Потерянный экипаж - Владимир Прибытков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Майор Вольф! — доложил дежурный офицер.
— Просить! — сказал Раббе, останавливаясь.
В голову штурмбаннфюрера пришла внезапная мысль: а не Вольф ли сообщил в Будапешт о нерасторопности гестапо? Черт его знает, этого Вольфа! У него высокие связи. Вполне мог напакостить. Но если он…
— Хайль Гитлер! — сказал Вольф, дружески улыбаясь с порога.
— Хайль Гитлер! — мрачно отозвался Раббе. — Входите.
— Вы так на меня глядите, — посмеиваясь, сказал Вольф, проходя в кабинет, — так глядите, что можно подумать — у вас на меня по меньшей мере пять секретных донесений.
— Боитесь? — мрачно полюбопытствовал Раббе.
— Если донесения у вас — нет, — сказал Вольф. — Вы же не дадите им ходу, Гюнтер. Вы меня слишком хорошо знаете.
— Иногда выясняется, что совсем не знаешь человека, — возразил Раббе, усаживаясь за стол.
— Ко мне это не относится, — уверенно сказал Вольф. — Мы же друзья, Гюнтер. От вас у меня тайн нет.
— Хотел бы надеяться, — сказал Раббе.
— Послушайте, Гюнтер, — сказал Вольф. — Если у вас плохое настроение, это печально. Но откладывать свой визит я не хотел.
— Слушаю.
— У меня к вам маленькая просьба.
— Все ваши просьбы маленькие. Говорите.
— Прежде всего благодарю за Кандыбу. Он мне помог. Прекрасно сработал.
— Ага! Ваш летчик все-таки врал?
— Представьте себе, нет!.. Как видите, психологический метод себя оправдывает, Гюнтер.
— Трудно поверить.
— А вы поверьте!.. Штурман всерьез принял Кандыбу за русского капитана и, видимо, настолько был взвинчен, что чуть не избил его! Согласитесь, это смешно!
— Он его бил?..
— Не успел. Вмешалась охрана.
— А он не заподозрил во власовце информатора?
— Исключено! Охрана слышала, как он кричал, называл Кандыбу дураком за то, что молчит на допросах. Все равно, мол, выхода нет! И все равно он его сведения сообщит кому надо.
— Он их сообщил вам?
— Да, Гюнтер. Он, понимаете ли, решил, что удачно выпытал у Кандыбы правду!
Раббе исподлобья взглянул на майора:
— Слишком быстро он начал работать на вас, Вольф.
— По-моему, гораздо важнее то, что он начал работать, Гюнтер!
— И все-таки…
— От ошибок никто не гарантирован, Гюнтер. Но мне думается, с Телкиным ошибки не будет. На него произвело очень большое впечатление напоминание о «смерше».
— Рад за вас, если так… Впрочем, вы уже передали его показания в Будапешт?
— После Кандыбы — передал, конечно.
— Значит, недолго осталось ждать.
— То есть?
— Наши летчики проверят, лгал он или говорил правду.
— Ах, да… Конечно… Но я спокоен. Хотя моя просьба имеет прямое отношение именно к штурману Телкину.
— Слушаю вас.
— Скажите, Гюнтер, что у вас намечается на сегодня? На завтра?
Раббе посмотрел на Вольфа с подозрением. Это что? Попытка получить сведения об арестованных на станции?
— Что вы имеете в виду? — спросил Раббе.
— Вы не намерены ликвидировать кого-нибудь?
— А почему вас это интересует?
— По очень простой причине, Гюнтер. Я хотел бы, чтобы мой штурман принял участие в этой… э… операции.
— Хм!..
— Так надежней, Гюнтер. Сами понимаете, что так надежней. И хорошо бы парочку русских… У вас нет русских, Гюнтер?
Раббе немного успокоился. В просьбе Вольфа он не видел никакого подвоха. Вполне естественная просьба.
— Как раз парочка русских у меня есть, — сказал он. — Две русские девки. Девки вас устроят?
— Это даже лучше, — сказал Вольф. — Это просто прекрасно! Женщины! Вы меня обрадовали, Гюнтер. После женщин Телкину некуда будет деваться. Да! Женщины — это хорошо!
— Вы хотите дать ему оружие? — спросил Раббе.
— Нет! Зачем? Я пошлю с ним Миниха. Вы разрешите, надеюсь? Миних отлично фотографирует.
— Вы Телкину нож дайте, — посоветовал Раббе. — Пусть отрежет девкам… Но как Миних будет снимать ночью?
— Ему подсветят фарами… Нож — это тоже идея. Да. Очень хорошо!.. А когда вы намечаете операцию?
— Сегодня, — сказал Раббе. — Пусть Миних созвонится с Гинцлером. Тот в курсе дела.
— Вы опять меня выручаете, Гюнтер, — сказал Вольф. — Не знаю, как вас и благодарить!
— Сочтемся, — сказал Раббе. — Ничего, сочтемся, Вольф.
2Фигуры пастуха и подпаска растворились в сумерках, но еще слышалось постукивание овечьих копытец и разноголосое меканье отары.
— Хороший старик! — сказал Бунцев. — Верно, Оля, хороший старик?
— Да, — сказала Кротова. — И мальчишка. На молдаванина похож.
— Замечательный старик! — сказал Бунцев. — Деды — они все один на другого чем-то смахивают, верно?
— Да, — сказала Кротова.
Бунцев оглянулся вокруг, посмотрел на сомкнувшиеся к вечеру стволы сосен, на темные клубы кустарников.
— А Толи мы так и не дождались, — вздохнул он. — И ждать больше нельзя, как я понимаю…
— Уходить надо быстро, товарищ капитан… Больше суток ждали, а теперь надо быстро. Мало ли что? Вдобавок видели нас.
— Да, я понимаю, — сказал Бунцев. — Вот только со штурманом плохо…
Кротова промолчала, давая Бунцеву время свыкнуться с невыносимой мыслью о том, что они уже не могут рассчитывать на встречу с Телкиным. Она ждала, чтобы он сам отдал приказ. И капитан Бунцев отдал этот приказ:
— Пора.
Пройдя насквозь сосновый лесок, Бунцев и Кротова вышли в поле. Дул слабый ветер. На севере тучи снесло, показались робкие звезды.
— Чертовы унты! — сказал Бунцев. — Словно гири.
— Ничего. Авось недолго, товарищ капитан… Слышите?
Бунцев слышал: справа от них, далеко-далеко, еле различимо урчали моторы.
— Шоссе, — сказал Бунцев. — Только почему огней не видно?
— С подфарниками идут, наверное. И холмом скрыты.
— Пожалуй.
Они двинулись через поле, за день обдутое и уже не такое вязкое, как минувшей ночью, держа на тусклые, мигающие огоньки примеченного днем хутора.
Шагали молча, чутко всматриваясь в темень, вслушиваясь в каждый новый ночной шорох. Останавливались, шепотом перекидывались двумя-тремя фразами, снова шли. Тусклые огоньки разгорались. Они дрожали впереди, словно их тоже пробирала прохлада.
Летчики спустились в низинку, пахнувшую на них сыростью и болотом, перебрались вброд через тощий ручеек, поднялись на пригорок, и на обоих повеяло теплом.
Бунцев усмехнулся:
— Скажи, как получается…
До хутора оставалось рукой подать, и они легли, чтобы понаблюдать и отдохнуть.
— А ведь это не хутор… — шепнула спустя минуту — другую Кротова.