Города монет и пряностей - Кэтрин Валенте

Когда оглядываешься назад, счастье кажется таким мимолётным, но тогда, с ней, я будто прожила целую жизнь под сенью беспокойных кедров. До того дня, когда она ворвалась в нашу комнату и захлопнула за собой дверь. Её грудь вздымалась под чёрными бусами, а лицо покраснело от рыданий. Я подбежала к ней, и она зарылась лицом в мою гриву. Наконец она отстранилась и издала ужасный всхлип, долгий, надломленный вой. Я помню, как сама выла точно так же.

Из её рта выпала жемчужина.

Сказка о Двенадцати Монетах

(продолжение)

Голос Гроттески, лившийся из её рта с кривой челюстью, полностью овладел нами. Она то повышала, то понижала тон; слова звучали приглушенно, хрипло, но отчётливо и пронзительно, как звуки арфы.

– Кто-то её отравил, – простонала мантикора, – кто-то явился в Янтарь-Абад лишь ради того, чтобы навредить моей подруге, потому что отцу не нравились её книги, пироги или питомцы. Каким человеком надо быть, чтобы пополнять свою кладовую наказывая других людей во исполнение чьих-то жалких требований?

Мы с Темницей заёрзали у её хвоста, и я бросил на мою стриженую подругу взгляд из-под ресниц.

– Ты рассказываешь не ту историю, – прошептал я. – Что случилось с девушкой из чая?

Гроттески уставилась на нас ясными и удивлёнными глазами:

– Какая вы нетерпеливая пара! Я шла к этому рассказу издалека, чтобы всё было понятно. Мой друг в зелёном вас испортил! Его история вам больше нравится, потому что там есть гарем. Молодым людям всегда нравятся истории о женщинах в беде, одетых в шелка.

Темница больно ткнула меня локтем.

– Мне нравится эта история. Сиди тихо, – прошипела она.

Мантикора закатила глаза.

– Ладно, артист должен уметь угодить публике. – Темница осмелела и подобралась ближе к красной львице, осторожно прижалась к её рёбрам. – Хинд умоляла увести её прочь. Она заверила меня, что знает, как использовать плавающие платформы, и что мы можем сбежать из Янтарь-Абада туда, где её жемчужную болезнь можно обратить во благо. И вот девушка в чёрных бусах собрала в дорогу свои пироги и несколько драгоценных книг, забралась мне на спину, с гордостью усевшись по-мужски, что ей не раз запрещал делать отец.

Сказка Мантикоры

(продолжение)

Мы вместе спустились сквозь ветви и облака, и всю дорогу вниз она прижималась ко мне; её длинные пальцы сжимали мою гриву, боясь упасть, пока я спрыгивала с последней янтарной планки. Чтобы не ранить её, я исправно опускала хвост, хотя непокорная штуковина всё время пыталась закрутиться кверху. Мы ступили на густую траву, и моя подруга рассмеялась, ощутив под ногами твёрдую землю. Мы отправились куда глаза глядят, на поиски другого города, и по дороге в то знаменитое место, что звалось, как зовётся сейчас, Аджанаб, повстречали самую странную труппу из всех возможных, что катила свою тележку вдоль берега моря.

Уверена, вам не нужно описывать моего Тальо. Были ли его волосы тогда длиннее, а глаза ярче? Не знаю. Он не носил зелёное. Иммаколата порвала на лоскутки свой красный наряд, но вплела несколько обрывков в волосы, в память о своём рабстве, и они заметно выделялись на коричневом фоне. Красивая была пара. Тальо играл на дудочке, Иммаколата стала кем-то вроде лудильщицы, хотя мешки с чаем всегда были при ней. Они зарабатывали на скромную жизнь, показывая трюки и подыгрывая себе на щипцах странного вида [16]; на ломоть хлеба и кусочек сыра денег хватало. Они рассказали нам свою историю и что не знают, куда идут. Им просто надо уйти подальше от того места, где они побывали, и это полуголодное путешествие длится уже несколько лет. Хинд, любительница домашних питомцев, попросилась с ними в город пряностей, который находился так далеко оттуда, что с тем же успехом его можно было оторвать от карты мира и спрятать где-нибудь под ней.

– Я соскучилась по компании, – сказала Хинд. – Хоть мы с красным чудовищем и любим друг друга, думаю, ей хотелось бы общества другого чудовища, а мне – другой женщины. В Аджанабе наверняка есть пряности для твоих чаёв, о которых ты и не мечтала. Наверное, там готовят жаркое из невиданного мяса. Пойдём вместе: вы будете рассказывать нам истории, есть пироги и читать наши книги, а мы подарим вам любовь, которой вы заслуживаете.

Когда она закончила говорить, её ладони были полны жемчуга. Пара смотрела на неё во все глаза.

И мы пустились в путь. Поскольку Хинд с каждым словом выплёвывала по жемчужине, нам редко приходилось голодать. Тальо обучил её жонглировать и пантомиме. Иммаколата заваривала нам чай у бесчисленных походных костров. Они были счастливы… Есть много способов быть счастливыми, и они нашли свой. Вытаскивали монеты друг у друга из ушей и заставляли бесчисленные кубки и башмаки исчезать, а затем появляться, вызывая взрывы визгливого смеха, напоминавшего крики сов на ветру. Я им завидовала, как и бедная одинокая Хинд, у которой больше не было симпатичных юношей, поющих под окном, – ей пела только я. Каждый вечер девушка с красными лентами в косах уводила газелли за деревья или в заросли тростника, позволяя ему отведать единственную каплю крови из своего горла. Её шея была покрыта узором из маленьких шрамов, похожим на карту звёздного неба. Хинд наблюдала за этим в тишине, одиноко стоя у костра и крепко обхватив себя руками. Она никогда не говорила, что думает об их ритуале.

Постепенно море сменили длинные равнины, заросшие травой, и на одной из этих равнин обнаружился стихийно возникший городишко из шатров всевозможных ярких цветов, которые в утреннем тумане казались парусами на мачтах кораблей. Это было что-то вроде цирка: артисты всех мастей протирали сонные глаза и упражнялись, пристёгивали ходули и полировали трубы, разучивали скрипичные гаммы и крики зазывал, и множество ног разминалось, чтобы ступать грациозно. Сотня голосов издавала трели октаву за октавой, а сотня тучных контральто извергала сотню партий из трагедий и комедий.

Пока этот весёлый водоворот затягивал нас всё глубже, Хинд прижималась ко мне, непривычная к такому количеству странных людей. Иммаколата гладила её по волосам. По пути сквозь ряды шатров с нами едва не столкнулась женщина, ведшая в поводу массивного вепря, который шел на задних ногах, – на голове у него была жёлтая шапочка, а на шее, поросшей колючей щетиной, напоказ повязаны жёлтые ленты. Женщина была невысокого роста, худая, как надломленный прутик, и одетая в козлиные шкуры – серые и жёсткие лоскуты свисали с её рук и талии до изящных щиколоток. Её узкие глаза имели пронзительно-золотой оттенок, а волосы отдавали синим, как у сирены. Она держала в руке длинную глиняную трубку, мундштук которой поблёскивал зелёным.