Мой непутевый дедушка - Андрей Анатольевич Трушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я хотел быстро задний ход дать, но нас заметили — приглашают к столу. Начал я отнекиваться — дела горят! — но тут замечаю, что приятель глаза страшные делает и шипит:
– Ты что, когда приглашают на свадьбу, отказываться грех, тем более на третий день!
Оказывается, они там уже третий день эту свадьбу играли, представляешь?
Пришлось посидеть «пять минут».
«Пять минут» растянулись на полтора часа! А когда я уже совсем распрощался — еще и подарки нам всучили!
Боковыми улицами, чтобы не попасть на свадьбу с другого конца и не потерять еще полтора часа, пробрались мы, наконец, к учреждению, куда я, собственно, и приехал.
Заходим в кабинет, нас встречает начальник и тут же дает распоряжение секретарше: приготовь чайку, конфеты, мармелад-бармелад…
Я уже почти кричу: какой чай?! Нам по делу ехать с вами надо!
А он удивляется: какое дело на ночь глядя? Сейчас чайку попьем, потом на той поедем — мой племянник в институт поступил, барана зарежут, плов будет. А дело — никуда до завтра не денется!
Тахир улыбнулся во весь рот:
– Да, это наши традиции. Вначале — закон гостеприимства, а остальное, знаешь, как мой дедушка говорил: «Э-э-э, лядно!»
Васька засмеялся. Настолько симпатичными ему казались эти люди, что он и думать забыл о том, что он, рискуя получить по первое число ремня от отца, остаться без аттестата, приехал сюда не чай пить, а выручать из беды родного деда.
Но Тахир и Игорь об этом не забыли.
Тахир все время посматривал на часы и, наконец, скомандовал:
– Нам пора.
Васька ополоснул руки и лицо в канале и, закатывая на ходу рукава рубашки, поспешил за Тахиром и Игорем.
Метро в Ташкенте оказалось почти таким же, как и в Москве, даже станции тут были похожими.
– Ишклар екиламиз. Кенска станцияси — Пушкинская, — услышал Васька из динамиков, и ему вдруг так захотелось приехать сейчас на родную «Пушку», увидеть маму и папу, Ленку, Стоматолога и даже нелюбимого им теперь Бакса.
И надо же было деду вляпаться в какую-то историю с древним кладом! Сидел бы себе спокойно дома — и внуку бы было легче жить на Земле…
Здание музея показалось Ваське издалека весьма симпатичным. А когда он вошел внутрь, то оценил его еще с одной стороны — оно еще было прохладным, что в такую жару было качеством более ценным, чем внешняя привлекательность.
Тахир оставил Ваську и Игоря бродить по залам, а сам куда-то умчался. Появился он минут через пять в сопровождении невысокой девушки, чем-то неуловимо похожей на маленькую Лейлу.
– Зухра, моя двоюродная сестренка, — представил Тахир свою спутницу. — Работает здесь вот уже пять лет.
– С тобой, я чувствую, этот год будет последним, — добродушно пробурчала Зухра и подала Ваське свою сухую узкую ладошку. — Привет, Игорь, — кивнула она Игорю. — Поскольку двоих из вашей троицы я знаю, выходит, правнук автора дневников — Никодима Афанасьевича Буслаева — это ты, — положила она руку на плечо Ваське.
– Точно, — признался Васька, — могу паспорт показать.
– Да нет, зачем же, — смутилась Зухра, — я тебе верю. Только видите ли какое дело: наш директор сейчас в отпуске, поэтому показывать вам что-то из запасников музея или нет — придется решать мне. Вообще-то никакие частные посетители в архивы музея допуск иметь не должны, — нахмурилась девушка, — но тут, как я вижу, особый случай…
– Ну такая случилась ситуация, — развел Тахир руками. — Попал человек в Ташкент в первый и, может быть, в последний раз в жизни. Что же ему — так и не увидеть дневников своего прадеда?!
– Ладно, — решительно кивнула Зухра, — пойдемте.
Девушка повела всю делегацию по залам, а потом открыла ключом неприметную дверь.
Мраморная отделка стен и паркет пола тут же сменился конторской обстановкой — линолеумом на полу и стенами, выкрашенными масляной краской.
Зухра подошла к стальной лесенке, которая уходила в подвал, и предупредила:
– Осторожно, не подскользнитесь — ступеньки крутые.
Лестница вывела ребят и ее провожатую в довольно мрачноватые казематы, где в сухом прохладном воздухе хранились раритеты музея.
Зухра уверенно шла вдоль полок. Около одной из них она остановилась и достала из полумрака пластиковый контейнер. Кивком головы показав направление движения, Зухра двинулась дальше. Она вошла в небольшую комнатку без окон, щелкнула выключателем и показала свободной рукой на стулья, сгрудившиеся вокруг стола:
– Присаживайтесь…
Открыв контейнер, Зухра осторожно извлекла оттуда кипу бумаг и из нее вытянула за корешок тетрадку в коленкоровой обложке.
– Вот он, этот дневник. И чего к нему в последнее время такой интерес — просто не представляю.
– А кто еще его хотел посмотреть? — тут же спросил Васька.
– Какой-то искусствовед, тоже из Москвы. Я сама его только мельком видела — он с директором беседовал, и тот ему дал разрешение ознакомиться с этими материалами.
– А как он выглядел, этот искусствовед? — перекинулся Васька выразительным взглядом с Игорем.
– Ой, он уже старенький был! Роста невысокого, волосы короткие, ежиком подстрижены. В руках он еще держал черный плащ и шляпу. Я тогда подумала — забавно, на дворе плюс тридцать, а он с плащом ходит.
Васька вздрогнул: Зухра описала его деда почти так же, как Мила из «Макдональдса».
Да-а, может быть, еще вчера или позавчера дед сидел в этой комнате, читал дневник своего отца… Что он там хотел найти? И удастся ли это обнаружить ему, Ваське?
Васька сел за стол, аккуратно, чуть ли не благоговейно открыл тетрадь и погрузился в чтение.
«5 сент. 1920
Никак не могу привыкнуть к ранним, в пять часов утра, крикам муэдзина. В Бухаре начинается утренний намаз, вот они и стараются — сообщают мусульманам, что пора молиться.
Народ здесь набожный, хотя, говорят, в некоторых мечетях такое религиозное рвение поддерживают ученики имамов, которые переодеваются, идут на базары, наблюдают, кто из приезжих или местных не ходит в мечеть. Расправа следует тут же. А вообще тут больше двухсот мечетей, почти как у нас, в Москве, церквей было.
С большим трудом удалось раздобыть подробный план города. По официальным спискам главного судьи — кози-колона в городе около 197 гузаров-районов. Живут в них преимущественно или по национальному признаку (арабские семьи — в Таизиндоне, персидские баи — в Джуйбаре), или по принципу принадлежности к тому или иному ремеслу: в Чуббозе — фокусники и канатаходцы, в Табибои — лекари, в Маддохоне — рассказчики баек и
