрятала зажигательную бомбу в рюкзак. Кто же в этот раз помешал ей спокойно устроить пожар? Она обернулась. Опять Давид.

– Ну что, решилась все-таки заглянуть и послушать нашу группу? – загадочно спросил он.

К ним с подозрительным видом шел сторож.

– Точно, – ответила она, пряча поглубже бутылку.

– Тогда пошли.

Давид провел Жюли в каморку под кафетерием, где репетировали Семь Гномов. Некоторые из них уже настраивали инструменты.

– Глядите-ка, у нас гости… – заметила Франсина.

Комнатенка оказалась совсем крохотная. Там было место только для сцены, заставленной музыкальными инструментами. Стены были увешаны фотографиями группы, играющей не то на днях рождения, не то на танцевальных вечеринках.

Цзи-вонг закрыл дверь, чтобы их никто не побеспокоил.

– А мы боялись, что ты не придешь, – с усмешкой проговорил Нарцисс, обращаясь к Жюли.

– Мне хотелось только поглядеть, как вы играете, вот и все.

– Тебе нечего здесь делать. Не надо нам никаких зрителей! – воскликнула Зое. – Мы рок-группа, а значит, ты либо играешь с нами, либо до свидания.

При одной лишь мысли, что ей дадут от ворот поворот, девушке захотелось остаться, и это желание мелькнуло в ее светло-серых глазах.

– Вам повезло заполучить собственный уголок в лицее, – вздохнула она.

– Он нужен нам как воздух, чтобы репетировать, – объяснил Давид. – И тут директор действительно пошел нам навстречу.

– Ему уж очень хотелось всем показать, что у него в лицее процветает культура, – добавил Поль.

– А в классе думают, что вы просто держитесь особняком, – сказала Жюли.

– Известное дело, – бросила Франсина. – Только нам наплевать. Чтобы жить счастливо, надо жить скрытно.

Зое вскинула голову.

– Ты что, не поняла? – настойчиво вопросила она. – У нас репетиция, это наше личное дело. А тебе здесь делать нечего.

Жюли даже не шелохнулась, и тогда в спор спокойно вступил Цзи-вонг.

– Ты на чем-нибудь играешь? – спросил он.

– Нет. Зато я училась петь.

– И что же ты поешь?

– У меня сопрано. А пою я в основном арии Пурселя, Равеля, Шуберта, Форе, Сати… А вы какую музыку играете?

– Рок.

– Просто рок ни о чем не говорит. Какой рок?

Слово взял Поль:

– Наши кумиры – ранние «Genesis», в том числе их альбомы начиная с «Nursey Cryme», «Foxtrot», «The Lamb Lies Down On Broadway» и заканчивая «A Trick of Tail»… все «Yes», включая главным образом альбомы «Close to the Edge», «Tormato»… ну и весь «Pink Floyd» с самыми нашими любимыми альбомами – «Animals», «Wish You Were Here» и «The Wall».

Жюли кивнула со знанием дела.

– Ну да, старый, замшелый прогрессивный рок семидесятых!

Гномам ее замечание пришлось явно не по душе. Очевидно, это была их любимая музыка. Давид пришел ей на выручку:

– Значит, говоришь, ты училась петь. Так почему бы тебе не попробовать спеть с нами?

Жюли встряхнула копной каштановых волос.

– Нет уж, спасибо. У меня не все в порядке с голосом. Мне удалили узелки на связках, и врач посоветовал их больше не напрягать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Она поочередно обвела их взглядом. Сказать по правде, ей очень хотелось петь с ними, и они все это чувствовали, но она уже так привыкла говорить «нет», что сейчас отвергла их предложение чисто инстинктивно.

– Не хочешь петь, тогда тебя никто не держит, – повторила Зое.