Греховные радости - Пенни Винченци

— Надо как-то положить всему этому конец, — решительно сказал он Шарлотте. — Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Наверняка есть кто-то, кто мог бы нам помочь.

Глава 61

Шарлотта, ноябрь 1987

Все, разумеется, решили, что она обратилась к нему сама. Никто никогда так и не поверил, да и вряд ли кто мог поверить, что она налетела на него совершенно случайно, на Пайн-стрит, выходя из банка после ничего не давшего разговора с Крисом Хиллом, во время которого она пыталась добиться, чтобы исполнение решения по Хартесту было отложено. Даже когда вся эта история оказалась уже давно позади, и тогда Шарлотте никто не верил. Да и с чего бы всем им ей верить? То, что она говорила, казалось в высшей степени невероятным. Но тем не менее было правдой.

— Шарлотта! — воскликнул он тогда. — Шарлотта, как я рад тебя видеть! А почему ты плачешь? Что случилось?

Она подняла на него глаза и, вместо того чтобы плюнуть ему в лицо и без обиняков высказать все, что она о нем думает, — как не раз обещала себе Шарлотта поступить, если еще когда-нибудь встретится с ним, — она вдруг почувствовала, что тоже рада его видеть, что ей просто приятно увидеть человека культурного, дружелюбного, от которого не исходит никакая угроза; и поэтому она улыбнулась и проговорила:

— Ой, Джереми, я тоже рада тебя видеть!

Аль-Фабаху очень хотелось купить Хартест. Страшно хотелось. Он уже дважды приезжал осматривать имение, каждый раз на лимузине, в сопровождении Чака Дрю, новой девицы и целой машины охранников, которые оставались на улице, пялились на дом, бродили по парку, перекрикивались между собой, громко хохотали и бросали в озеро камни.

Шарлотта не верила в успех своей поездки в Нью-Йорк, но у нее было такое ощущение, что ехать все равно надо.

— Вряд ли нам удастся убедить Криса Хилла; но если с ним даже не поговорить, не попросить его, тогда уж заведомо ничего не удастся.

Разговор состоялся, но убедить Криса Хилла не удалось.

— Простите меня, Шарлотта, — заявил он, глядя на нее так, словно перед ним было какое-то мерзкое насекомое, — но я уже не могу дольше все это откладывать. Лондонское отделение «Прэгерса», как вы знаете, понесло во время биржевого краха значительные потери, и с моей стороны было бы недопустимо не принять меры, которые могли бы способствовать восстановлению его положения.

Крис Хилл при ней позвонил в Лондон; Чак Дрю сказал ему, что мистер Аль-Фабах располагает необходимыми средствами и желал бы ускорить оформление сделки. Он устал жить в гостиницах и мечтает обзавестись собственным домом.

— Рабочие хотели бы приступить к переделке дома примерно через неделю, Шарлотта, — сообщил Хилл. — Надеюсь, вы не станете создавать ненужные и бесполезные препятствия.

Шарлотта вышла из его кабинета, громко хлопнув дверью.

Спустилась вниз, вышла на улицу. И тут столкнулась с Джереми Фостером.

— Пойдем, дорогая, — ласково сказал он, — может быть, мне удастся тебя немного приободрить. Как насчет чая?

Шарлотта, сама того не желая, слабо кивнула (причиной этой слабости стали внезапно остро вспыхнувшие в ней физические воспоминания).

Джереми повел ее в «Плазу», в Пальмовый зал, и угостил потрясающим чаем со сливками, который она, неожиданно для себя самой, проглотила буквально залпом, как голодная волчица, — а потом, еще более неожиданно для себя самой, не только перестала плакать, но и разговорилась, начала подхихикивать и вообще почувствовала себя намного лучше. Она уже успела позабыть, что Джереми всегда влиял на нее подобным образом: он умел очаровать, обаять, рассмешить и развлечь, расслабить ее до какого-то беззаботного, почти безрассудно счастливого состояния. Потом, когда спустя довольно длительное время они спохватились, оказалось, что уже почти шесть часов, поэтому они перешли в Дубовый бар, взяли бутылку шампанского, и она стала рассказывать ему о Хартесте, об арабах, о том, как все это для нее невыносимо, совершенно невыносимо, и если бы только, господи, если бы только Фред был сейчас здесь, всего этого не было бы или, по крайней мере, могло не быть; и Джереми спросил ее, сколько ей нужно, чтобы выпутаться из всей этой истории и спасти Хартест, удержать его хотя бы до возвращения Фреда, а она ответила, что шесть миллионов, и Джереми спросил чего — долларов или фунтов, она ответила, что фунтов, — и тогда он сказал ей, что эти деньги у нее уже есть, просто в память о добром старом времени, а еще потому, что ему жаль, страшно, ужасно жаль, что тогда все так получилось, что он по ней очень скучал и что, оказывая ей подобную услугу, он надеется добиться того, чтобы они хоть изредка виделись: пусть она ему возвращает по десять фунтов в день или даже в неделю, но приносит их сама, возможно, даже в студию; а она ответила, что нет, нет, ни в коем случае, она не может принять от него такие деньги; он возразил, что чепуха, она просто обязана их взять, для него это не деньги, совсем не деньги, ну или очень небольшие деньги, он лишь несколько недель тому назад очень крупно заработал, продав (исключительно благодаря совету ее деда) огромное число акций в тот период, когда их курс на рынке был еще максимальным, и надежно припрятав вырученные суммы в самых разных и совершенно безопасных местах. А вслед за этим он добавил (увидев ее лицо и правильно поняв его выражение), что, само собой разумеется, она может нисколько не сомневаться ни в нем самом, ни в его мотивах, он не выдвигает никаких требований или условий, ну разве только чтобы они оставались друзьями и изредка приходили сюда пить чай со сливками. Теперь, сказал Джереми, он стал совершенно другим человеком, у него нормальный, очень здоровый брак, сейчас они ждут появления еще одного маленького Фостера, а кроме того, до него доходили слухи о ее очень глубокой привязанности к одному весьма симпатичному молодому человеку из «Прэгерса», и он надеется получить приглашение на свадьбу.

— Если хочешь, можешь рассматривать мое предложение просто как деловое, — заявил он. — Скажу юристам, они подготовят любые документы, какие пожелаешь, а когда Хартест снова станет твоим, уже надежно и бесспорно твоим, тогда сможешь подумать, когда и как ты со мной рассчитаешься.

В конце концов Шарлотта сдалась, будучи не в состоянии противиться перспективе того, чтобы Хартест стал надежно и бесспорно принадлежать ей, а точнее, Александру — и ему не грозили бы никакие опасности со стороны мистера Аль-Фабаха, Чака Дрю, Фредди Прэгера или даже ее деда.

А потом, выпив больше половины той бутылки шампанского, расслабившись и словно немного поглупев от чувства облегчения и от счастья, она выходила вместе с ним из гостиницы, выходила в самом прямом смысле, то есть проходила через дверь на улицу, Джереми обнимал ее одной рукой за талию, она смеялась, шутила с ним, поцеловала его сначала в одну щеку, потом в другую, а затем машинально бросила взгляд вниз: там, у самой первой ступеньки лестницы, ведущей к входу, стоял и смотрел на нее Гейб Хоффман.