Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Подошли к углу Третьей авеню и 72-й улицы. Тут Володя остановился возле дома, который строился и вырос уже наполовину. Он поглядел на недостроенный дом и сказал: «Здесь хочу жить! Знаешь, я много ездил. Шарик круглый и безуглый. По-моему, без балды, мир — провинция, а Нью-Йорк — столица. Сумасшедший город! Потрясающий город! Жди меня насовсем в восемьдесят втором. Только не трепи. А Марина тебя еще с Москвы не любит…» Я спросил: «Может, оттого, что она хоть и французская, но коммунистка?»

«Нет, — сказал он, — не потому, а потому, что — собственница. А потом: птицам плевать на корни. Им нужны плоды и черви. На худой конец — кора. Глубина и нутро не для птиц. А ты тоже пернатый, — вдруг озлился он в который раз и пояснил: — Да как ты мог! Как ты мог проситься назад! Знаю, что не ты, не в тебе дело. Это я слышал, но и в тебе. В те-бе! Хочешь ломаться — вали, но не гнись, не гнись, болван. Помнишь, я ей розы в роддом принес? Так я не ей. А Ваське твоему. Ваське!..»

Он замолчал. Стало еще жарче. Мы пошли назад. Он сказал: «Хочу и буду жить в Нью-Йорке. Как? Не знаю, но догадываюсь. Деньги? Деньги у нас найдутся… Ты говоришь, какая из двух моих половин хочет в Нью-Йорк, а какая боится порвать с Россией. Да обе хотят сюда, и обе хотят забредать туда. Раз в пять лет. Нет, раз в год. Приехать из Нью-Йорка на пароходе и подгадать рейсом прямо в Одессу. Мой город. Первый фильм, первые песни в кино, опять же женщины жгучие, да!.. Но эмигрировать — нет!..»

В наши дни многие высоцковеды спорят с этими воспоминаниями, поскольку они вносят существенный дисбаланс в тот образ Высоцкого, который сложился у миллионов людей: патриот своей родины, даже мысли не допускавший об отъезде на Запад. А по Павлу Леонидову получается, что Высоцкий собирался в 82-м перебраться жить в Нью-Йорк (а не в Париж, который он считал провинцией) и изредка приезжать на родину. Судя по всему, двоюродный брат не врал, хотя большинство высоцковедов оспаривают многие из его выводов (после выпуска мемуаров на Леонидова вообще вылили много помоев за то, что он весьма критично описал многие поступки Высоцкого; впрочем, та же участь постигла и Марину Влади после ее мемуаров «Владимир, или Прерванный полет»).

Но вернемся к Высоцкому.

К концу 70-х он и в самом деле был сыт по горло как Францией, так и своим браком с Мариной Влади. Несмотря на то что для подавляющего большинства простых советских людей эта страна являлась самой желанной из всех западноевропейских стран (благодаря тому имиджу, который создавали этой стране ее фильмы, демонстрировавшиеся в СССР, и эстраде, где доминировали Мирей Матье и Джо Дассен), для Высоцкого наоборот — Франция была уже отрезанным ломтем. Видимо, ему уже поперек горла стояла всегда присущая этой стране «левизна». Как честно признался он сам в одном из своих стихотворений конца 70-х:

Уже и в Париже неуют:Уже и там витрины бьют,Уже и там давно не рай,А как везде — передний край…

Высоцкий прав: Франция середины 70-х была далеко не раем, а страной, объятой кризисом и «левыми» волнениями. Пришедший к власти в 1974 году президент Валери Жискар д'Эстен был ставленником крупного капитала и защитником прежде всего его интересов. При нем ситуация в стране менялась не в лучшую сторону. Безработица увеличилась в 5 раз (в 1974–1980 годах только в промышленности и строительстве было ликвидировано 800 тысяч рабочих мест), а по уровню инфляции Франция уступала в Европе только Италии (цены на предметы широкого потребления ежегодно росли на 8 — 10 %). Если в 1973 году, когда Высоцкий впервые приехал во Францию, батон хлеба стоил там 0,9 франка, то в 1980 году — уже 2,5 франка, килограмм говядины — 18 франков, через шесть лет — 50 франков, газеты с цены в 1,2 франка в 73-м через шесть лет скакнули до отметки в 3 франка и т. д. Во второй половине 70-х рост цен превысил 15 %, то есть был рекордным за годы Пятой республики. Все это привело к тому, что в августе 1976 года в отставку подал премьер-министр Франции Жак Ширак и в его кресло сел Раймон Барр. Но улучшения не произошло, поскольку выход из кризиса новый глава правительства нашел… в переложении трудностей в экономике на плечи рядовых французов.

Барр объявил, что в 1977 году рост зарплаты не должен превышать 6,5 %, в то время как рост цен оставался значительно бо#льшим. В то же время облегчались условия кредита для промышленников и предоставлялись крупные льготные займы некоторым компаниям; несколько снижалась ставка косвенного налога на потребительские товары, и в то же время увеличивались другие налоги, в частности подоходный. Правительство усилило наступление на права профсоюзов и демократических партий, стало все чаще применять насилие (разгоны демонстраций) и административный произвол. В русле этой политики и был отменен в 1978 году контроль над ценами на хлеб, введенный еще во времена Великой французской революции, что уже через год привело к тому, что цены на этот продукт выросли на 22 %.

Казалось бы, какое отношение это имело к Высоцкому? Да самое прямое. Его жена Марина Влади хоть и была известной киноактрисой, однако ее звездная слава к тому времени уже прошла. Снималась она не так часто, как раньше (в основном на телевидении), к тому же и гонорары ее упали. А ведь у нее на руках было трое детей от разных браков, куча родственников плюс Высоцкий, который первую половину их брака считался отнюдь не самым богатым артистом («У нее — занавески в разводах… у меня на окне… только пыль, только толстая пыль на комодах…»). В итоге в начале 70-х Влади вынуждена была отказаться от своего большого дома в Мэзон-Лаффит и переехать в дом поскромнее. И хотя чуть позже она вновь вернется в прежний дом, но это случится уже накануне смерти Высоцкого. Влади не сможет даже ездить к мужу в Москву как туристка, поскольку это будет дорого для нее, и советские власти опять пойдут ей навстречу, будут беспрепятственно выдавать визы в любое время (всего ей выдадут больше 70 виз, что лишний раз доказывает, как в Москве пеклись о том, чтобы этот выгодный Кремлю брак, не дай бог не распался).

Видимо, именно осознание того, что за их браком стоит Кремль, и было одним из поводов к тому, чтобы Высоцкий к нему решительно охладел. Он устал быть марионеткой в руках «больших людей — тузов и крезов» и только искал повода, чтобы разрубить этот узел. И вот он открыл для себя Нью-Йорк. Выбор именно этого города вполне понятен: из всех американских мегаполисов он слыл самым интернациональным, к тому же там была самая многочисленная и мощная еврейская диаспора в Америке, которая всегда готова была помогать Высоцкому во всех его начинаниях. Даже несмотря на то, что сам он считал свой кровнородственный союз (еврея и русского) смешной и странной химерой, о чем и написал в своем стихотворении 79-го года «Казалось мне, я превозмог…»