Дервиши в мусульманском мире - Петр Алексеевич Позднев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слушай, как далекий тростник,
в своих меланхолически приятных рассказах
Оплакивает свое прошедшее блаженство и настоящую печаль!
Со мною плачут про любовь поющие юноши и нежноглазые девицы,
Преждевременно оторванные от своих родных краев.
О! Пусть сердце, надорванное роковою разлукой,
Чувствует то, что я пою, и обливается кровью, когда я плачу;
Кто блуждает вдали от своего родного дома,
Тот тоскует о возвращении
и клянет каждый медленно проходящий час.
Мой голос и в горе, и в радости
Приветствовал наступающий и радовался проходящему дню;
Все искали участия в моих страстных аффектах,
Но никто не угадал тайны моего сердца.
Как, однако, мои напряжения и печали медленно возрастали!
Но уши – глухи, а плотские очи – слепы.
Духи во всякой смертной форме вращаются свободными,
Но стоны бесполезны. Можем ли мы видеть душу?
* * *
Такие милые звуки вырывались из того отдаленного тростника;
Вырывались, говорю я? Нет; это было всеоживляющее пламя.
Это любовь наполняет тростник Божественным жаром.
Это любовь искрится в благороднейшем вине.
Меня, печально блуждающего вдали от моей бесценной девицы,
Тростник воспламенил, и вся моя душа изменилась.
Любовь причиняет болезнь и целит бальзамом;
Она поражает, но и утишает, делает страстным и привлекает.
* * *
Здравствуй, небесная любовь!
Истинный источник бесконечных благ,
Твой бальзам восстановляет меня, и твое искусство поддерживает.
О! Ты более, чем ученый Гален и мудрый Платон.
Мой руководитель, мой закон, моя чрезмерная радость, пробудись!
Любовь согревает эту холодную глину таинственным огнем,
И колеблющиеся горы преклоняются
Пред нею с юношеским желаньем.
Счастлива та душа, которая утопает в морях любви
И в течение своей жизни поддерживается пищею свыше.
С несовершенными формами может ли совмещаться совершенство?
Конец моей песни, и ты, суетный мир, прощай!276
Все примеры, все сравнения, все картины, какими наполнены упомянутые произведения, по словам знатоков, берутся поэтами-суфиями и списываются чувственными красками с окружающей природы с тою главною целью, чтобы показать, что и человек должен иметь такую же «божественную любовь» или, частнее, что каждый, кто может достигнуть здесь на земле «божественного блаженства», должен проникнуться ею, совершенно отречься от всего мирского и от себя и всецело предаться Богу не из-за каких-либо других видов, а единственно из бескорыстной любви к Нему277. Но каково же обнаружение этой любви в человеке по учению дервишей? Ответ на этот вопрос совершенно гармонирует с их пантеистическим взглядом на Бога и природу. Любовь человека к Богу у них принимает часто чувственный характер: отрекшись от всего мира, человек, по смыслу их учения, должен любить Бога в природе, т. е. Его творения, потому что они суть божественные эманации, но должен любить так, чтобы он видел в них не «обольстительную материю», а Бога. Как везде, там и здесь дервиши стараются в основу своих идей подставить места из Корана и прикрыться его авторитетом. Много отрывочных фраз они находят в Коране для своего подтверждения. К числу таких фраз относятся именно те места и выражения, где говорится в Коране о преданности Воле Божией, о суетности мира и кратковременности земной жизни и проч. Вот некоторые из этих мест: «Жизнь этого мира, есть только суета, призрак»278. «Знайте, – говорится в другом месте Корана, – что жизнь в здешнем мире есть обманчивая утеха, обольщение, суетный наряд, тщеславие между вами, желание отличиться множеством имущества и детей: она как дождь, при котором растения пленяют земледельца, потом вянут, после того видишь их пожелтевшими, напоследок делаются они сухими стеблями»279. Однако это не значит, что любовь человека к Богу, по учению дервишей, на самом деле должна иметь какой-то возвышенный, чисто божественный характер. Вот что говорит по этому поводу Уильям Джонс, прекрасно изучивший мистическую поэзию суфиев: «Они (суфии) всегда обращают к лучшей части творения Всемогущего свою любимую фразу, которой смысл тот, что земная любовь есть мост, чрез какой должны проходить те, которые ищут блаженства божественной любви»280.
Таким образом, почтение и любовь к Богу в существе дела у дервишей сводится к апофеозу материи. Как бы то ни было, однако то несомненно, что любовь, по их учению, должна служить руководительным принципом жизни и деятельности человека. «Но сущности Бога и всех вещей в природе, – говорят дервиши, – никто не знает и не может познать, если он не последует их тарикату; да и в таком случае, хотя при поступлении в число последователей “истинного пути” и сообщать ему о сущности Бога и всего существующего, все-таки он не сразу поймет и познает это; а чтобы вполне увериться в сущности Бога и природы и в принципе жизни, он сам собственно лично должен испытать и достигнуть такого познания. Таким образом, для всякого стремящегося к этому познанию (т. е. для дервиша) сущность Бога и всей природы, истинный принцип жизнедеятельности человека являются в конце его исканий как цель. Эта последняя в свою очередь может быть достигнута только тогда, когда дервиш в самом себе почувствует присутствие Божества, когда он убедится, что он и Бог – одно, словом, когда совершенно погрузится в лоно
