Затмение - Линн Пембертон

Нежная мелодия «Весны» пролила бальзам на его натянутые до предела нервы, напряжение потихоньку спадало. Мысли его обратились к сегодняшнему телефонному разговору с Люной, который порадовал его. Она позвонила ему сама и восторженно объявила, что ее включили в школьную команду по плаванию и она будет выступать в соревнованиях. У нее появились друзья, и среди них – Сузан Форрестер. Люна приспособилась к условиям жизни в «Хайклере» всего за пять недель.

Ее веселое чириканье даже несколько разочаровало Ройоля – слишком скоро дочь забыла о доме. Быстрое вживание в новую среду говорило о том, что она взрослеет не по дням, а по часам. Ройоль понимал, что все это естественно, но ничего с собой не мог поделать: он скучал по ней, ему не хватало по вечерам, когда он возвращался с работы, ее веселой задорной мордашки. Без дочери и ее друзей дом казался мертвым. В нем поселилась зловещая тишина.

Ройоль еще больше ушел в работу, а Кэрон отчаянно старалась развлечь его, устраивая экстравагантные вечеринки и приглашая новых людей. Все это наводило на Ройоля страшную скуку. На прошлой неделе Кэрон притащила домой туристические проспекты: «Париж весной», «Киприани в Венеции», «Лондон в июне – скачки в Аскоте и Уимблдонский турнир». Ройоля не заинтересовал ни один из них. Сама мысль о том, чтобы путешествовать по европейским столицам с Кэрон, приводила его в ужас. Он почти не скрывал своего безразличия ко всем ее проектам, но Кэрон это, похоже, не останавливало. Жена не прекращала попытки внести какое-то разнообразие в его жизнь, но чем больше она старалась, тем больше он злился.

Было почти десять часов, когда Ройоль поставил свой «линкольн-континенталь» в гараж «Фергюссон-банка» на Норт-Черч-стрит.

Подбегая к белому многоэтажному зданию, Ройоль бросил взгляд вверх. Там, в опрокинувшемся на город сумрачном шатре неба, понемногу прояснялось – в нескольких местах пробивались даже голубые островки света. Когда Ройоль достиг вращающихся дверей, дождь почти прекратился и солнечные лучи залили лестницу.

– Слава Богу, наконец-то кончился, – сказал Ройоль хорошенькой темнокожей кайманке, сидевшей у входа.

Она подняла на него темно-синие глаза.

– Прогноз, однако, неважный.

– Даже не говори мне этого, – отозвался Ройоль, стоя у открытых дверей лифта. – Жена устраивает в субботу вечером прием на сто человек в саду. – Он вошел в лифт и нажал кнопку пятого этажа.

Не успел еще Ройоль и шага сделать из лифта, а его уже приветствовал веселый голосок.

– Доброе утро, мистер Фергюссон.

Голос принадлежал Даун, работавшей его секретаршей всего два месяца.

– Вас дожидается мистер Баумен и с ним еще один джентльмен. Я сказала, что вы скоро будете.

Ройоль улыбнулся ей.

– Дай мне пять минут на то, чтобы отдышаться, а потом уж приглашай их.

Ответная улыбка секретарши сказала Ройолю, что у него ни в чем не будет у нее отказа, но печальный опыт научил его, что заводить шашни с подчиненными – себе дороже. Пять лет назад на работу в компанию устроилась хорошенькая американка. Их роман продолжался с перерывами почти полгода; к несчастью, его страсть иссякла быстрее, чем ее, и теперь Ройоль, как никто другой, понимал, как верно выражение: «Брошенная женщина страшнее фурии». Она поливала его грязью на каждом углу и чуть не разрушила его брак.

В кабинете Ройоля обдало холодным воздухом. Приглушив кондиционер, Ройоль вытащил из ящика стола свежую рубашку.

Он еще возился с галстуком, когда постучала Даун.

– Входите, – пригласил Ройоль, быстро запихивая в стол мокрую от пота рубашку.

Дверь отворилась. На пороге стояли мистер Баумен и незнакомый мужчина в мятом полотняном костюме и надвинутой почти на глаза панаме.

Баумен же выглядел почти щеголевато в хорошо скроенном полосатом костюме и «галстуке старой школы» [Галстуки, которые имеют право носить выпускники нескольких привилегированных школ.], но что-то в его облике не соответствовало привычному образу.

– Доброе утро, мистер Баумен. Прошу садиться.

Ройоль указал на стул напротив, переведя взгляд на незнакомого мужчину, который стоял спиной к нему, рассматривая портрет Люны. Перехватив взгляд Ройоля, Баумен поспешил представить своего спутника.

– Разрешите познакомить вас с лордом Фрейзер-Уэстом.

Николас с улыбкой снял панаму.

– Помните меня, мистер Фергюссон?

В памяти Ройоля всплыл давний ненасытный вечер в Манго-Бей. Николас держался так же высокомерно, как и в день их первой встречи. Внешне он тоже мало изменился, лишь немного ввалились щеки.

Сердце Ройоля забилось сильнее. Потрясение от встречи с Николасом через тринадцать лет, видимо, как-то отразилось на его лице, потому что мистер Баумен с любопытством спросил.

– Вы что, знакомы?

– Мы встречались, скажем так. – Протяжная интонация выдавала в Николасе выпускника Итона. – Должен признаться, я не знал, что директор «Фергюссон-банка» – тот самый Фергюссон, с которым я познакомился когда-то на Ямайке. Мне бы это и в голову не пришло, не загляни я сегодня утром в рекламный проспект.

– Вы по-прежнему наведываетесь на Ямайку и живете на вашей прекрасной вилле? – спросил Ройоль с неподдельным интересом.

– Нет, вскоре после нашей встречи мы продали виллу и купили дом на Барбадосе. У Сирены там множество друзей.

– Как поживает Сирена? – вежливо поинтересовался Ройоль. От волнения у него защемило нерв в шее, и он сделал вид, что ослабляет галстук.

– Все хорошеет. Выглядит еще краше, чем раньше. – Порывшись в кармане, Николас извлек из пухлого кожаного бумажника фотографию и протянул Ройолю. – Этот снимок сделан шесть месяцев назад.

Ройоль с сердечным трепетом взглянул на фотографию. Руки его дрожали, и он боялся, что собеседники заметят его смятение. Николас был прав. Сирена стала еще прекраснее. На фотографии она обнимала высокую стройную девушку с белокурыми волосами до пояса – юную копию ее самой. На обеих были шорты и тенниски, снимались они, видимо, в английском садике.

У него перехватило дыхание, когда он увидел, что у девушки такой же твердый подбородок и миндалевидные глаза, как и у Люны. Ройолю легко было распознать в ней сестру своей дочери.

– А это моя дочь Люсинда, – объявил гордо Николас. – Обещает стать еще большей красавицей, чем ее мать.

В горле Ройоля образовался комок, и, прежде чем заговорить, ему пришлось хорошенько откашляться.

– Красивая девушка, – согласился он, неохотно возвращая фотографию Николасу. – Вы счастливчик!

В голосе Ройоля звучало ровно столько одобрения, сколько нужно, чтобы похвала не отдавала лестью. Быстро приняв деловой вид, он вернулся к началу разговора.