Сборщик клубники - Моника Фет

Ютта кивнула. Ей лишь бы отвязаться. Старая как мир история: мамочка, я его люблю.

— Мама, я влюбился.

— Натаниел, мальчик мой, где ты?

Почему она никогда не слушает?

Она расплакалась. Он терпеть не мог, когда она плачет. Он не хотел нести за нее ответственность. Разве я сторож матери своей? — спрашивал он себя.

В свое время бабушка заставила его зазубрить наизусть чуть ли не всю Библию. Теперь у него на любой случай были готовые цитаты. Конечно, он их переиначивал на свой лад. Наверное, это была запоздалая месть.

— Мама, ты меня слышишь? Я влюбился.

Словно это имело значение — слышит она его или нет. Она ни разу не удосужилась его выслушать, ни единого раза за все детство.

— Ах, Натаниел, ты всегда так говоришь. Где ты, ответь!

Его бесил этот жалобный, заискивающий тон ее голоса. Неужели она в самом деле надеется его разжалобить? Он в сердцах бросил трубку.

У телефонной будки стояла какая-то девушка и курила. Надо завести мобильный телефон. Это удобно и никто не сможет подслушать твои разговоры. Мать всегда выводила его из себя. А порвать с ней окончательно у него не хватало духу.

Проходя по деревне, он с удовольствием рассматривал людей и строения. Здесь он никогда не был, и это внушало ему ощущение безопасности. Подумав о Каро, он не почувствовал боли. Каро отошла куда-то в глубь сознания, стала воспоминанием, которому со временем суждено было побледнеть, если не исчезнуть совсем. Хотя он по-настоящему ее любил.

Нагулявшись до боли в ногах, Натаниел зашел в придорожное кафе и заказал эспрессо. Он устроил себе полдня отдыха и развлечений. Время от времени он нуждался в подобном отдыхе — нельзя ведь постоянно пахать, так и умереть недолго.

Мимо проходили девушки и молодые женщины. Они купались в солнечном свете — солнце сияло у них в глазах, переливалось в волосах. Натаниел наблюдал, не чувствуя ничего особенного. Он любовался ими, как мог бы любоваться картиной. Но не хотел их. Какое счастье!

Он лениво откинулся на спинку стула и надел темные очки. Сквозь темные стекла все выглядело еще лучше, спокойнее. Вся жизнь была впереди. Чудесная жизнь. Он мечтал о такой жизни. Рядом с женщиной, которая заставит его забыть о других.

— Ютта, — шепнул он, смакуя на губах нежный вкус ее имени.

Мерли накормила кошек и стала собираться на встречу своей группы. Ютта снова болталась где-то со своим приятелем. Третий день кряду. Когда она возвращалась, Мерли уже спала. При таком режиме продолжать поиски убийцы Каро не было никакой возможности. Она по-другому представляла себе их каникулы. Она так злилась на Ютту, что даже не интересовалась больше, как проходят их свидания. Пусть себе барахтается в своей любовной луже. То же самое было и с Каро. Странно, неужели она не понимает? Выйдя на площадку, Мерли сердито захлопнула за собой дверь. Ей вдруг захотелось плакать.

«СПОКОЙНО СПИ, ПОЛИЦИЯ!»

Лучшего заголовка для статьи и придумать было нельзя. С самого утра шеф кипел при температуре сто восемьдесят градусов, являя собой иллюстрацию для книжки о холериках. Потный и красный, он ревел, размахивал руками, носился по кабинету и один раз даже выскочил за дверь, причем так хлопнул дверью, что дверное стекло треснуло посередине. Берт, подобно большинству его коллег, взирал на это представление безучастно. Им было не привыкать. Иногда ему даже казалось, будто взрывы у шефа происходят согласно какому-то закону природы, что есть неизбежное зло. Их положено пережить и возвращаться к работе.

Это означало, что ему предстоял еще один визит на ферму Арно Калмера. В прошлые поездки он допрашивал в основном мужчин, теперь настала очередь женщин. Чутье подсказывало ему, что он выбрал верный курс, вот только шеф требовал результатов, а их не было. Фотография Каро, опубликованная в местных газетах, не помогла им получить хоть сколько-нибудь полезную информацию. Наверное, они имели дело с действительно умным и хитрым преступником. Или необычайно везучим.

«Но когда-нибудь, — угрюмо думал Берт, поворачивая во двор клубничного фермера, — ты допустишь ошибку. А я буду тут как тут».

Больше всего он любил возить меня по округе и показывать деревни, которые нравились ему самому. У него был зоркий глаз, примечающий все интересное — дома, людей. Вот только от этих людей он предпочитал держаться подальше. Наши поездки напоминали туристические экскурсии, когда ты осматриваешь все с расстояния, с позиции чужака. Мне не раз приходило в голову описать их, чтобы сократить это расстояние. Он показывал мне мир, точнее, ту часть мира, которая была для него важна, и рассказывал мне о своем прошлом. Его детство проходило передо мной, точно на кинопленке.

Я понимала, что человек вроде него не станет держаться за постоянную работу. Таких не привяжешь к месту. Им нужны свобода, возможность расправить крылья. А я чем могла его удивить? Примерная девочка, идущая дорогой, уготованной мне родителями?

Он собирал клубнику на поле. Может быть, я видела его, когда проезжала мимо по дороге к матери. Он хорошо знал мельницу и иногда ходил туда полюбоваться. Он даже читал книги моей матери. Все это он рассказывал спокойным глубоким голосом. И от каждого его прикосновения у меня захватывало дух.

Я рассказала ему о родителях, о бабушке, о Тило и Мерли. Я даже рассказала ему об Энджи и моем маленьком братце. Пока я рассказывала, одна мысль сверлила мне мозг: разве может такое заурядное существо, как я, кого-то интересовать? Он взял мою руку и поцеловал каждый палец по очереди. Мне стало холодно, затем жарко, и моя вторая рука зарылась в его волосы.

— Шшш, — зашипел он мне на ухо, как отец, успокаивающий ребенка, — давай не будем спешить. У нас целая жизнь впереди.

Целая жизнь. Да. Этого я и хотела.

Мерли никогда не понимала, почему появление мужчины должно охлаждать отношения между подругами, и уж тем более представить себе не могла, что такое случится у них с Юттой и Каро. А теперь Ютта вела себя как влюбленная овца.

Пару раз Мерли пыталась с ней поговорить, но той было как будто невдомек, о чем речь.

— О господи, Мерли, — воскликнула Ютта, — да ты просто завидуешь моему счастью!

— Ты что, с ума сошла? — оторопела Мерли. — С чего это я стану тебе завидовать? — Говоря так, она резко смахнула на пол тарелку с фруктами. Тарелка, к удовлетворению Мерли, разлетелась на тысячу мелких осколков, яблоки рассыпались по полу. — Да ты тупая овца!

Она выбежала из квартиры и принялась бесцельно блуждать по улицам, пока наконец не очутилась у пиццерии. Она в нерешительности остановилась. Тут Клаудио и заметил ее.

Он выскочил на улицу, подбежал к ней, обнял, поцеловал, поклялся в вечной любви и повел в пиццерию. Там он усадил ее, зажег свечи и в знак примирения накормил.

— Малышка моя, — сказал он, — почему ты такая грустная, а? Что стряслось?

Мерли, сама того не ожидая, рассказала ему все — так ей хотелось стряхнуть с себя разочарование и гнев.

— Но она влюбилась, Мерли! — закатил глаза Клаудио. — От нее нельзя ждать разумного поведения.

И правда. Она и сама вела себя на редкость неразумно. Сколько раз обещала себе порвать с этим мерзавцем Клаудио? И всякий раз возвращалась. Вот и сейчас, видя радость в его глазах и вспоминая их последнюю ссору, она чувствовала, что любит его вопреки его несносному характеру или, наоборот, благодаря этому. И обида на Ютту вдруг испарилась.

— Ты сегодня останешься? — спросил Клаудио.

Мерли кивнула. Да, она снова наденет жуткий зеленый фартук и станет работать у Клаудио.

Он зашел слишком далеко. Он назвал ей свое имя. Это был знак того, что он ей доверяет, хотя ей было невдомек. Если она заговорит, может случиться что угодно, ведь комиссар совсем не глуп. Однако просить Ютту помалкивать было еще опаснее, потому что она сразу заподозрила бы связь с Каро. И все-таки когда-нибудь придется все ей рассказать. Не позднее, чем настанет время выбирать себе новое имя. Бонни и Клайд. Останется ли она с ним?

Запершись в комнате, он вынул коробку со своими сувенирами. Осторожно снял крышку. Пряди волос хранились отдельно, перевязанные тонкой золотой ленточкой. Прежде чем сложить в пластиковый пакет, он медленно пропустил их между пальцами. Затем в последний раз взглянул на цепочки. Это было чистое совпадение, что все они носили цепочки на шее. Счастливое совпадение, которое пустило полицию по ложному следу. Он не страдал фетишизмом, он забирал их на память. Они все-таки были ему дороги, и он не мог их уничтожить без следа. Нет, он их спрячет, похоронит. До лучших времен. Где-нибудь на природе, где никто его не увидит, никто его не знает.

Сунув пакет в карман пиджака, он вышел из дому и сел в машину. Он начнет жизнь заново. Похоронит свое прошлое. И будет свободным. Наконец-то. Навсегда.