Попугай с семью языками - Алехандро Ходоровский

насилия, стал собирать ржавые гвозди. Потом, запев попугайским голосом «Гвоздик, мой гвоздик», принялся сколачивать ступеньки, пользуясь башмаком вместо молотка. Рабочие, перегревшись под солнцем, решили, что устами Виньяса к ним обращается сам Бог. Упав на колени и перекрестившись, они вонзили зубы в арбузную плоть, и, охваченные не то лихорадкой, не то священным безумием, тоже бросились возводить лестницу, чтобы по ней спустились ангелы с небес и покарали неправедную власть… Непомусено руководил своими «земными лироносцами», непрерывно повторяя: «Поэзия — это деяние»: он вычитал эту фразу в истории футуризма. Лестница обещала быть окончательным ответом Вавилонской башне.

Хромоногий снял корки с шести арбузов, взял их в руки — по три в каждую — и осторожно приблизился к солдатам. Те побросали оружие и, облизываясь, приобщились к поеданию сочных плодов. Капитана Сепеда ушел в бар помочиться, и его ждали уже три часа. А пока что можно было вволю измазать свою физиономию в сахарной мякоти. Ни один из этих оборванцев, похоже, не был вооружен, постройка же лестницы не являлась преступным деянием.

Издалека послышался гул, пробиваясь сквозь мушиное жужжание, и наконец, оформился в немецкий гимн. Тридцать подростков в серых рубашках, горных ботинках и повязках со свастикой — члены славного Гитлерюгенда — маршировали, вскинув правую руку в приветствии. Впереди шагал близорукий толстячок в эсэсовской форме: он специально приводил мальчишек на пристань, к забастовщикам, для наглядной демонстрации того, что сила лучше разума. Ежедневно после завтрака они дефилировали мимо двух сотен истощенных рабочих и, проорав «Хайль Гитлер!» в течение четверти часа, рысью устремлялись в кино «Берлин», где показывали германскую кинохронику студии УФА.

Шофер, открыв гноящиеся глаза и увидев, что пристань завалена арбузными корками, моментально обезумел. Он привык дремать за рулем: шестое чувство неизменно позволяло ему останавливать машину на самом краю пропасти.

Но в этот раз он лишился груза. Достав железный прут, всегда сопровождавший его в дороге, водитель выскочил из кабины, но поскользнулся, упал ничком и едва успел заползти под грузовик, чтобы не быть раздавленным юными нацистами. Стеклянными глазами глядели они на своего предводителя. Тот, сняв очки, чтобы усилить свое моральное воздействие, повел отряд по арбузным коркам. Гитлеровцы попадали один за другим, как кегли. Шофер, посчитав их виновниками всего происходящего, пустил в ход железный прут. Первой его мишенью — из-за обширных ягодиц — стал близорукий вожак. Беспощадный водитель стал обрабатывать ему мягкое место.

— Солдаты, на помощь! Засада! — завопил толстяк, тыкая деревянным пистолетом в нос шоферу.

Нацисты кинулись на рабочих, но те, восстановив силы благодаря сахару, достойно встретили натиск. Шесть карабинеров, не получив приказа, пребывали в сомнениях. Один из них отправился на поиски капитана. Непомусено и Вальдивия с группкой добровольцев остались стоять на незаконченной лестнице.

Выписывая ногами кренделя, опираясь на плечо солдата, показался капитан, распространяя вокруг себя густую вонь. Он изрыгнул из своей глотки приказ с такой силой, что его стошнило.

— Стой! Говорю я, капитан Сепеда…ик… (отрыжка)… (плевок)… Этот засранец. который не уважает долбаный закон. расстрелять. (пук). Эй! Капрал Кактебятам. что тут. происходит?

При этих словах капитан едва не потерял равновесие. Никто из военных не отозвался на имя Кактебятам. Загипнотизированные пистолетом в руках капитана, который отнюдь не выглядел деревянным, они застыли как вкопанные.

— Эй вы, дерьмовые головы. Повторяю. (отрыжка). Говорю я, капитан Сепеда. ик. (слюни изо рта). Капрал Кактебятам. объясни.

И снова капитан чуть было не повалился на землю. Все шестеро в испуге заговорили одновременно.

— (Рев). Что. говорят эти придурки? Я просил. капрала Кактебятама, а не этих. Тебянезвали. (отрыжка). (почесывание яичек). Смир-но!.. (рвота).

Дрожа, все шестеро подтянули свои тела, сгрудив их компактной массой вокруг оси в виде капитана, более-менее неустойчивой. Тот, смертельно пьяный, потрясал револьвером, грозя превратить всех в трупы.

— (Презрительная мина). Ни одного Кактебятама. только Тебянезвали. Ни одного! (долгая отрыжка). Зеркало — не ответ, мать вашу. (всхлип) Говорю вам, что это я, а. а зачем глаза, если ничего нет? (сморкание) Даже дерьма нет! И зачем этот пистолет. ик. что он скажет?. (почесывание яичек). Как говорил тот засранец-философ. смерть знает больше, чем Бог. (продолжительный пук). Я, капитан Самизнаетекто. а если не знаете, подтяните штаны. я сам, лично, как вы меня видите. займусь расследованием. (неудачная отрыжка). Каждый, кто пошевелится. нет, не так. короче, каждый, кто делает, чего я не приказывал. преступник. я все знаю про. (пересохший рот; фраза осталась неоконченной).

Капитан Сепеда с выпученными глазами, тщательно целясь то в одного то в другого, переводил револьвер на забастовщиков, на близорукого толстяка, на шофера, на грузовик, на арбузные корки, на юных нацистов, на Вальдивию, на лестницу и, наконец, на дона Непомусено с его третьим глазом. Прежде чем обратиться к нему, капитан сморщил нос, склонил голову вперед, словно желая достать затылком до плеча, и глубоко вздохнул.

— Эй, ты, глазастый. говори чего-нибудь, или мозги вышибу.

Непомусено выдал первое, что пришло на ум, а именно — слова Иакова:

— Истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал!

Сепеда, точно ему выстрелили в живот, согнулся пополам, рухнул на колени, заплакал, изредка прерываясь на короткие смешки, и оперся на лестницу.

— Не знал, глазастый? А теперь знаешь. Все узнают. Карабинер Тебянезвали! (свист)

Шестеро солдат, встав по стойке «смирно» — каблуки вместе, ладонь у козырька, — прыгая на цыпочках, приблизились к капитану.

Сепеда взобрался на три ступеньки.

— Обращаюсь к военным… и к штатским… Моя цель — выяснить, куда ведет эта лестница. Если найду что-нибудь, скажу. И чтобы все — все — все ублюдки в форме стояли по стойке «смирно», пока я и только я, капитан Сепеда, лично не отдам другого приказа!.. Помогите подняться! Первому штатскому, который двинется с места, прострелю башку!..

Мало-помалу, икая, пукая, рыгая, пуская газы и слюни, поскальзываясь, капитан — пока группа рабочих поддерживала лестницу в вертикальном положении — дошел до последней ступеньки. Доски угрожающе трещали. Сепеда, видя, что продвижение затрудняется, вел себя все более ловко и осторожно: казалось, алкоголь чудесным образом превратил его в воздушный шарик. Многие потом уверяли, будто он терял вес по мере восхождения. Наконец, добравшись до цели, он поглядел вниз, покрутил головой вправо-влево, издал протяжный стон и прошептал — но так громко, что его услышали даже в портовом баре:

— Я обещал рассказать о том, что увижу! И выполняю обещание! Я вижу дерьмо. Одно дерьмо. Ничего, кроме дерьма.

И капитан пустил себе пулю в висок.

Позже шофер, выйдя из комы — капитан свалился прямо на него, сломав