Город Сумрак - Лолита Пий

Еще до объявления Нарковойны он знал ее настоящие мотивы — и завербовался. Пошел рядовым в батальон добровольцев, не стал ждать своего часа, а пошел ему навстречу. Отдельным его увлечением был взлом корреспонденции с грифом «военная тайна». Он знал, что врага нет. Он знал, что воюет с пустотой. Он знал настоящие цели. Он предложил выполнить задание, его решительность и хакерское прошлое делали его идеальным исполнителем. В обмен он хотел получить сестру… Глюк взял Сида в помощники по убийствам. Остальное — история. История закулисная, которую Сид знает лучше самой Блу. Поэтому она продолжит рассказ с момента встречи брата-героя и сестры, к которой помилование пришло слишком поздно.

Месяц спустя на перроне вокзала Севертранс Глюк встретил абсолютно чужую четырнадцатилетнюю девочку. Лаборатории делали с ней бог знает что и среди прочих мерзостей испытывали на ней пластико-хирургические методы: ей пришили новое лицо, каждая черта которого была омерзительна из-за связанных с этим воспоминаний. Ее заклеили только что изобретенной гипердермой, которая потом не прошла медконтроль. Она не менялась, что бы ни происходило с телом. Усталость, отметины, покраснения — ничто не оставляло следа на этой маске. Даже аллергия, ушибы или раны.

В этом убедились, проведя шесть серий тестов.

Когда Глюк заполучил Блу, она ходила на костылях и была накачана обезболивающим до отупения. Он провел ее сквозь целый строй врачей, те разводили руками, видя столько невидимых взору мук. Глюк лечил ее дома. Расплачивался, воруя деньги с чужих счетов.

Блу пошла на поправку. Она хотела выходить, познакомиться с внешним миром, которого она никогда не видела. Брат сводил ее в кино, в ресторан. В парк аттракционов. Он не оставлял ее одну. Он водил ее даже в туалет. Никого к ней не подпускал. Повел ее на матч нового бокса. Он был знаком с чемпионом. Этого человека он мог бы уважать и любить, если бы был на это способен. С этим человеком его связывало что-то плохое, но связывало крепко. Блу грызла попкорн с легким запахом гари. Она в первый раз хлебнула пива, и у нее слегка кружилась голова.

Сид вышел на ринг, и у нее в глазах все поплыло. Она видела, что он подставляет себя под удары и принимает их не дрогнув. Она видела, как течет его кровь, как кожа покрывается синяками, как судорога сводит руки и ноги. Она узнала в нем себя. Глюк увел ее до окончания матча.

Он редко оставлял ее одну. Он работал дома. Друзей у него не было.

Блу терпеливо ждала, когда ее брат сломается и пойдет к женщине. Через неделю после матча это случилось.

Когда под утро Глюк вернулся, он нашел свою сестру без сознания — в ванне, на четверть наполненной кровью. Он подумал, что она покончила с собой. Но Блу не умерла и вовсе не собиралась умирать. Пол ванной был усеян обрывками пластика, тонкого, как чешуйки бабочки. Блу содрала с себя покрытие, которым заклеили ее в Лабораториях. Ее тело представляло собой сплошную рану, но она снова стала собой и была готова жить.

Она пролежала четыре месяца в постели. Раны зарубцевались — не слишком уродливо. И за эти четыре месяца она рассказала брату, из какой конкретно области ада она вернулась.

Она рассказала ему про Лаборатории. Такого ужаса он никогда себе не представлял. И главное, она рассказала ему про «Инносенс».

В самих Лабораториях Блу провела только три года. Три последних. При поступлении в апреле 12-го она была использована, как бы это сказать, в одном из филиалов. Заведения «Инносенс» принадлежали Городу и подчинялись бывшему министру взыскания. Вполне доходное предприятие, реальную деятельность которого лучше было особо не пропагандировать. За сбором выручки и соблюдением тайны следила Охрана информации.

Это был детский публичный дом.

У Глюка сорвало крышу. Он разгромил свою квартиру и расквасил морду какому-то бедолаге, некстати постучавшему в дом номер 30 в тупике Джонни Уокера с предложением купить энциклопедию. Каждый день он исчезал на два-три часа и бегал. Он бежал куда глаза глядят по улицам Города. Бежал, пока не падал от изнеможения. Он исчезал так часто, что Блу даже не заметила, что 9 марта и 1 апреля его не было дома всю ночь.

Они переехали. Она росла. Вскоре за ним закрепилась репутация гения. Он зарабатывал много денег. Она не имела права выходить. Не имела права снова столкнуться со злом. В 24 году Глюка взяли за промышленный шпионаж. Блу подумала, а не удрать ли немедленно. Но прежде она хотела кое-что сделать, ей уже много лет этого хотелось. Она хотела прочесть дневник брата. На его расшифровку у нее ушло пять месяцев.

Это Глюк спалил «Инносенс». Он же убил их родителей. Из-за нее. По ночам он встречался в гостиничных номерах с девками, которые были на нее похожи. Блу не сбежала в неизвестном направлении. Он все равно нашел бы ее. Она пошла в тюрьму на свидание с братом. Стала говорить, упрашивать. Она вымолила у Глюка свободу. Она больше никогда не отвечала на звонки брата, любовь которого внушала ей ужас. Глюк просто свихнулся, реагируя на то прошлое, которое она хотела стереть в себе вплоть до самого последнего воспоминания. В каком-то смысле он был его символом. Он был прошлым.

А она хотела идти вперед. Хотела жить. Было время, короткий отрезок времени после ее освобождения из Лабораторий, переходный момент, когда разум стал проклевываться, когда она поняла, что кошмар кончился. Но для нее конец кошмара означал конец знакомого ей мира. Она оказалась без всего, предоставленная собственной воле, и не знала, что делать с неожиданно свалившейся свободой. Она понятия не имела, как выживают во внешнем мире с его равномерно распределенным ужасом. Не видела плюсов. Подумывала, не сдаться ли сразу. Без боя. Думала о смерти.

Но однажды ночью, в шумной и потной толпе спортивного зала, работавшего в непривычный час, ей открылся единственный плюс этого нового мира — сильно и ярко, как озарение.

И все закружилось…

10

«Внедритель Ватанабэ найден мертвым три часа назад в своих апартаментах во Дворце Внедрителей. Предположительно глава Городского управления покончил с собой выстрелом в голову около двух часов ночи, вернувшись с чрезвычайного заседания по борьбе с антигражданской деятельностью. Коммюнике Дворца не оставляет сомнений: речь идет об очевидном самоубийстве. По официальным сведениям, по окончании заседания, которое продолжалось до поздней ночи, Джордж Ватанабэ сразу же вернулся во Дворец и долгое время провел в комнате сына, после чего заперся у себя в кабинете. Затем он написал письмо, содержание которого не разглашается. Есть данные, что это рукописное послание чрезвычайно кратко и состоит из одной фразы панического содержания. Далее Внедритель выпил полбутылки виски и применил против себя личное оружие: револьвер 38-го калибра с глушителем. Тело обнаружено около восьми часов утра. Пиратские снимки уже получили хождение в сети.

Король умер, — да здравствует король! Кто придет на смену Внедрителю Ватанабэ в этот период жестокого кризиса? По-видимому, не вице-внедритель Грегори Де Бург, известный своей причастностью к скандальной истории внешних заводов, а почетный вице-внедритель Игорь Венс — что означает громкое возвращение в политику этого ветерана гипердемократического строительства, бывшего соратника Клера и наставника Ватанабэ с их первого совместного проекта — „Энергия отчаяния“. В данный момент текущие решения принимает правительство — в ожидании переезда во Дворец Игоря Венса, которое должно состояться завтра в шестнадцать часов. Лидер Дюжины приходит к власти в третий раз. После Джорджа Ватанабэ остался двенадцатилетний сын и охваченный хаосом Город. Он пробыл у власти два срока, второй из которых не завершен, и его правление ознаменовалось, в частности, окончательным закрытием Лабораторий и запретом на применение системы „Три-восемь“. На фоне растущего числа абонентов, которые выезжают в зоны…»

Сид убавил звук радио и решил больше этим не заморачиваться. Ватанабэ наложил на себя руки, потому что обстоятельства оказались сильнее. Он был марионеткой. За ниточки дергала Дюжина. Три дела, в которых он стоял до последнего: Лаборатории, «Три-восемь» и приватизация полиций. Черт с ним, он заслужил свое чистилище. Что же касается Венса, то он просто выдвинулся из кулис на авансцену. Для тестя вряд ли что-то радикально изменится, разве что придется отбелить зубы. Сиду было на это плевать. Он тоже сдал вахту.

Сид вздохнул. Звук радио теперь сводился к едва различимому шепоту, оставив все звуковое поле щелканью дождя по крыше машины. На пассажирском кресле Блу сидела прямо-прямо, являя взгляду застывший профиль чеканной монеты, наигранное спокойствие, которое изобличала тряска зажатых в коленях рук. Она все вертела и теребила два билета на поезд, которые они купили по интернету за счет Тевера. Две поездки в один конец до Западной наружной зоны.