Берендеев лес - Игорь Срибный

                   - А что ж делать? Я ить и шел сюда с ворогом биться, а не поместье свое стеречь.

                   - А нетути боле твово поместья, боярин Ондрей, все как есть пожег татарин. И терема белокаменны порушил и овины, и закрома. Надысь мы ходили туда, видели… Людишки-то твои в лесу схоронились, в скиту у Мефодия. Много там народу собралося, не знаю, как Старец их прокормит…

                   - А ты чего, Степан, корячишься? – боярин только теперь обратил внимание, что Степан сидит скособочась, и иногда кривит рот, морщась, словно от боли.

                   - Да порубал меня бусурмен малехо… Не зажило ишо мясо-то… Ништо, боярин, биться смогу!

                   - Ты это… - боярин замялся. – Ты ить был ужо в боях, Степан. Ратную науку разумеешь… А я окромя охоты на зверя лесного, оружьем-то и не баловался. Ты бы принял дружину под свое начало…

                   - Поймут ли кметы? Ить они твои – боярские.

                   - А чего понимать-то? Сей же час объявлю, што ты над дружиною поставлен, и вся недолга!

                   Представив дружине Степана, как воинского начальника, боярин внимательно, как и все кметы, выслушал его наставления по поводу дальнейших действий дружины…

                   К вечеру дружина потянулась к Михайловскому шляху. Степан разделил кметов на две части и развел их по обочинам, поросшим густыми кустами дикой розы и черемухи. Коней коноводы увели в лес.

                   Вскоре прошла конная сотня, охраняя телеги с зерном, колодами меда, кругами воска, сундуками и узлами. Их пропустили, не тронув…

                   Уже смеркалось, когда на шляху запылил, заскрипел несмазанными колесами новый обоз. Спереди, развалясь в седлах, шел дозор из двух десятков всадников. За ним, растянувшись змеею, тянулись телеги, заваленные поклажей. Над высокими бортами торчали, словно шапки подсолнухов, головки детей… Загребая босыми ногами дорожную пыль, понуро тянулись привязанные к телегам молодые мужики и бабы. На самых крепких были надеты деревянные рогатки… Далеко позади колыхались пики конной полусотни. Да десятка два всадников срывали иногда лошадей в галоп, объезжая обоз вокруг…

                  Степан подождал, покуда обоз втянется в засадную щель, и застрекотал сорокой, давая кметам сигнал приготовиться. Когда с ним поравнялись конники, замыкающие обоз, Степан поднялся на ноги и рявкнул медведем. Кони степняков испуганно присели, густо посыпая пыльный шлях котяхами помета, завертелись, ломая строй… Дружинники, подныривая под низко нависшие сучья, с ревом выметнулись на дорогу. В голове обоза услышал Степан такой же рев, смешавшийся со звериным визгом татар…

                 Степан срубил с малорослого конька степняка, застившего ему проход, и ринулся в битву. Полоснув сталью искаженное яростью лицо ворога, он оказался сразу меж троих. Вертясь между коней, он отбивал удары наседающих на него татар, как вдруг рядом возник Никита, вращая над головой свой тяжеленный меч. Первым же ударом он опрокинул здоровенного татарина вместе с лошадью. Двух других они срубили сообща.

                   Тем временем, суматоха на шляху заканчивалась. Кметы освобождали полон от веревок, сразу же вооружая мужиков отбитым у татар оружием. Бабы сушили глаза… Ребятишки испуганно таращили глазенки на невесть откуда взявшихся спасителей…

                   - Ни единого не упустили! – расправил грудь боярин Ондрей.

                   - Так ить боярские кметы они таковские – всемером одного валят! – шутливо ухмыльнулся Степан и покривил от боли рот. – Убирайтесь поживее! – крикнул дружинникам.

                   - Тута побитых татар снесли, - боярин кивнул бородой на кучу мертвых тел.

                   - В овраг их,  да подале, и ветками закидать!

                   - С телегами-то что делать? – спросил кто-то.

                   - Бросайте! Коней выпрягайте, а с телег взять только овсы да одежку. Сколь мужиков-то? – он оборотился к освобожденным.

                   - Без однова три десятка нас, – за всех ответил коренастый, широкоплечий бородач.

                   - Што ж позволили спеленать себя, ровно грудных детей?

                   - Так ить, нежданно-негаданно бусурмены напали…

                   - А вы б на полатях возле бабиной сиськи спали подоле! Небо уж который день в дымах, аль не углядели?!

                   Мужики потупились… Бабы, не отпуская из рук ребятишек, сбились толпой, глядя на Степана настороженно.

                   Боярин построил войско на шляху.

                   - Говорю один раз! – отчеканил Степан. – Кто отстал – не ждем! Идем молча! До привала никто ни о чем не просит и в сторону не отходит. Что скажу – исполнять живо и точно!

                   Шагнув к толпе баб и ребятишек, грозно нахмурил брови и молвил:

                   - Ну, а кто из малых детей станет плакать в дороге, тут же деду Лешему кину! Слыхали?

                  Женщины и детвора заулыбались…

                  - Ну, тогда с Богом!

                  А в далекой Москве еще не знали, что два года мирной жизни, за которые отдали жизни ратники Куликова поля, для Руси уже закончились...

Глава 31

                Согнувшись в три погибели, Хасан вослед за юртджи вышел из шатра.

               - Хасан, прежде чем я займусь поиском твоих близких, - сказал юртджи, - ты должен обещать мне, что какими бы ни были сведения, кои я принесу тебе, ты не станешь искать возможности отомстить Баракче в Орде, даже ежели твои близкие погибли. Клянусь Небом,  его наяны не дадут тебе даже подойти к нему, но дурной пример ты покажешь…

               - Клянусь! – молвил Хасан, сложив молитвенно руки перед грудью. – Я приму твои известия достойно. Но ежели Баракча повинен в смерти моих близких, особливо, моего сына, коему не исполнилося еще и года, я не смогу сдержать клятву. Найду его и убью.

               - Убей. – спокойно сказал старый юртджи. – Но сделай это в степи, а не на глазах войска.

               Склонив в поклоне голову, он ушел в сторону шатров и кибиток воинов, оставив Хасана стоять у шатра Великого хана. Хасан поискал глазами и увидел длинную лавку у родника, к которой и спустился.

               Ждать пришлось долго. Хасан вставал с лавки, ходил вокруг холма, вновь усаживался… И терпеливо ждал… Наконец юртджи появился… Сердце Хасана встрепенулось в груди и забилось тяжелыми толчками: по виду юртджи, его склоненной к земле голове, понял Хасан, что несет он дурные вести.