Ассистент дамского угодника - Марина Серова

Твердовский покосился на меня и чуть пренебрежительно бросил:

— Отберут машину. — Он как-то неопределенно указал на стекло перед носом. — Никаких документов не сохранилось. Все пусто. Гамаюнов, наверное, их с собой таскал.

Мы проскочили далеко вперед, но не посмели пойти наперекор властям. Чинный сержант в кислотно-желтом жилете и с такими же манжетами оголил руку, чтобы козырнуть и принять документы. Он уже издали начал играть наскучившую, видимо, роль хозяина местных дорог.

— Приготовься, — коротко бросила я Юрию, не шевельнув при этом ни единым мускулом на лице.

— К чему? — От неожиданности Твердовский удивился, а между нами появилась озабоченная физиономия Виктории.

— Что новенького на сей раз? — Она была похожа сейчас на любознательного ребенка.

Гаишник важно приостановился, с интересом уставился чуть ниже багажника, покрутил головой, рассматривая наш номер. Я опустила стекло в холодном выжидании, когда же он соизволит причалить к окну. Едва блюститель порядка двинулся с места, я выбралась из машины и поманила его к себе:

— Товарищ сержант. — Мой окрик сделал свое дело. На мгновение он отвлек гаишника от персоны Юрия. — Мы совсем заблудились. А нам бы на Москву.

Мордастый парень посмотрел на меня так, что я сразу поняла по его глазам: нас здесь ждали. Парень задумался. Видимо, начал подыскивать подходящий ответ, дабы притупить нашу бдительность. Технологию я знала. Дальше все произошло бы в считаные минуты. Звонок, машину на платную стоянку, нас в кутузку до прибытия Зотова. И будьте здоровы, все сначала.

Я как бы просто так положила руку на крышу «Жигулей», и мордастый вздрогнул. Прямо в лицо ему смотрел ствол пистолета. Из будочки поста ГИБДД вышли двое в серых фуражках и бронежилетах, придерживая под руками короткоствольные автоматы. Они широким вальяжным шагом тронулись к нам.

— Чего тебе надо? — сурово спросила я, глядя в глубокие, чуть выпуклые глаза сержанта. — Чего ты здесь потерял?

Несчастный так растерялся, что не сразу смог заговорить.

— Проверить хотел…

— Проверил?

От ужаса у него начала подниматься кепка на самой макушке.

— Проверил? — зашипев, как змея, повторила я свой вопрос. — Думай теперь, как быть, или я тебе башку размозжу. И пригнуться не успеешь.

Мне показалось, что я на него невозможно громко, просто зверски орала. На мушке холодного, сыреющего на мелких пылинках снега ствола в такт тяжелым ударам моего сердца подрагивал мордастый. Я оглянулась на подходивших и властно, но с дружелюбной улыбкой посмотрела на искаженные напряжением фигуры.

— Тридцать восьмой калибр, — не унималась я.

Несчастный гаишник хлопал виноватыми глазами, пытаясь изобразить что-то похожее на кивки. Он стоял, как бревно, и нетрудно было понять, что с ним происходит. Даже издали.

Поднимая на свежем снегу грязные брызги, идущие к нам рванули с места и помчались к товарищу на выручку.

Можно было взять его в заложники и удирать отсюда. Наверняка все, что случилось позже, вышло отчасти по моей вине, но в то мгновение я не могла рисковать своей подопечной.

— Крикни им, что у нас все нормально и что нас ни к чему проверять. Считаю до трех… Раз!

Милиционер сбросил свою растерянность, хотя краем глаза неотрывно следил за моим пистолетом. К подходящим я располагалась почти спиной. Сержант козырнул, кивнул многозначительно, словно проверил невидимые документы Твердовского и они, конечно же, оказались в полном порядке. После чего спокойно посмотрел на своих товарищей и как-то глухо, как покойник, засмеялся. Потом пошатнулся и, покачиваясь, побрел от машины на негнущихся ногах.

— Это не они, братцы. Расслабьтесь. У них все в порядке.

Сделав максимально спокойную отмашку рукой, он действительно заметно успокоил подоспевших к нему омоновцев, и те притормозили.

Я вернула предохранитель пистолета в исходное положение. Сержант сделал еще несколько шагов прочь от машины, и мы, я и он, не сговариваясь, коротко, словно еще раз желая запечатлеть друг друга в памяти, переглянулись. Он, еще долго не сводя с меня глаз, смотрел так, словно у него помутнел рассудок, а я как в лихорадке, как в полудреме. Прятаться было некогда, да и невозможно, да и… В тот момент мне стало почти все равно, видят они в моей руке оружие или нет. Не отводя ствол от мордастого, на ту минуту совсем побледневшего, я села в машину и приказала:

— Жми!

Твердовский ударил по газам. Автомобиль резво сорвался с места. Однако уже метров через двести на дорогу выскочил тентованный «уазик» и встал поперек. Дверцы откинулись в стороны, и из машины выскочили ребята с автоматами на изготовку. Секунда-другая, и палить начнут без разбора. Я почувствовала, что церемониться с нами не станут. Юрий круто вырулил на обочину, быстро развернулся и поехал назад. А омоновцы уже всем отрядом плюхнулись в снег животами, занимая удобную боевую позицию.

Твердовский не стал долго раздумывать. Если не бросили шипов на дорогу, значит, можно рвать напролом. Чувствуя, что на нас сейчас хлынет свинцовый ураган, я успела крикнуть:

— Пригнись, Вика!

И сама согнулась в три погибели. Свернулась клубком, пряча под руки голову. «Жигуль» стремительно набирал скорость, на нас же обрушился смертельный ливень. Мне показалось, что выстрелам не было конца. Пули проходили то выше, то ниже меня. Я чувствовала, как их жирные тушки не просто впиваются в плоть машины, а крушат все на своем пути в пух и прах, пробивая корпус навылет, как кусок ваты.

Выстрелы затихли. «Только бы колеса уцелели», — подумала я.

Перед моим носом тяжелая стопа Твердовского то и дело давила на акселератор. Он ерзал в кресле, то замирал, то нервно дергался, переключая коробку скоростей. От его активной возни стало пыльно, и я услышала, как за спинкой моего кресла закашляла Виктория. Слава богу, цела! Я попыталась приподнять голову.

Как только Вика снова смачно чихнула, мне на нос что-то капнуло. Я вздрогнула оттого, что, смахнув каплю мизинцем, почувствовала, насколько она тягучая и густая. Это была кровь. Я не сразу поняла, чья это кровь и откуда она.

— Юра! — почему-то шепотом позвала я Твердовского. — Ты живой?

Твердовский ничего не ответил. В салоне резко пахло резиной. Дышать этой смесью было совершенно невозможно. Глоток свежего воздуха стал жизненно необходим. К тому же грохот утих, и мне очень хотелось подвести итог. В душе я, конечно, надеялась, что жертв с нашей стороны нет. Но кровь ведь уже была, и мне оставалось только хладнокровно оценить ситуацию.

Продирая глаза, морщась и икая, за моей спиной возникла Белохвостова. Я оглянулась. Мы на короткое мгновение встретились взглядами.

— Ты как? В порядке? — спросила я.

Не ответив, Вика показала мне оттопыренный большой палец, после чего добродушно подмигнула. Я устроилась поудобнее в кресле и поспешила опустить стекло. Салон наполнил свежий, холодный ветер.

В эту секунду Твердовский тихо начал заваливаться на дверь. Машина плавно снижала скорость. Не понимая, что произошло, Виктория уставилась на него, потом тронула меня за плечо.

— Женя, что с ним?

Я посмотрела на Твердовского внимательным взглядом и поняла, что Юрий ранен. Скорее всего, серьезно. Но пугать Вику раньше времени не хотелось.

— Он без сознания.

— Почему?

Вика заглянула в мои глаза, требуя объяснений.

— Он теряет кровь, — как можно спокойнее произнесла я. — Очевидно, ранен. И у него, наверное, болевой шок. Это реакция организма на резкое, чаще всего проникающее воздействие.

— Какого организма? — едва не плача, возмутилась Белохвостова, не желая верить, что все так плохо. — Чьего организма? На что? — Она снова развернула меня, вцепившись в ворот блузки. — В нем пуля?

Я властно посмотрела на нее и, взяв за руку, высвободила свой ворот.

— Может, есть, а может, и нет.

Машина тем временем скатилась с дороги и ткнулась в сугроб. До появления ребят в серой форме оставалась пара минут. На размышления — вообще минута.

По левую и правую сторону дороги тянулись вереницы столбов. Дальше был снег… Только снег. Двигатель еще урчал, но Твердовский уже не мог вести машину. Он бессильно уронил на грудь свой красивый волевой подбородок и вроде как глубоко и спокойно спал. Но дыхание его остановилось несколько мгновений назад.

— Боюсь, что он умер, — прошептала я, косясь в недоумении на Вику.

Воздух пронзил неистовый визг, и моя подопечная разродилась истерикой. Она колотила хрупкими прозябшими кулачками по креслам и потолку салона, без конца повторяя одно и то же:

— Нет! Нет! Только не ты! Только не ты. О господи, лучше бы я.

У меня в голове вертелось совершенно другое. Бежать было некуда, а броситься в снег, в сугроб и увязнуть в нем означало стать отличной мишенью. Перестреляют нас, как куропаток. Даже догонять и приближаться не станут.