Восемь бусин на тонкой ниточке - Елена Михалкова

Осторожно приблизившись к Зорьке, Ева похлопала ее по спине.

– Хорошая корова, хорошая, – без особой убежденности проговорила она. – Вот мы тебе сейчас…

И Ева сделала попытку ущипнуть Зорьку за кожу на загривке.

Корова повернула голову и уставилась на Еву с таким недоумением, с каким могла бы английская королева смотреть на дворецкого, прибежавшего с мухобойкой к ней в спальню.

Ева храбро ущипнула ее еще раз. В глубоких коровьих глазах отразилось сомнение в психическом здоровье гостьи.

– Что это ты делаешь? – озадаченно спросила Марфа Степановна, наблюдавшая за Евиными манипуляциями от двери. – А?

– То, что вы и сказали, – огрызнулась Ева. – Массаж!

– Э-гхм!

Старуха прокашлялась. Маше показалось, что на глазах ее выступили слезы.

– Так ведь, милая моя, массировать-то надо вымя! – проговорила Марфа, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рассмеяться. – А ты зачем ей на спину полезла? Оттуда молоко не льется.

Ева закусила губу.

– Вот табуреточка в уголке, – указала старуха. – Садись на нее и начинай.

С отчаянной решимостью Ева придвинула табуретку, уселась, подставила ведро и двумя руками бесстрашно схватила Зорьку за вымя.

Первый и последний раз в жизни Маше довелось увидеть корову, подпрыгнувшую на месте. Пол в коровнике дрогнул, когда Зорька приземлилась. Вскинув лобастую голову, корова попятилась и лягнула ведро, которое с грохотом врезалось в стену сарая, а затем, перебирая копытами, как балерина, бочком пошла на Еву.

Женщина завизжала так пронзительно, что у Маши заложило уши. Корова отозвалась негодующим мычанием, а Тявка оглушительно залаяла, поднимая тревогу. В полумраке сарая Зорька казалась уже не тихой коровушкой, а рассвирепевшим буйволом. Она фыркала, бодала воздух и топала передними ногами, словно оратор, пытающийся привлечь внимание публики отчаянным стуком по трибуне. Тявка металась у нее под копытами, чудом уворачиваясь от ударов.

Машу с Коровкиным разметало по стенам, а Ева бросилась к выходу, едва не уронив Марфу. Визг ее стих где-то вдалеке, за домом.

Олейникова вбежала внутрь, ухватила разбушевавшуюся корову за рог, ласково приговаривая что-то, и цыкнула на Тявку. Собачонка тут же удрала, пугливо поджав хвост. Зорька обиженно промычала что-то и успокоилась.

Марфа Степановна обернулась и встретилась с укоризненным взглядом Маши.

– Кто же знал… – виновато развела руками старуха. – Я-то думала, она и в самом деле умеет доить!

Убедившись, что опасность миновала, Гена отлепился от стены.

– Я не понял, с чего она взбрыкнула? – он опасливо посмотрел на корову.

– А нечего ее холодными руками за вымя хватать, – проворчала старуха. – Ты, поди, тоже бы взбрыкнул, если тебя ухватить за…

Она покосилась на Машу и не закончила.

Часом позже с вечерней прогулки привели козу. Марфа Степановна предложила Еве попробовать свои силы хотя бы на козе.

– Джолька у меня маленькая, она тебя не забодает!

Но вдова Марка посмотрела на старуху так, словно Марфа предложила подоить саму Еву. Коровкин неосторожно рассмеялся и был испепелен яростным взглядом. Ева не любила проигрывать.

– Все сегодня устали, все грязные… – громко сказала Марфа. – Истоплю-ка вечерком баньку.

И этим погасила начинавшийся конфликт. Баньке обрадовались все.

– Только учтите – банька будет по-черному. Новая моя баня внутри не достроена, да и привыкла я к старой. Я пойду первой париться, а вы уж сами решите, кто за кем.

Ужин приготовила Ева, желая реабилитироваться. И приготовила отменно. Мясо на тарелках истекало соком, вкуснейшая тушеная капуста пахла копченостями.

– Эх, вина не хватает! – пожалел Борис.

Марфа, хлопнув себя по лбу, принесла из кухни домашнее вино, и застолье пошло веселее.

Первый бокал выпили за здоровье Марфы, второй – за собравшихся… На третьем Иннокентий хотел предложить тост, но старуха властно взмахнула рукой.

– Слушайте все! – объявила она и встала. Маше показалось, что Олейникова покачнулась. – Это вино, которое я сделала сама, хочу выпить за душу невинно убиенного Марка.

Старуха вытянула костлявую руку с бокалом, словно чокаясь с кем-то невидимым, и выпила залпом, словно водку.

Смех и разговоры разом оборвались. В глазах собравшихся застыли смятение, недоверие, страх, жалость… Они решили, что тетушка все-таки сошла с ума. Несчастная, несчастная тетя Марфа, разговаривающая с призраками умерших!

Так думали все, кроме одного человека. Чувства Маши невероятно обострились, словно натянутая струна, и она ощущала исходящие от окружающих волны сочувствия, жалости, презрения к Марфе…

И еще – волну страха. Густую, как мазут, черную, дурно пахнущую. Именно в эту секунду Маша совершенно точно осознала, что убийца Марка среди них. Может быть, он сидит рядом с ней или напротив.

Она окинула родственников быстрым взглядом. Но лица выражали то, что и должны были выражать: неловкость.

Положение спас Матвей: отобрал у покачивающейся Марфы бокал и усадил ее за стол, что-то успокаивающе нашептывая на ухо. Старуха слабо улыбалась.

– Ева, расскажите, как вы готовили мясо, – попросила Нюта.

И хотя это прозвучало немного нарочито, все с благодарностью взглянули на девушку. Действительно, давайте лучше говорить о мясе! Давайте говорить о чем угодно, только не о смерти.

Больше всех старались Коровкины. Один подкидывал тему, другая подхватывала ее. Стоило возникнуть крошечной паузе, как все повторялось: подбросили – подхватили – отбили подачу. Они работали, как слаженный дуэт, как опытные ведущие, удерживающие внимание зрителей.

Если Марфа и собиралась высказаться, ей не дали такой возможности.

…………………………………………………

Программисту Гене Коровкину не везло с женщинами. Как типичная жертва стереотипов, Гена ухаживал за высокими стройными девушками, у которых были летящие длинные волосы, высокие скулы и безразличные, как у птиц, глаза. Должность старшего системного администратора в крупной фирме приносила Коровкину неплохой доход, поэтому девушки принимали его ухаживания благосклонно. Друзья одобряли выбор Гены, восхищались его избранницами и отличным вкусом.

Сложности начинались там, где их никто не ждал.

Во-первых, маленький щуплый Коровкин рядом с любой длинноногой пассией смотрелся как захиревший гном и страшно переживал из-за этого. Он носил ботинки на каблуках, вытягивал шейку, чтобы казаться выше, но чувствовал, что смешон.

Во-вторых, каждая из девушек, заполучив программиста во временное пользование, принималась преобразовывать его согласно своим представлениям о прекрасном. Любимый замусоленный свитер Гены (чудесного оттенка «подгнившая клубника») отправлялся в шкаф, а самого Гену одевали то в рубашки-поло, то в облегающие маечки фасона «юный гей», а то и вовсе упаковывали в пиджаки. Все костюмы были Коровкину велики. Гена жалобно торчал из пиджака во все стороны, как птенец, высовывающий голову из гнезда, и снова понимал, что выглядит нелепо.

В-третьих, девушки быстро утомляли Коровкина. Их деловитость и энергичность, направленные на него, вызывали у Гены желание сбежать и затаиться в серверной. Так он и поступал: сбегал и на время затихал, приходя в себя.

Девушки сменяли одна другую, и в итоге за Коровкиным утвердилась репутация бабника и знатока женщин. Хотя даже о гнездовании утконосов Гена знал больше, чем о женщинах.

Метания Коровкина продолжались до тех пор, пока он не познакомился с Леной Ларионовой.

Лена работала приемщицей в химчистке. Именно ей Гена принес любимый свитер и вручил, провожая тоскливым взглядом, словно мать, первый раз отправляющая ребенка в лагерь.

– Не беспокойтесь, с вашим свитером все будет в порядке, – с улыбкой заверила его приемщица. – Такая уютная вещь… Наверное, вы к нему очень привыкли.

Коровкин поднял глаза и обомлел.

Перед ним стояла невысокая полная девушка с серыми глазами. У девушки были могучие крестьянские руки, широкие плечи и тяжелая грудь, перед объемом которой спасовал бы любой бюстгальтер.

Тонконогие красавицы, с которыми встречался Гена, назвали бы приемщицу толстухой. Но в глазах Коровкина она походила на богинь, нарисованных в книжке «Сказания скандинавов в пересказе для детей», которую он очень любил в детстве.

И эта богиня застенчиво улыбалась Геннадию.

Ухаживая за длинноволосыми девушками с безразличными глазами, Коровкин всегда следовал установленному ритуалу: ронял ничего не значащие фразы с якобы глубоким подтекстом, следил, чтобы инициатива переходила от него к девушке, и ни в коем случае не торопил события. Он усвоил, что назвать вещи своими именами – оскорбительно для женщины. Непременно нужно исполнить танец распушенного хвоста и дать ей такую же возможность. В этом и есть суть завязывания отношений. К тому же Коровкин помнил о том, что он низкорослый, тощий и нелепый, и всегда оставлял партнерше возможность необидно отказаться от продолжения знакомства.