Волк в зеркале - Николай Владимирович Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так. А не могли у меня изъять котелок с вещдоками управовские ребята? Могли. А как они проникли в общагу? Да элементарно, сунули Варваре под нос удостоверение — и гуляй, баба Валя… И ведь не проболтается — себе дороже, если что. Управа рассекречивания не спустит. Ну а учитывая необщительность вахтёрши — её и не расспросишь толком. Ну не бить же старуху!
А если предположить, что для изъятия котелка использовали морок… может, я сам принёс его содержимое куда нужно? А в общагу пришёл уже с чисто вымытым?
Надо Стукова расспросить — может, слышал о подобном. Он всё же колдун, в отличие от Юрки. Или нет, лучше не надо — мне с ним работать, не стоит рассказывать, как я профукал вещдок. Лучше потом аккуратно поинтересуюсь у того колдуна, которого Юрка хочет взять в поездку — он всё же со мной не связан.
Так-так… А может, сегодняшнее ночное происшествие организовано Управой? Теоретически — да. База тоже по сути подчиняется Управе, проинструктировали дежурного, чтобы выслал именно нашу группу, и…
И для чего? Чтобы именно нас оттуда выгнать? Что-то не сходится. Такое следовало делать всего ради одной цели — чтобы приехавшие, то есть мы, что-то нашли либо поняли. Мы не успели ни того, ни другого — разве что Юрка обозлился.
Ну почему — поняли. Если Стуков не ошибся, конечно — мы выяснили, что в центре происшествия стоит давешний «пророк»… Нет, это мимо. В Управе не знали, что мы откачивали именно его в «Волге» — их там и близко не было, а в отчёте конкретику никто из нас не писал, мы ж все втроём в конце смены отчёты рисовали. Совпадение в чистом виде.
Я бездумно поводил карандашом в углу своей «диаграммы» — получился неровный кружок. Замкнутый круг… Мало информации. И есть ощущение, что во всём этом уравнении есть ещё одно неизвестное — то, что заставило сработать эту композицию как единый механизм.
Сложив листок и сунув его в карман, я завалился на кровать и почти сразу уснул.
Не знаю, что заставило меня открыть глаза.
Я всё так же лежал на своей старой пружинной кровати в казарме дежурки, а напротив, на драном табурете у столика, сидела Люба. Сидела словно на троне, если смотреть по позе — горделиво, расправив плечи и положив ногу на ногу. Руки сложены на колене. Ни дать ни взять — королева.
На ней было совершенно незнакомое облегающее сиреневое платье из гладкого материала, длинное, но с разрезом, открывавшим всё левое бедро в тёмном чулке. Волосы медного цвета, ничуть не встрёпанные, были вымыты и тщательно расчёсаны и струились по плечам, словно жидкий красноватый шёлк. На ногах — туфли на каблуках-шпильках, цветом в тон платью. Я тут таких и не видел ни разу… Какой нормальный человек по нашему бездорожью встанет на подобные каблуки? Шага три пройти можно, потом ноги переломаешь.
Глаза аккуратно подведены, губы накрашены помадой тоже в цвет платья. Совершенно потрясающее сочетание — вполне обычное лицо и непримечательная фигура женщины словно изменились благодаря антуражу. Тот образ, от которого начинает жечь в паху и кажется, что свернёшь горы, стоит ей пошевелить пальцем…
— Привет, Женя, — сказала Люба всё тем же чуть хрипловатым голосом. — Не спится?
Я резко сел. Кровать жалобно заскрипела, но никто и ухом не повёл — всё так же слышался храп, сквозь узкую щель в коридор проникала узенькая полоска тусклого света. Что-то странное — свет в самой казарме не горит, но я вижу женщину отлично, могу разобрать каждую деталь её наряда и даже еле заметные морщинки в уголках глаз.
Так, стоп. Как она меня назвала?
— Женя или Лёша? — спросил я и сам не узнал своего голоса — такое ощущение, будто у меня заложило уши.
— Женя… Лёша… Игорь… — мимолётно улыбнулась Люба. — Ты же никто и ниоткуда, верно? Значит, можешь быть кем угодно.
— А ты кто? — наверное, мне следовало вскочить, схватить её, встряхнуть хорошенько, но тело не слушалось. Приняло вертикальное положение — и только.
— Ведьма, ты же и сам знаешь, — уголками губ улыбнулась женщина. — Разве нет?
Она сделала неуловимое движение рукой, и я увидел в ней листок — тот самый, на котором рисовал некоторое время назад:
— Ты умеешь рассуждать. Это прекрасно. Приятно видеть умного человека.
Вроде же я убирал листок в карман… Может, это сон? Я ухватил правой рукой кожу на левой, из всей силы ущипнул и чуть не заорал. Больно… Значит, не сон.
Но почему никто не просыпается, и откуда свет?
— Приятно видеть тебя в добром здравии, — вернул я комплимент. — Только что о тебе вспоминал, как видишь.
— Волнуешься? — подмигнула Люба.
— Хочу понять, кто ты, — честно повторил я.
— Я каждый — и никто, я всюду — и нигде, — легонько пожала плечами женщина всё с той же странной полуулыбкой. — Я тень тени, эхо шёпота, смеющийся ветер, отражение в колдовском зеркале. А ты ведь боишься зеркал, верно?
Сказано это было таким тоном, что ответ явно не требовался, но тем не менее я упрямо сказал:
— Не боюсь. Просто не люблю.
— А почему, можно узнать?
— Надеялся — ты расскажешь, — вывернулся я.
— Ты лучше всех знаешь это, — не поддалась женщина. — Тебе надо просто вспомнить.
— А мне это что-то даст?
— Тебе видней, — чуть пошевелила рукой с листочком Люба. — Кто знает тебя лучше, чем ты сам?
Да мать её… У меня последние несколько дней чёткое ощущение, что меня прекрасно знают все — за исключением меня самого. Люба вот теперь…
— Где на вас напали изгои? — прямо и чуть грубовато спросил я, надеясь вернуть этот странный разговор в мало-мальски конструктивное русло.
— Деревня Лаврово, — бесстрастно сказала женщина, но я был уверен, что она только благодаря силе воли не смеётся. — Дом напротив старой двухэтажки на въезде со стороны Колчино.
Лаврово? Неожиданно. Или… или она что-то знает о том, что я выяснил у призрака главаря?
Мать её, да она и правда ведьма. Иначе почему мне толком не пошевелиться? Да ещё и эти шикарные, совершенно не подходящие к этому миру шмотки…
Сколько ей лет? Не тридцать, как я подумал сначала, она постарше — лет тридцать пять, наверное. И она сказала, что Лёха Андреев — её одногодок. Но мне на вид все 45, а то и больше. Выходит, я за тот год, что был непонятно где, набрал десять лет?
