Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху

добавить их враги к уже совершенным, и подчеркивали, что это намерение не было результатом какого-либо преступления, «недавно совершенного конверсо». То, что побудило «старых христиан» снова напасть на них, было «их алчностью к богатству, приобретенному трудом и усердием конверсо». Не было другого мотива, потому что «все другие обвинения», которые «старые христиане» выдвинули против них, были беспочвенными и не опирались ни на какие факты; они были продиктованы «злобой и наглостью»[2352].

Этот пассаж, в котором Паленсия приводит «обычные жалобы» марранов, является важным свидетельством, потому что он четко представляет ответ марранов на выдвинутые против них в то время обвинения. Поскольку это были, по словам Паленсии, «обычные» жалобы марранов, они не представили каких-либо новых аргументов, разработанных в те дни, чтобы произвести впечатление на графа. Скорее это являлось их постоянной позицией, утверждением, сделанным снова и снова — их торжественным заверением в своей невиновности. То, что марраны заявляли в 1449 г., вслед за беспорядками и инквизицией в Толедо, они повторяли в 1467 г., почти двумя десятилетиями позже. Они отвергли обвинения против себя как лживые — на деле лишенные крупицы правды, как злонамеренную клевету, рассчитанную на то, чтобы спровоцировать кровавые нападения на их общины. Нет никакого свидетельства, подтверждающего эту клевету, и марраны не совершили в последнее время никакого преступления, которое могло бы оправдать выдвинутые против них обвинения. Что же тогда раздражало «старых христиан» до такой степени, что они пошли на такое? Марраны могли дать только один ответ — ответ, данный Докладчиком, Торкемадой и Картахеной, их защитниками в 1449 г., и любым из них сотни раз с тех пор: это порочное желание «старых христиан» овладеть их богатством. Зависть является корнем этой дикой ненависти, разожженной против них в городах Кастилии, — зависть, жадность и злоба, а вовсе никакие якобы религиозные, социальные и экономические правонарушения, приписываемые марранам. Таким образом, марраны начисто отвергли все обвинения их старохристианских противников, они называли их лжецами, склонными к грабежу и убийству, которые, не сдерживаемые никакими законами, распространяли ложь, чтобы прикрыть свои скверные намерения моральными предлогами.

Таким образом, здесь Паленсия представляет то, что может рассматриваться как «обычная» самозащита конверсо. Паленсия воздерживается от выражения своей позиции в этом конкретном случае. Но если мы вспомним его высказывание о мотивах тех, кто атаковал марранов в Кармоне, мы должны прийти к выводу, что он соглашается с доводами марранов. Обсуждая волнения в Кармоне, Паленсия, как мы видим, открыто выступал против «заговора мятежников», который был составлен против марранов города теми, кто «жаждал их богатства», причинял им зло «во имя религии», даже если удовлетворение этой жажды требовало «мародерства, убийств и совершения всех возможных подлостей насилия». Паленсия сравнивал эти мерзости с теми, что были сделаны «до этого в Толедо» (т. е. во время бунта Сармьенто), и с тем, что «воры сделали позже» в том же городе в 1467 г.[2353]

Здесь мы не слышим слова самозащиты марранов, как было представлено Паленсией в разных случаях, — самозащиты, которую можно было бы счесть тенденциозной и поэтому в лучшем случае — полуправдой. Здесь мы слышим собственный голос Паленсии и можем видеть, что его взгляд на врагов марранов совпадал со взглядом самих марранов. По мнению Паленсии, здесь атака на конверсо совершалась не по религиозным или моральным причинам, или из соображений общего блага, а только потому, что на марранов нападали, по существу, «воры», одержимые страстью к добыче и богатству, не поморщившись ни перед каким преступлением. Мы можем допустить, что Паленсия включил в эту категорию всех безумных противников марранов в Кастилии — всех их агитаторов и лидеров, настаивавших на устранении конверсо из Испании. Но он, несомненно, имел в виду также и многих из них, а главное, думал о массах их последователей, которые совершали грабежи и убийства.

Итак, марраны, по словам Паленсии, столкнулись с проблемой, и мы видим, что они предприняли некоторые шаги, чтобы противостоять ей. Ясно, что они рассматривали военное столкновение между ними и их врагами весьма возможным, и сделали все, чтобы достойно встретить его. Согласно Паленсии, они надеялись выйти победителями. Но к какой победе они стремились? Что назвал Паленсия их «самонадеянной решимостью», их «тайными намерениями», их замыслом, которого они не раскрыли графу Сифуэнтесу? Ясно, что здесь Паленсия пытается сказать нам, что марранов более не удовлетворяло отражение атаки агрессоров — «старых христиан» — на их кварталы, и даже нанесение им тяжелых потерь. Марраны, по мнению Паленсии, надеялись на нанесение врагам сокрушительного поражения в битве, что заставит последних просить пощады. Паленсия немногословен в этом вопросе, но то, как он представляет нам эту ситуацию, приводит нас к заключению, что именно это марраны и планировали. По существу, Паленсия создает явное впечатление, что марраны хотели спровоцировать конфликт со своими врагами, как только они закончат свои военные приготовления и заключат политические и военные союзы.

Откуда Паленсия узнал об этом? Несомненно, из антимарранских источников, которые, пытаясь обвинить конверсо в беспорядках, представили приписываемые марранам планы как причину начала гражданской войны в Толедо. Чтобы поддержать свое утверждение, эти источники указали на огромное количество веревок (более десяти тысяч, согласно одной оценке), которые собрали марраны, чтобы связывать своих пленных. Паленсия отнесся к этой информации как к фактам и доказательствам грандиозного плана конверсо[2354]. Возможно, он оценил этот план (как было сообщено ему их противниками) как нереальный, результат огромного преувеличения их силы; может быть поэтому он назвал это «самонадеянной решимостью». В любом случае, утверждал он, марраны Толледо готовили триумфальный штурм. Не хватало только повода для их агрессии, искры, чтобы разжечь вражду. Согласно Паленсии, эту искру тоже высекли марраны.

«Наконец, — говорит он нам, — был предоставлен случай для осуществления [их] плана. Альвар Гомес, бывший секретарь короля Энрике, который был назначен чрезвычайным членом магистрата Толедо, совершил какие-то злоупотребления вскоре после того, как начал исполнять свои обязанности, за что и был предан [толедской Церковью] анафеме. Но он, который знал, что его друзья той же расы [т. е. конверсо Толедо] замышляют [атаковать «старых христиан» города], и, возможно, тоже был с ними в заговоре, ворвался в церковь во время службы, которая немедленно прервалась. Произошел обмен резкостями, и сторонники Альвара Гомеса, игнорируя святость места, схватились за сабли и выставили священнослужителя, который пытался оттолкнуть наглеца. Поднялся большой шум. Люди отреагировали на звуки драки, выкрикивая, что их враги совершили преступление из ненависти и презрения к религии и святому храму»[2355].

Так Паленсия описывает начало сражения, которое разразилось в Толедо 21 июля 1467 г. между «старыми»