Гражданин тьмы - Анатолий Афанасьев

Особый сказ - Геннадий Миронович Шатунов, который по штату числился как бы моим коммерческим заместителем. В действительности, конечно, он был в мыльном пузыре "Купидона" главным персонажем. И именно через несколько дней после моего возвращения из Анталии заехал за мной на Зацепу, где я жила с мамочкой, и отвез на Пятницкую "принимать дела". Приехал на серебристом "Ситроене" и выглядел респектабельным, ухоженным бизнесменом лет за сорок. В добротном костюмчике аглицкого пошива, с модной прической, с прекрасными фарфоровыми челюстями и располагающей улыбкой, смягченной круглыми очочками с золотыми дужками. Когда подсаживал в тачку, не преминул ловко ухватить за попку. Я резко огрызнулась, и Геннадий Миронович добродушно хохотнул:

- Как скажешь, командир. Твое слово - закон. Разумеется, он и был бизнесменом, но это не вся правда о нем. Как многие нынешние воротилы, он был человеком с двойным дном, или, проще говоря, двуликим Янусом. Мы с ним трудно сходились, а когда наконец сошлись, он сам об этом рассказал, нарушив одно из строжайших коммерческих табу. Короче, кроме того что он занимался легальным бизнесом, он был еще вором в законе по кличке Яша Мосол, причем вором старой, нэпмановской закваски. В "Купидон" его откомандировал сходняк для выполнения какой-то чрезвычайно важной для всего воровского дела миссии. Вскоре я убедилась, что связи у него немалые. В его гроссбухе имелись номера телефонов видных шишек из разных министерств и ведомств, а также он хорошо знал турка Дилавера, который меня завербовал. Уже на второй-третий день я прекрасно понимала, что если кто-то поможет мне выбраться из "Купидона" живой, так это Геннадий Миронович. Какой вывод из этого могла сделать такая девочка, как я, ежу понятно. Мы оба глазом не успели моргнуть, как оказались в одной постели, и я сделала все возможное, чтобы он остался доволен. Довольной, как ни странно, осталась только одна его половина - та, которая была Яшей Мослом.

Вторая половина, которая была коммерческим директором "Купидона", не верила ни в какие любовные сказки и вообще была равнодушна ко всему, кроме звона монет. Отличить одного от другого не составляло труда. Вальяжный Геннадий Миронович говорил на двух языках, на английском и польском, запросто и со знанием дела употреблял такие слова, как "маркетинг", "компьютерный анализ", "капитализация" и "дебилизация", курил контрабандный золотой "Парламент" и пил охлажденные коктейли. Яша Мосол жрал руками, сосал "травку", играл в "сику" и изъяснялся исключительно матом или по фене. Находиться вместе в одном туловище им было тяжело, и я не раз наблюдала, как спровоцированный чьим-нибудь неосторожным замечанием благообразный бизнесмен Шатунов вдруг покрывался свекольной рябью, начинал размахивать руками и задыхаться, будто готовился к обмороку, - и это значило, что в неурочное время пытался вырваться на волю Яша Мосол. Естественно, мне ближе и приятнее был вор в законе, который балдел от моих ласк и в один прекрасный день поклялся страшной воровской клятвой, что замочит каждого, кто попробует меня опустить. В ту же секунду двойник бизнесмен Шатунов отозвался на клятву холодным, скептическим смешком.

Геннадий Миронович сидел в одной комнате со мной, и столы у нас были одинаковые, но ему еще принадлежал сейф с электронными запорами, который он при мне ни разу не открыл. Вообще в контору он заглядывал редко, и то на час, на два. В остальное время наша троица - я, бухгалтерша и секретарша Вадик - в основном бездельничала, но никто не скучал. Зинаида Андреевна корпела над якобы квартальным отчетом, я названивала по телефону, смотрела телевизор и мучительно искала выход из создавшегося положения, Вадик-Таня прихорашивался перед карманным зеркальцем, подолгу курил, мечтательно глядя в окно (за его окном краснела кирпичная стена), иногда приводил какого-нибудь посетителя: "Надежда Егоровна, это к вам".

Появление каждого нового лица меня пугало, потому что было необъяснимым. Никакой мало-мальски осмысленной трудовой деятельности мы не вели, объявлений не давали, и о нашем существовании свидетельствовала лишь скромная, почти незаметная табличка под козырьком подъезда - "ООО "Купидон"". Но люди, ведомые таинственным рыночным чутьем, все же забредали, преимущественно старики и старушки, а также молодые коробейники, готовые всучить задешево любой товар, начиная от поролоновых подушек и плееров и кончая виагрой с Пелевиным с Марининой. Старики, естественно, просили хоть какого-то вспоможения, ссылаясь на близкую голодную смерть, и так как с каждым днем их становилось все больше, я предложила Зинаиде Андреевне открыть небольшой благотворительный счет и раздавать особо нуждающимся по десять-двадцать рублей. Бухгалтершу от моих слов едва не хватила кондрашка.

- Милочка, вы хоть думаете, что говорите?

- Что такое, Зинаида Андреевна?

- Да я не знаю, чем зарплату платить... Извините, Надежда Егоровна, вы где работали раньше?

- По-всякому бывало... Какое это имеет отношение?..

- Такое, милочка, что у нас солидное учреждение. Кто же вам позволит выходить за рамки сметы? Чтобы открыть новый счет, потребуется решение координационного совета.

- Понятно... Но ведь жалко стареньких. Им тоже хочется молочка с хлебушком.

- Коли вы такая жалостливая, выходите с предложением наверх.

- Куда наверх?

Бухгалтерша не ответила, на мгновение остекленела и, сокрушенно разводя руками, удалилась.

Несколько раз я пыталась связаться с Лякой, но у нее дома никто не отвечал, а сотовая трубка сообщила, что абонент вне предела досягаемости. Набравшись духу, я позвонила Ивану Захаровичу в банк "Анаконда". Он узнал меня, но держался как-то скованно. Учтиво поинтересовался, все ли у меня в порядке, но когда я начала жаловаться, тут же перебил, сказав, что у него совещание и не могла бы я перезвонить в другой раз, через денек-два.

- Иван Захарович, - заспешила я, - никак не могу найти Ляку... Не подскажете, где она? Ответ получила поразительный:

- Надин, дружочек, а разве вы с ней не в турпоездке?

Я положила трубку. Абсурдность происходящего меня не смущала, наоборот, вдохновляла. Я не вчера родилась и хорошо усвоила, что в этой стране шуршание больших денег всегда сопровождается потусторонними явлениями. Но такими они кажутся только непосвященным.

Примерно на десятый день Геннадий Миронович явился в офис какой-то всполошенный. Мне даже показалось, что и Мосол пришел вместе с ним. Секретарша Вадик-Таня, как было заведено, подал кофе с ликером, и Шатунов выставил его за дверь, дружески потрепав по заду. Обратил на меня злые очи:

- Ну, Надюха, готова?

- К чему, Гена? Хочешь прямо здесь?

- Не до озорства сейчас. Пора выходить на Иванцову. Из-под очочков посверкивали голубоватые лучики, огромной пятерней почесал под рубахой грудь в том месте, где, я помню, любовалась, - вытатуированы два летящих ангела.

- Как это, Гена, выходить на Иванцову? Долго смотрел на меня, словно не узнавая, потом выпил ликеру, поморщился - ах, не водка. Мосол явно пробивался наружу, в кабинете это случилось впервые.

- Слушай сюда, Надюха. Ведено ускорить процесс. Подробности тебе знать необязательно. Надо заручиться закорючкой Громякина. С ним договоренность давно имеется. Твое дело - толчок через Иванцову.

- Какой процесс, Геночка?

Психанул. На скулах запрыгали желваки. Мосол почти вышел из-под контроля, но мне это было на руку. С ним управиться легче. Вор в законе податлив на ласку и на слезу. Тем более связан воровской клятвой.

- Ядовитые вопросики задаешь. По рогам хочешь схлопотать?

- Почему сразу по рогам? Мосолушка, ты меня больше не любишь?

Зыркнул по сторонам, заглянул под стол (тюремная привычка), а я застенчиво перебралась к нему на колени.

- Правда, Мосолушка... я же ничего не знаю. Сколько можно играть втемную? По-человечески пойми меня как женщину.

- Здесь я тебе не Мосол, а Геннадий Миронович. Заруби на носу.

Бодрился, но на самом деле уже потек. Рожа побагровела. Еще секунда - и ринется запирать дверь.

- Звони той падле. Дело срочное. Не терпит отлагательств. На заметке у Мудрика.

Я пересела на стул. Нельзя доводить до крайности. Из Мосолка можно что-нибудь выудить, именно когда он в промежутке между желанием и самим половым актом. Когда свое возьмет, только рычит удовлетворенно. Точно так же от Геннадия Мироновича, его двойника, можно что-либо узнать, когда он в уме пересчитывает купюры. В этот момент на его смурной морде появляется мечтательное выражение, как у лунатика, и он теряет самоконтроль.

- Мосол Миронович, вот мое последнее слово. Скажи что за процесс и кто такой Мудрик? Тогда позвоню Иванцовой. Хотя мы с ней никакие не подруги, сто раз говорила.

- Не знаешь, кто такой Мудрик?

- Откуда?