Леди в странствиях - Яна Тройнич

Герцог начал орать на Лайса, угрожая за обман отправить на плаху не только его, но и всю его семью. Лайс стоял молча, не поднимая глаз. И куда только делся гордый независимый и сильный вельможа, каким я привыкла его видеть? Я подумала, что, наверное, он боится за жену и сына. А, может, и за меня?

Наконец, герцог успокоился:

— Сеньоры, Лайс поступил нечестно, утаив военную добычу. Я восстанавливаю справедливость, конфискуя пленницу. Но, поскольку, мне она не нужна, предлагаю купить ее любому желающему. Кто больше даст — тому она и достанется.

Наверное, этого ему показалось мало, потому что он поглядел на меня и, мстительно ухмыляясь, добавил:

— Я думаю, покупатель не останется в убытке. Когда девка ему надоест, он сможет легко ее перепродать.

И аукцион начался. Вельможи называли сумму, за которую они хотели бы приобрести меня. Цена поднималась все выше, а Лайс молчал. Я подумала, что может быть, он назовет свою ставку последним? Герцог тоже, по-видимому, обратил внимание на молчание моего сеньора:

— А ты что, уже наигрался? Хочешь друзей порадовать?

У меня остановилось дыхание. Я ждала, что скажет Лайс. А он все так же избегал моего взгляда.

Наконец, он ответил:

— Вы правы, Ваша светлость.

Такого предательства я не ожидала. Я почувствовала, что глаза наполняются слезами. Нет, только не это! Я не должна показывать свою слабость. И вдруг мне стало все безразлично. Откуда-то издалека послышался крик Мэтта:

— Ты предатель. Я тебя ненавижу! Я сам ее выкуплю!

В зале раздался смех. Я подняла взгляд на Лайса, и машинально отметила, что он побелел, как полотно:

— Ваша светлость, я могу быть свободен?

Герцог небрежно махнул рукой — иди. И повернулся ко мне:

— Как видишь, не особенно ты ему и нужна.

Он приказал Мэтту:

— А ты останься. Не вредно поучиться у взрослых не раскисать от первой же попавшейся юбки.

Я подумала: хорошо, что вы не догадываетесь господа, что зря меня не связали. Единственное, что меня сдерживало, это присутствие Мэтта. Я знала, на чьей стороне он будет в отличие от своего сеньора. Поэтому попробую дождаться более подходящего момента.

Но торги уже завершились. Мой хозяин усмехаясь остановился напротив меня, и я удивилась: это оказался тот самый «хлыщ» из цирка. Мало же я тебе доставила неприятностей! Я уже с интересом смотрела на сеньора. А тот приблизился и в несколько рывков освободил меня от платья. То ли решил так повеселить вельмож, то ли унизить меня? Я осталась в одном нижнем белье, но мысленно поблагодарила сеньора Крэйга: если придется драться, то в длинных юбках это делать было бы затруднительно.

И тут я с ужасом увидела, как в нашу сторону рванулся Мэтт, на ходу выхватывая из ножен клинок. Я прыгнула ему навстречу и перехватила оружие:

— Уходи отсюда, Мэтт!!!

Сейчас здесь будет жарко. А мальчику еще рано убивать.

А клинок вдруг как будто стал единым целым с моей рукой. Мне даже показалось, что он сам рвался к цели и находил наиболее уязвимые места противника. Я оскалила зубы: никогда еще прежде я не чувствовала в бою такой злости и такого восторга. «Хмырь» пострадал первым. Он рухнул на пол с разрубленной шеей. Потом еще один, следом другой… Я дралась с толпой мужиков и видела, что не я их, а они меня боятся. А мое тело было то телом закаленного воина, то дикого хищника.

Сеньоры закрывали собой герцога, а им на помощь уже мчалась стража. В конце-концов воинам все-таки удалось повалить меня на пол. А когда я сумела окинуть взглядом зал, то не поверила в то, что я одна могла все это устроить. То здесь, то там, валялись тела приближенных герцога, остальные зализывали раны. Я тоже была вся в крови, но усмехнулась разбитыми губами:

— Ну, кому еще нужна любовница?

Герцог стоял за троном испуганный и взбешенный:

— Ведьма! Обычная баба не смогла бы справиться с воинами, — заорал он, — немедленно уведите и заприте покрепче. Завтра на рассвете казним.

Меня втолкнули в какой-то подвал: темное и сырое помещение. Я прислонилась к холодной склизкой стене. Мелькнула мысль, что согласна на любую смерть, лишь бы не остаться в этом грязном мешке надолго. Ноги не держали, и пришлось опуститься на пол. Болело все тело, раны ныли.

Я подумала о Лайсе. Для меня сеньор умер. По моему твердому мнению, бояться могут только женщины и дети, а сеньор оказался трусом. Трусом и предателем.

Я попыталась успокоиться. То впадала в какое-то забытье, то просыпалась. Какие-то странные картины посещали меня, но я чувствовала, что самого главного я вспомнить не могу. И как всегда в таких случаях, в памяти начали воскресать стихи и песни.

Вот и сейчас перед моими глазами возникла тюрьма. В ней — юный граф, ожидающий смерти за участие в восстании. К нему на свидание приходит мать. Она видит, что мальчик сломлен.

Ужасно в петле роковойНа людной площади качатьсяВороны жадные слетятсяИ над опальной головойГолодный рой их будет драться.

Мать не может допустить, чтобы враги видели унижение ее сына. Она обещает ему, что пойдет к королю, и будет молить о пощаде.

Встану тут, у места казни, на балконе.Коль в черном покрывале буду яЗнай, неотступна смерть твоя.Но если в покрывале беломМеня увидишь над толпойЗнай, вымолила я слезамиПощаду жизни молодой!

В моей голове ритмично звучали четверостишья

… Гудит набат, спешит народ…И тихо улицей идетПозорной казнью обреченныйНа площадь граф приговоренный…

Все окна настежь — столько глазЕго слезами провожаютИ столько женских рук бросаютЕму цветы — в последний раз!

Вот только меня никто не будет ни провожать, ни плакать. Да это и к лучшему. Знаешь, что не принесешь горя дорогим тебе людям.

Граф ничего не замечает,Вперед на площадь он глядитТам, на балконе Мать стоитСпокойно в покрывале белом…Он быстро к петле пробиралсяИ даже в петле улыбался…

…Зачем же в белом Мать была?О ложь святая, так солгатьМогла лишь Мать!А Мать была полна боязниЧтоб сын не дрогнул перед казнью!

Постепенно сложились все строки стихотворения. Я даже вспомнила, что плакала, когда читала его. Вот только жаль мне было не графа, который явно не рассчитал свои силы и полез не в свое дело, а его мать. Я представила, как она держится из последних сил, может быть, даже улыбается сыну, а после теряет сознание. Какую же надо иметь силу воли!