Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

жалко, в Карфагене вообще все испанцы – свои, но турдетаны всё-таки ближе и роднее. Ага, племенной национализм в чистейшем и незамутнённейшем виде.

Дико по нашим современным меркам? Увы, здесь – античный мир, для которого именно это абсолютно нормально и естественно. На втором месте по значимости для неё её отцовская родня в Гадесе, но тут нет особых причин для беспокойства. Моей жене не нужно объяснять, что финикийские города на средиземноморском берегу – это одно, а расположенный по ту сторону пролива и омываемый открытым океаном Гадес – совсем другое. По этому Внутреннему морю римские купцы и сами уже плавать наловчились, и финикийцы им там не очень-то нужны, а вот океан – страшен, и самим гордым квиритам соваться туда боязно – на хрен, на хрен, гадесцы ведь на то есть, вот пусть они и рискуют головами на суровых океанских волнах. Поэтому Гадес Риму нужен целым и невредимым, а в рабство можно и ненужных средиземноморских финикийцев обратить, заодно и своих купцов от финикийских конкурентов избавив. Все же прочие испанцы для неё – вообще начиная с третьей очереди, которую как раз и занимают бастулоны. Кому из них повезёт, кто продержится до начала задуманной нами с её отцом операции – те смогут принять в ней участие и получить свой шанс для достойной дальнейшей жизни. Каждому – своё…

Да и мои собственные оценки, если вдуматься, не так уж сильно отличаются. Вон сладко посапывает в своей люльке мой карапуз. А кто он? Прежде всего, конечно, русский – об этом я позабочусь. Но на четвертушку он этруск и ещё на четвертушку – турдетан, и пускай он и сам ещё об этом едва ли подозревает – от этого никуда не деться. Турдетаны – ближе всех для моей семьи. А кто составляет большинство наших товарищей по оружию? Тоже турдетаны. Ну так и о чём тут тогда вообще думать-то? Конечно, и Софониба – ни разу не чужая, и против её несчастных соплеменников я ничего не имею, но – реализма, мля, никто не отменял. Как объяснишь тому же Миликону, например, в честь какого такого абстрактного человеколюбия он обязан приютить под крылышком и бастулонских беглецов, когда куча его собственных соплеменников ещё не пристроена? Турдетаны теснятся в лагере и питаются желудями, всех принять невозможно, а тут ещё и эти. Куда, спрашивается? Дахау, конечно, концентрационный лагерь, но и он ни разу не резиновый. Позже, когда всё устаканится, можно будет принять и некоторое количество хороших ремесленников из этих городов. Но вряд ли многих. Во-первых, свои хорошие ремесленники есть и у самих турдетан, и утеснять своих ради чужаков никто не станет. А во-вторых – нельзя портить отношений с Римом. На создание чисто военных поселений римляне «добро» дали, но о полноценных городах со сманиванием туда бастулонских горожан уговора не было. И так-то договор с Римом содержит в себе, как и все римские договоры, одну маленькую, но существенную оговорочку – «до тех пор, пока это будет угодно сенату и народу Рима», которая позволяет этим гордым квиритам в любой момент пересмотреть достигнутое ранее соглашение. И куда тут было деваться? Без утверждения сенатом договор недействителен, а без стандартной оговорки сенат хрен чего утвердит – или соглашайся на такой подвох, или вообще безоговорочно сдавайся на сомнительную римскую милость. Третьего, как говорится, не дано, и давать римлянам лишний повод для пересмотра столь удачно заключённого договора – Миликон ещё с ума не сошёл. Мы сами – тем более. Не для того старались.

Говорили в этом контексте и о флоте. Обосновывая мне нужность и полезность своих соплеменников, Софониба напомнила и о виденных нами в пути многочисленных малых гаулах бастулонских рыбаков – более узких и быстроходных, чем все эти пузатые купеческие. А благодаря хоть какому-то килю – уж всяко не уступающих в остойчивости туземным плоскодонкам. Жизнь же у тамошних рыбаков – далеко не малина, особенно теперь, и стоит лишь поманить, объявить вербовку добровольцев – сразу же найдутся и подходящие люди, и подходящие судёнышки. И ведь права, тут возразить нечего.

Никто не произносит вслух, но все и так в курсе, что при случае кое-кто из тех рыбачков и деревянную парусную «рыбу» сцапать не побрезгует, и немало таких, так что контингент это в самом деле тёртый и лихой, и для будущих целей Миликона – вполне пригодный. Но то – для будущих. Сейчас-то выхода к морю у владений вождя нет, они – выше по течению Тинтоса, а без своего морского порта не так-то легко будет объяснить римлянам смысл и предназначение многочисленной бастулонской флотилии. Это ведь для открытого моря те рыбацкие гаулы мелковаты, а на небольшой реке каждая из них будет выглядеть как та подводная лодка в степях Украины. А уж целый флот из таких гаул – на хрен, на хрен! Вот позже, когда Миликон поднакопит силёнок для своей наступательной и завоевательной операции, а Ликут со своими лузитанскими хулиганами – поможет нам со своей стороны обосновать перед римлянами её целесообразность и своевременность, то тогда – совсем другое дело. Тогда и жалоба дружественного и союзного Риму вождя на отсутствие у него своего собственного флота прозвучит убедительно и реакцию вызовет правильную – без тех идиотских вопросов, на которые ведь иначе пришлось бы на полном серьёзе чего-то внятное отвечать. Хохлятский довод «а шоб було» с ними не прокатит.

На следующий день, дав мне таким образом пару дней побалдеть в семейном кругу, тесть вызвал меня к себе для отчёта о нашей командировке. Мужик есть мужик – ему и половины того не понадобилось объяснять, что я бабам своим разжёвывал. Самый подробный рассказ в результате оказался не о делах, ради которых я был туда направлен, а всё о том же приколе с Дахау – Фабриций успел отписать о нём отцу, и мне пришлось разжёвывать Арунтию неизвестный ему контекст. Въехав в суть этого юмора, тесть тоже прикололся, после чего посмеивался всякий раз, когда в разговоре упоминалось название лагеря и городка. Но особенно доволен он остался, конечно, не приколом, а тем, как лихо мы настропалили Миликона на массовую подготовку турдетанских лучников. Оказалось, что и он здесь времени зря не терял.

Ещё перед этой командировкой я как-то раз поделился с ним информацией о той будущей помешанности римлян на травле диких зверей в их будущих амфитеатрах, о которой я сам вычитал в своё время в «Идущих на смерть» у Даниэля Манникса – самая