Украсть своё (СИ) - Валевская Агния

Глава 30. Эскортница

Маша

Дни идут своим чередом. Я уже практически не жду, что Женя напишет или позвонит. Точнее, конечно, жду, но это больше похоже на эфемерную надежду, которую иногда даже получается игнорировать и не проверять телефон так часто, как могла бы.

Помогают в этом и многочисленные заказы, которые мы с Ясей — вторым фотографом еле успеваем отфоткать и обработать. Фина уже проводит собеседования на должность третьего фотографа, но пока безуспешно.

— Нет, все не то. Не знаю в чем дело, — говорит она нам с Ясей во время обеда, который мы заказали в студию, чтобы быстро перекусив, вернуться к работе. — Вас я так долго не выбирала — фоткаете нормально и все. А тут прям особенного чего-то хочется.

— Ну спасибо, — недовольно отвечает ей Яся. — Нормально фоткаете. Классно мы фоткаем!

— Сейчас да, а тогда мне пофиг было. Но не в этом суть, говорю же. Не нравятся мне все что-то.

— Ты такими темпами нас с Машей уработаешь и вообще потом без фотографов будешь сидеть. Уже обед вон урезали из-за времени.

— Я плачу вам вообще-то дохрена и за каждый заказ дополнительно! Ни в одной студии нет такого.

— Ну ладно, ладно, не злись. Уже и сказать ничего нельзя, — смеется Яся.

А потом мы понимаем, чего особенного ждала Фина, и разинув рты смотрим как она представляет нам нового фотографа.

— Сколько ему, — шепотом спрашиваю у Яси, пока Фина что-то объясняет ему.

— Не знаю, но смазлив он на все 100. Баллов — не лет, — смотря на «парочку» отвечает Яся.

Егор оказывается весьма интересным молодым человеком, который уже успел стать профессиональным фотографом, несмотря на свой юный возраст — ему недавно исполнился 21 год.

На вопрос почему он выбрал нашу студию, когда со своим послужным списком мог устроится в более престижное место, он ответил:

— Я сам не понял. Увидел объявление, и меня потянуло сюда. Я давно ищу работу, но хотелось чего-то особенного.

Еще один.

— Стервозной начальницы? — уточняет Яся, а я толкаю ее в бок — не такая уж Фина и стервозная.

— Возможно, — смеется Егор, демонстрируя свои прелестные ямочки на щечках.

С приподнятым настроением после обеда возвращаюсь в кабинет и натыкаюсь на конверт на столе. Раскрываю его и достаю письмо, написанное от руки до боли знакомым почерком, который я безошибочно узнаю с первого курса универа.

Читаю немногочисленные строки и ничего не понимаю.

«Я уже просил у тебя прощения, но не говорил за что. Сначала думал ты не помнишь и не знаешь, и что твой отец все же не рассказал тебе, что это был я. А потом я слишком был ошарашен тем, чем та авария обернулась для тебя. Понимаю, что это ничего не изменит, но твое прощение важно для меня. Поэтому… Прости, что из-за меня ты тогда пострадала».

Неужели Женя говорит про аварию? Неужели тем водителем был он…

Перечитываю несколько раз и не могу поверить. Как из миллионов людей, живущих в Москве, человеком, которого я ненавижу больше всего, мог оказать Женя? Разве такое возможно?

Это ведь точно он написал? Но почему было просто не написать тоже самое хотя бы в мессенджере — зачем утруждать себя письмом? Звоню Насте.

— Насть, а Женя…

— Да, приезжал, пока ты с новым мальчиком флиртовала, — немного зло отвечает она. Она видимо сериалов пересмотрела и теперь так же реагирует на людей в жизни, когда те не следуют ее желаниям быть вместе. Но я точно в этой ситуации не виновата. Или… Смотрю на строчки еще раз, беру телефон и, еле как найдя, захожу в заблокированные номера. Где, как я и думала, оказывается номер Жени. Номер его также оказывается в черном списке и в мессенджерах.

Это значит вот так папа мой телефон на жучки проверял⁈

— Папа, как это понимать? — тут же звоню ему, даже не спросив, удобно ли ему сейчас говорить.

— Ты о Свете?

— Нет! О Жене! Зачем ты заблокировал его мне?

— Думал никогда не поймешь, — не очень приятно, когда даже собственный отец считает тебя дурой! — Приезжай домой сегодня — поговорим.

А меня так злит сейчас все, и особенно это его «домой».

— Не домой, а «ко мне в гости»! Я уже не с тобой живу. Слава Богу.

Чувствую, что очень резка с папой, но по-другому не могу сейчас. Какого он вот так лезет в мою жизнь⁈

Кладу трубку, так как не хочу сейчас с ним разговаривать в таком взбешенном состоянии, и только задумываюсь: звонить или не звонить Жене, как от папы приходит сообщение:

«Не торопись ему звонить. Вечером скажу почему».

Опять его указания! Теперь хочу ослушаться его на зло, но кнопку вызова так и не нажимаю. Что-то не дает это сделать. Возможно, надо собраться с мыслями и все обдумать.

Ладно, прошло уже столько дней, как мы не общались. Я смогу дотерпеть до вечера. Ведь не просто так папа написал мне это сообщение?

Когда приезжаю к нему, его еще нет. Готовлю ужин, зная что папа вряд ли поужинает или закажет что-то на дом. И постепенно успокаиваюсь, уже не желая грубить ему так яро. Поэтому, когда он приходит злости остается лишь на:

— Почему ты не рассказал мне про аварию? И зачем ты заблокировал Женю? Пока я ждала его звонка, ты видел это, знал и просто смотрел. Папа!

— Так было нужно. Я ведь твой родитель. И сказал Артему заблокировать его везде, где только можно, чтобы сначала убедиться в нем.

— Папа, мне не 3 года и даже не 17! Мне 24! Я уже взрослая, — в который раз пытаюсь достучаться до него.

— Тогда тебе тоже было не 17, однако ты попросила моей помощи, — жестоко напоминает о моей слабости папа.

— Помощи пережить свои страдания. Я и тогда не просила ехать разбираться с ним!

— Я делал то, что должен был сделать нормальный отец.

— Опозорить меня перед любимым парнем, выставив ненормальной дурой?

— Не дать вытирать ноги об мою дочь! Ты не думала, что он и дальше мог успешно пользоваться тобой, если бы не наш разговор и не твой перевод в другой вуз?

— Хорошо. Возможно ты даже прав. Но почему ты не сказал, что это он врезался в меня?

— Маша, я знаю, что ты его любила, и не хотел чтобы ты ещё и в этом разочаровалась. Поэтому и скрыл, что это из-за него ты чуть на тот свет не отправилась.

— Ты прекрасно знаешь, что пострадала только кожа — рана была не глубокая, — закатываю я глаза от его преувеличений.

— Мне не надо было, чтобы он и дальше оббивал пороги, таща тебе свои веники, а потом играл на твоих чувствах снова.

— Он приходил? — учащает ритм мое сердце.

— Да, но в первый день к тебе не пускали, а на второй я увез тебя из больницы в клинику — это ты уже должна помнить.

Я и помню. Помню, как ничего не объясняя, папа перевез меня, несмотря на мои протесты, что чувствую я себя нормально и вполне могу полежать пару дней без лишней суеты.

Хочу тут же пойти в свою комнату и позвонить Жене, но все же перед этим решаю уточнить один момент.

— У меня слов нет. Но если ты понял, что сейчас дело не в моей дефектности, а в Женином чувстве вины из-за нее, то почему не рассказал мне? Неужели ты настолько его ненавидишь, что тебе отгородить его от меня важнее, чем состояние собственной дочери?

— Машунь, я был у него вчера…

— Опять⁈ — все же удивляюсь я, хотя после того раза думала меня удивить уже сложно. — И?

— Поехал, чтобы выяснить его намерения, но из его квартиры вышла девушка.

Папа говорит это таким тоном, каким тогда рассказывал про блондинку Ромы в клубе.

— Девушка… Хорошо, но бывает всякое, — пытаюсь не делать преждевременных выводов. — Может это его сестра или… Или подруга, я не знаю.

— Маш, она эскортница. А эскортницы приходят к клиентам на работу. И она точно не его сестра, — я это знаю, потому что она долгое время обслуживала одного моего хорошего знакомого… Я понимаю, это неприятно, но он не изменился, как ты это рисуешь в своей голове. Он такой же как и был.

Выжженные угли внутри — вот что остается после слов папы. И что самое ужасное — я понимаю, что это вполне похоже на Женю.